Мне всегда казалось, что такое поведение Яковлева – это не врожденная или приобретенная мерзость, а умышленная и весьма изощренная пытка для подчиненных. Наверняка он думал, что раз ты работаешь в его отделе, то должен терпеть все. Даже когда он обмочится себе в штаны во время утренней планерки, ты должен будешь спокойно сидеть на стуле и делать долбаные заметки в блокноте.

Мы и сейчас видимся каждый день: Яковлев работает вахтером в большом офисном здании, где два этажа занимает моя контора. Он все так же громко сопит и выбрасывает в воздух куски бутерброда в то время, как говорит мне: «Здравствуйте!» Я молча киваю в ответ.

Мой рабочий день начинается в девять часов утра, когда я нажимаю кнопку лифта. Это такой красивый блестящий агрегат, который вначале тебя бесшумно заглотит, а потом выплюнет на нужном этаже, закроет пасть и умчится прочь.

Все стены нашего просторного лифта – это одно большое зеркало, которое в данный момент помогает мне выдавить прыщ. Я изо всех сил пальцами обеих рук сжимаю маленький участок кожи на лице в ожидании щелчка, когда гной вырвется наружу. Кряхтя и морщась, я зажал кейс между коленями и чуть покачиваюсь. Проходит какое-то время, и именно в этой позе я приезжаю на свой этаж. Прыщ выдавлен.

В этот час в офисе еще тихо, никого нет, так как все приходят только в десять. Я иду мимо дверей отделов и персональных кабинетов в самый дальний конец коридора, где рядом с журчащим фонтаном расположился вход в мою берлогу. В приемной Вероника Ивановна – мой личный помощник и секретарь – поливает цветы из пластмассового кувшина. Ей за пятьдесят, и она неплохо справляется со своими обязанностями.

Я говорю:

– Доброе утро, – и открываю дверь в свой кабинет.

– Доброе, – отвечает Вероника Ивановна и добавляет: звонили из больницы.

– Зачем? – удивленно спрашиваю я, кладя сейф на стол.

– Ваша сестра в больнице. Вы не забыли? – говорит Вероника Ивановна и стирает пыль с полок и объясняет: они спрашивали, собираетесь ли вы приехать.

Прошло три дня, а я до сих пор не навестил сестру. Говорю:

– Сегодня заеду. Какой адрес?

– Вся информация у вас на столе рядом с клавиатурой. Мне предупредить врача? – говорит Вероника Ивановна.

– Нет необходимости, – отвечаю я и сажусь в кресло. Вероника Ивановна закрывает дверь.

Мою сестру зовут Инна, она на два года старше меня и владеет двумя бутиками модной одежды, а в свободное время пишет картины. Правда, ни одной я еще не видел, но, возможно, оно и к лучшему.

На правах старшей сестры Инна привила мне страсть к книгам в возрасте девяти лет. Начиная с того момента, я постоянно что-нибудь читал. Это могли быть сказки народов мира, могли быть детективы Агаты Кристи и Артура Конан Дойла, могли быть рассказы Зощенко. Могло быть что-то еще – без разницы: на первых порах меня увлекали не сюжеты и стилистические приемы, а само считывание букв. Когда под рукой не оказывалось художественной литературы, я читал выходные данные школьных учебников, мятые аннотации к аспирину, срок годности и состав на обертках вареной колбасы.

Какое-то время Инна была солидарна со мной в этом увлечении, но вскоре переметнулась на сторону музыки и кино. Я же так и остался в мире абзацев и предложений. В то время как другие дети во дворе разрывали дождевого червя на несколько частей и наблюдали, как эти части ползут по отдельности, я разбирал литературу. Мне нравилось препарировать книгу, словно она была живым организмом.

В детстве мы с Инной очень много разговаривали. Я делился с ней своими неудачами в школьном социуме, недовольством по поводу внешности, мыслями из прочитанных книг, а она рассказывала о каких-то внутренних противоречиях, метафизических проблемах и познании сущности бытия. В этих беседах, к началу студенческой жизни, родился Измельчитель. Мы придумали его как ответ на все вопросы. Им хотел стать я. Им хотела стать она. Это была основная цель.

Известно, что все люди, независимо от того, кем являются на самом деле, носят маски. Вся жизнь состоит из множества масок и постоянной их смены. Спросите любого психолога. Измельчитель тоже был маской. Его суть – Джек-Потрошитель от мира духовности и интеллекта, Чикатилло с эрудицией вместо ножа, Гитлер и Сталин в одном лице, уничтожающие не жизни, а убеждения. Причем без разницы, какого характера убеждения – важен только сам процесс разрушения жертвы, полной его аннигиляции.

Каждый человек имеет определенное количество вещей, которые ему дороги: книга, перевернувшая жизнь; песня, заставляющая рыдать или еще что-нибудь в этом роде. Задача Измельчителя – при помощи железной логики, вовремя вставленной цитаты и грамотно озвученного анализа растоптать объект любви жертвы, совершив тем самым виртуальное убийство. Прилюдно.

Мне доставляло огромное удовольствие наблюдать за тем, как противник, глотая ртом воздух, пытается защититься, но победить мою начитанность и огромный талант к демагогии было невозможно. В такие секунды я вспоминал все те разы, когда в школе меня называли додиком. Короче говоря, было приятно. К тому же, подобные словесные баталии неплохо тренировали ум и язык. А эти качества, я думал, должны были пригодиться мне в дальнейшей профессиональной деятельности. Как показала жизнь, я не ошибался.

У Инны Измельчитель жил всего пару месяцев. У меня он продержался пять лет, с первого по пятый курс физфака. После окончания университета стало не до него: потребность в интеллектуальных пируэтах сменилась потребностью в деньгах. Стало невозможно издеваться над окружающими, одновременно работая на износ.

Когда-то давно в первом бутике Инны работала одна очень милая продавщица, которая впоследствии стала моей женой. Теперь я каждый день, просыпаясь, вижу рядом с собой лицо хорошо знакомой женщины. Ее зовут Татьяна Долохова. Она каждое утро стоит в ванной и, начищая зубы специальным зубным порошком для идеального (божественного?) отбеливания, повторяет:

– Я звезда!

Так ее научили на тренинге по личностному росту, курс продвинутый, вторая ступень. Ты должен восхвалить себя, дабы стать значимым. Ты должен возлюбить себя, дабы занять место. Ты должен вознести себя, дабы покорить мир. В общем, что-то в этом духе.

Татьяна записалась на ознакомительный курс занятий после того, как начала чувствовать себя ущербной по отношению ко мне. Она говорила, что не чувствует себя личностью, получая от мужа все, что только захочет. Говорила, что женщине необходима самореализация. Идиотизм, но так началось бесконечное путешествие от ступени к ступени, от курса к курсу, от тренинга к тренингу.

Премудростям человеческого бытия мою жену и еще с десяток таких, как она, учит магистр всех известных миру наук по личностному росту: женщина на коротких ногах и в галстуке, принимающая оплату только в евро. На фуршете, посвященном завершению первой ступени продвинутого курса, она подошла к Татьяне и тихонько шепнула ей на ухо:

– В вас я вижу большой потенциал. Вы многого добьетесь. Вы просто обязаны пройти вторую ступень.

Она ела оливку и шептала:

– Это предложение я делаю очень немногим. Только тем, у кого действительно есть шансы.

Она выдыхала Татьяне в лицо запахом сухого мартини с персиковым соком и продолжала нашептывать:

– Занятия начинаются через неделю. У вас есть мой телефон – звоните.

Наконец, она прижалась левой грудью к локтю Татьяны и простонала:

– Не совершите ошибку. Ради самой себя.

С тех пор моя жена начала разговаривать со своим отражением в зеркале. Каждое утро она моет лицо специальной пенкой против морщин и одновременно старается повысить свою самооценку. Будешь любить себя – тебя полюбит весь мир, учила женщина на коротких ногах и в галстуке.

Создается впечатление, что тренинги идут на пользу: Татьяна даже пытается организовать какой-то бизнес, просит у меня денег. По вечерам она делится со мной впечатлениями от применения нового способа организации рабочего времени, пока я раздеваюсь. Она обожает рассказывать о людях-кувшинах, наполняемых жизненным опытом, словно водой, или о кругах отчужденности человека, или еще о какой-нибудь чуши.