Сколько ни пытаюсь, я не могу вспомнить хотя бы одну странность Инны, появившуюся недавно. Все ее тараканы завелись еще в детстве.

– Ее мучили кошмары?

Доктор ведет меня мимо палаты с двумя женщинами, которые изображают жизнь бабочек: бегают от стены к стене и машут крыльями – и спрашивает:

– Ваша сестра слышала голоса? Может быть, она рассказывала вам о незнакомых людях, которые жили в ее квартире?

В ответ я мотаю головой. Инна не говорила мне ничего подобного. Никогда. Правда, один раз она разоткровенничалась и поведала мне о своем гомосексуальном опыте, но это не симптом умственного расстройства. У каждого есть, как минимум, одна такая история: когда было слишком много выпито.

– Она употребляла наркотические вещества? Может быть, ЛСД? Мескалин? Кетамин? В молодости она не увлекалась тареном? – спрашивает меня доктор, пока мы поднимаемся по лестнице на этаж выше.

О, да, думаю я, уж она-то употребляла. Говорю:

– Ничего серьезного. В основном, кокаин.

Доктор удивленно смотрит на меня, затем показывает палату с тремя Гитлерами и говорит:

– Ваша сестра раньше не пыталась покончить жизнь самоубийством? Я не нашел у нее на руках шрамов, но, возможно, она травилась снотворным. У нее не было передозировок? А запоев, кстати?

Мы останавливаемся у одной из бесконечной вереницы дверей, и доктор говорит:

– В этой палате находится ваша сестра. Ее болезнь началась не вчера. Думаю, год – это подходящий срок. Правда, пока еще рано делать выводы, но, возможно, кокаин мог послужить причиной.

– Это было давно, – отвечаю я. Это ведь действительно было черт знает сколько времени назад.

В маленьком окошке, расположенном в верхней части двери, я вижу кровать и лежащую на ней Инну. Ее голова забинтована, а руки привязаны к кровати.

Я спрашиваю:

– Зачем вы ее связали?

– На всякий случай, – отвечает доктор и объясняет: иногда внешне спокойные психи могут исподтишка наброситься на медсестру или даже на врача.

Был один случай, когда вот такая же, ничего не делающая, пациентка перегрызла горло уборщице. Она дождалась момента, пока бедная женщина подошла достаточно близко и бросилась. Вцепилась зубами в сонную артерию и не размыкала пасти своей до тех пор, пока тело уборщицы не перестало дергаться. А затем, как ни в чем не бывало, легла обратно на кровать и уснула.

– Вы думаете, моя сестра опасна? – спрашиваю я. – Думаете, она может напасть на человека?

– Не знаю, – доктор пожимает плечами и качает головой. – Сейчас я не могу утверждать чего-либо. Требуется более длительное наблюдение. Ваша сестра останется у нас. Возможно, очень надолго. Я отворачиваюсь от окошка, смотрю на доктора и говорю:

– Я могу с ней поговорить? – так принято спрашивать.

– Это не имеет смысла, – отвечает доктор и добавляет: она не реагирует на внешние раздражители.

Не проявляет никаких признаков жизни, кроме естественных выделений. Инна попросту превратилась в овощ. Возможно, это как-то связано с гипотетической травмой мозга. Следует сделать снимок черепа. Доктор жестом приглашает меня идти за ним.

– Кстати, я был у нее в квартире, – говорю я, а доктор удовлетворенно кивает. – Там я нашел вот это.

Я протягиваю доктору записку.

– Гном, – читает доктор. – Что бы это могло значить? Есть идеи?

– Нет, – отвечают я. – Думал, вы расскажете.

Мы идем мимо большой палаты, в которой находятся шесть человек, страдающих манией преследования. Они постоянно перемещаются по комнате, выглядывают в зарешеченное окно, прислушиваются к шагам в коридоре. Таких пациентов никогда не покидает чувство, что за ними вот-вот придут. Каждая минута расценивается как последняя.

На прощание доктор говорит:

– Приезжайте через неделю. Думаю, к этому времени мы будем обладать более полной информацией, – он протягивает мне визитную карточку, распечатанную на дешевом картоне банальным ризографом. – Если что – звоните.

Как только вам послышатся голоса или появятся галлюцинации – не стесняйтесь, набирайте мой номер в любое время суток. Первые симптомы заметны не сразу. Они выглядят как обычные, заурядные вещи. Случайный сосед в трамвае может поведать о тайном сговоре правительства и масонов. Также может позвонить старинный друг и сознаться в жестоком убийстве. Только это все будет неправдой, будет игрой больного воображения.

Я говорю:

– Спасибо, – и начинаю уходить.

Доктор кричит вслед:

– Мы сделаем все, чтобы помочь вашей сестре, Александр Евгеньевич! Если вдруг что-то вспомните или найдете в ее вещах – сообщите!

– Всего хорошего, – слышу я за спиной, двигаясь по длинному коридору в сторону выхода.

Вот так оно всегда и начинается. Я звоню Веронике Ивановне, сообщаю, что в офис сегодня не вернусь и еду напиваться.

Главный офис конторы моей сестры находится на четвертом этаже делового центра «Сити». Это высокое, местами обшарпанное здание, построенное еще в 70-х годах. Раньше в нем располагалось областное агентство по печати, а сейчас практически все помещения сдаются в аренду. Здесь можно найти несколько фирм по оптовой продаже продуктов питания, нижнего белья, светотехнических изделий и систем прокладки кабеля – они располагаются в подвале и на нижних этажах. Начиная с третьего, можно найти страховую компанию, два рекламных агентства, охранное предприятие, несметное полчище туристических фирм и несколько офисов абсолютно разношерстных контор.

Холл делового центра «Сити» отделан качественными европейскими материалами, не раздражающими глаз и приятными на ощупь. На вахте сидит маленькая бабушка и читает журнал «Работница». Когда я прохожу мимо, она поднимает глаза и говорит:

– Куда?

Останавливаюсь и отвечаю:

– На четвертый этаж к Ольге Николаевне.

– Сейчас посмотрю, – говорит вахтерша и роется в стопке пропусков. Она достает один и продолжает: ага, есть. Распишитесь.

Я пишу свою фамилию в журнале посетителей и иду дальше. Вахтерша кричит мне вслед:

– Не забудьте там сделать пометку на пропуске и поставить печать! Иначе не выпущу!

Кивая, я нажимаю кнопку вызова лифта. Спустя несколько минут я нахожусь в приемной офиса моей сестры. Здесь из-за высокой стойки, чем-то смахивающей на барную, улыбается молодая секретарша с офисной системой hands-free на голове. Узнав цель моего визита, она просит немного подождать, пока закончится неплановое совещание, на котором все сотрудники думают, как жить дальше без Инны. Я сажусь на широкий диван и беру в руки первый попавшийся каталог. Листаю его.

Ольга Николаевна работает у Инны бухгалтером, и теперь она взяла в руки управление бизнесом. Сегодня утром, позвонив договориться о встрече, я узнал от Ольги Николаевны, что Инна практически не появлялась на работе около полугода. Интересный штрих к тайной жизни моей сестры. Еще один повод задуматься, попытаться понять. Именно за этим я здесь.

Проходит полчаса, и совещание пересекает финишную отметку. Я внимательно рассматриваю соски мулатки, проступившие через тонкую ткань серебристого лифчика, когда в приемной появляется полная женщина лет сорока с толстой папкой документов под мышкой. Наверное, это годовые, квартальные и всякие другие отчеты – вещи, которыми живут бухгалтера.

Она здоровается и приглашает к себе в кабинет.

– Вы, наверное, очень расстроены, Саша, – говорит она, пока мы идем мимо отдела продаж, который напоминает пчелиный улей. На каждый стол приходится по три менеджера. Они словно наскипидаренные бегают от телефона к телефону и постоянно кричат друг на друга, тряся в воздухе органайзерами.

Не знал, что у Инны есть оптовый отдел. Об этом я говорю Ольге Николаевне. Она отвечает:

– Это наш основной заработок, – Ольга Николаевна показывает мне кабинет, в котором сидели она и Инна. – Ваша сестра была очень хорошей и умной. Прекрасным, талантливым руководителем.

Почему о сумасшедших принято говорить так же, как и о покойных: либо хорошо, либо никак. И только вспоминая прошлое. Раньше я этого не замечал, теперь вижу повсюду. Каждый, кто говорит об Инне, употребляет глагол «быть» в прошедшем времени. Я не являюсь исключением.