Называется "Российский цирюльник". Пьеска простая! Проще, проще паренной в кастрюльке репы! А ну, мосье Полкаш, забудьте обидочку да и выбрейте мне господина Серова по первому разряду! Будем его лечить наложением рук на голый череп! Электрошоком лечить будем!

Серов попытался подняться. Но его тут же придавили к полу Цыган и, видимо, переставший обижаться на Глобурду Полкаш...

- Тащи его к свету! Сюды! - забился в крике Глобурда, и Серова испугал изменившийся голос ординатора. Игривости и театральности в голосе как не бывало, была одна неприкрытая, парализующая и удушающая злоба и ненависть.

Через минуту Серов оказался на том же столе, на котором лежала недавно Рози Келлер, жертва ненасытного маркиза, когда-то проводившего в ближнем парижском пригороде Аркюэле анатомические сеансы любви, хорошо помогавшие раскрытию заговоров. Серова, правда, на стол укладывать не стали, а просто усадили на него и держали за плечи и за руки. Держали Цыган и Титановый Марик. Полкаш ушмыгнул куда-то за портьеры.

- Йод! Ножницы! Гребенку! - скомандовал Глобурда, и тут же явился Полкаш с ножницами в руках и с ходу начал резать роскошные, зачесанные назад темно-каштановые, чуть вьющиеся серовские волосы.

Серов попробовал было от ножниц увернуться, однако держали его крепко. От безудержного гнева и тлеющей под этим гневом тревоги Серов сдавленно завыл, попробовал куснуть Марика за руку. Марик руку убрал, а на помощь цирюльникам подоспела медсестра Лиля с пузырьком йода в руках.

Тем временем Полкаш грубо, но весьма ловко - как будто в свободное от военной службы время он только тем и занимался, что стриг подчиненным волосы, - тем временем Полкаш, срезав основную массу серовских волос, добыл из кармана опасную бритву.

- Так я согласный... Так оно справней будет... - буркотал подполковник и, высунув язык, водил аккуратно бритвой по круглой, теперь уже послушной серовской голове.

Как ни старался Полкаш - побрить гладко, побрить без крови не удалось. Серов почувствовал вдруг сильное жжение, две-три тепловатые струйки медленно потекли с темечка к вискам, к шее.

- Лилька! - взвизгнул снова Глобурда. - Не видишь, што ль? Больному помощь требуется!

Недавно голая, а теперь одетая, но все одно тайно разнузданная, сотканная из мягкого лукавства, вся прошпиленная покалывающей дерзостью, Лилька ойкнула и, выйдя из минутного оцепенения, стала сноровисто и быстро обрабатывать ваткой, густо смоченной раствором йода, голову Серова.

И здесь подала голос телеведущая. В черном до полу платье, закутанная платком по брови, напоминала она царицу ночи, во всяком случае, какое-то похожее сравнение родилось в бедной, обритой, болтающейся на тонковатой шее серовской голове еще несколько минут назад.

- Чего вы с ним церемонитесь? - переливая в голосе закипающую сталь, медленно выкликнула царица. - Рвите волосы! Выжигайте бороду! Выдирайте из него с корнем весь этот клоунизм, всю заразу юродства!

Серов попытался обернуться на женский голос, озвучивший его тайные, никому пока не ведомые мысли, бритва оцарапала его сильней, жжение заставило скорчиться, скривиться...

Именно жжение, собиравшееся где-то в затылочной ямке, затем вслед за струйками крови стекавшее вниз, окончательно добило Серова; надсада, явившаяся жжению вослед, запалила в мозгу темную красную свечу, и он, рискуя быть зарезанным бритвой сумасшедшего подполковника, - с силой рванулся и вырвался из рук Цыгана и Марика. Тут же, не раздумывая, он ударил Полкаша кулаком в лицо, тот от неожиданности раскрыл руки, отпрянул, Серов соскочил со стола и, оттолкнув кинувшегося на него Цыгана, побежал к двери. Не добегая двух шагов до снова вставшего на пути Молдована, он внезапно остановился, сделал вид, что хочет повернуть назад, и неожиданно, нагнув наполовину обритую, перемазанную йодом голову, ударил ею опешившего Молдована в подбородок. Молдован упал, Серов тоже не удержался, завалился на бок, припал на одно колено, но тут же вскочил, рванулся к дверям, по дороге оглянулся...

За ним никто не бежал. Глобурда, Полкаш, Цыган, Лилечка в тоненьком на голое тело халатике так и стояли на просцениуме. Не разбирая ступенек, Серов кинулся из поганого "телетеатрика" вон. Не зная, куда бежать, он кинулся во двор. Йод, густо налитый на темечко, залил правый глаз, саднило висок. По пути Серову попался как-то растерянно на него глянувший Санек и еще какой-то санитар...

Во дворе Серова ждал Воротынцев. Он сразу же подхватил шкандыбающего на бегу Серова и поволок его к солярам. Больных во дворе, темном уже и прохладном, - почти не было.

- Ну, ну... - успокаивал неудавшегося заговорщика бывший лекарь. Ну, будет...

- Уехала, стерва... Уе... Меня этим акулам... На съедение оставила...

Серов внезапно перевернулся на живот, стал колотиться изрезанным лбом о все еще теплые, таящие в себе веселый, солнечный дух дня соляры.

Воротынцев подсел ближе, мягко попытался перевернуть Серова на спину и перевернул.

Затем так же мягко бывший лекарь переложил обмазанную йодом, не до конца обритую, а кое-где и плохо выстриженную голову к себе на колени, стал гладить Серову шею, виски.

- Бежать вам отсюда надо, - вздохнул нежно и сладостно даже маленький китаец. - Бежать. Хотя, видит Бог, я этого меньше всего хотел бы. Вы, вы... Они ведь вас сразу вычислили...

Расслабившийся было Серов вздрогнул, опять напрягся.

- В вас есть что-то от юродивого, поверьте! (Серов расслабился вновь.) И они это чувствуют и изничтожат вас, конечно. Не Россия сошла с ума. Сошла с ума интеллигенция. А сумасшествие, любой вид его: будь то паранойя с ее несмолкающим бредом, будь то маниакально-депрессивный психоз, будь то сама королева душевной гнили - шизофрения, так вот, сумасшествие всегда противоположно "божеволию", или, по-московски, юродству. Именно поэтому нынешние интеллигентные психи (да, да, теперь мы не диссиденты, мы психи, и психи, уверяю вас, настоящие!) объявили на всех уровнях войну высшей правде юродства. Зато с ума сбродству жалкому, зато с ума сшествию нагленькому дан зеленый свет! Сумасшедших выпускают из больниц.

Берут в правительство. Они играют в театрах, шастают по улицам целыми толпами.

Они, они, а не нормальные люди определяют ныне дух и колер России! Кстати, знаете, как я в самом общем виде классифицирую сумасшедших?

Воротынцев нежно и нервно засмеялся.

- А вот как. Сначала - идиоты, имбецилы. Они - следствие человеческих грехов и длительных кровосмешений, они - отголосок дохристова, дикого, зубодробительного, а потому стремительно ветшавшего мира. За идиотами следуют обыкновенные, банальные психи. Их появление на земле - следствие цепи предательств и преступлений. Это опасный, дикий и самый распространенный вид. Он хорошо укрывается за обычной нормальностью, за поверхностным здравым смыслом. Этого вида надо остерегаться как огня, потому что он часто незамечаем, неразличим...

И, наконец, третий вид, к которому, возможно, относитесь вы, отношусь я. Это - "божевольные". То есть получившие волю не быть поверхностно разумными!

Получившие волю быть сверх-разумными. Понимаете?

Воротынцев разволновался, вскочил, вскинул вверх маленькие ручки. Но быстро успокоился.

- Ну-с. Хватит об этом... Я начал об интеллигенции. Интеллигенция тоже, как это ни странно, имеет три пути: самоуничтожение и холуйство вот первые два. А третий... Третий - это единственно достойный нашего времени путь, путь прекрасный и неуничтожимый, путь к юродству, к якобы "низким" действиям и высокому обличению, путь к великому имморализму! Но интеллигенция этим путем не пойдет! И не надейтесь! А вот вас за то, что вы в себе этот путь как возможность носите, - уничтожат. Но я... Я спасу вас... Я ведь с первого взгляда вас отметил... Я знаю средство...

Одна рука Воротынцева продолжала оглаживать голову Серова, чуть качающуюся на сильно истончившейся за прошедшие несколько дней шее, другая легла все еще проклинающему жизнь больному на бедро. Затем рука перекочевала на живот. Она оказалась слишком близко к низу живота, чтобы оставить какие-то сомнения в намерениях маленького китайца.