Вижу, руками трясешь, озверев,
Что же, понятен твой яростный гнев,
И все же судьба твоя решена.
(Вдруг прекращая работу.)
Враки, да это же просто сосна!
Враки, не старый тут вовсе герой,
Дерево просто с обвисшей корой.
Справлять нелегко такую работу,
Да как размечтаешься, входишь в охоту!
Но все это глупость, пустые мечтанья.
Не верь этой блажи, забудь упованья!
Пойми: ты - изгнанник, лес - место изгнанья.
(Продолжая рубить.)
Изгнанник! Далеко теперь твоя мать,
И некому стол тебе накрывать,
Захочешь поесть - вставай поутру,
Сыщи себе пищу в дремучем бору,
Съестного себе в реке раздобудь,
Огонь разожги да свари что-нибудь!
Захочешь одеться - зверя убей,
Хибарка нужна - натаскай камней,
От веток очисть, как положено, бревна,
Потом сволоки и укладывай ровно.
(Роняет топор и глядит вдаль.)
Вот у меня здесь будет краса!
Башня с флагом уйдет в небеса.
Чтобы нарядней сделать картину,
Вырежу я на башне ундину.
Медью отделаю гордое зданье
И раздобуду побольше стекла,
Пусть удивляются: что за скала
Там, наверху, излучает сиянье?
(Злобно смеясь.)
Враки! Опять ты заврался, как встарь.
Знай, ты изгнанник.
(Рубя с ожесточением.)
Когда от ненастья
Спрячет хибарка - и то уже счастье.
(Глядя на дерево.)
Клонится. Ну-ка, покрепче ударь!
Пал! И под грузом упавшей громады
Нет молодому побегу пощады.
(Начинает обрубать ветви и вдруг, прислушиваясь,
замирает с топором в руке.)
Кто там? Старик хуторянин опять?
Хитростью, что ли, желаешь ты взять?
(Смотрит, притаясь за деревом.)
Парень какой-то... Берет его страх.
Замер. А что у него в руках?
Серп? Нет, не серп. Огляделся, робея.
Руку зачем-то кладет на пенек,
Весь задрожал. Что еще за затея?
Господи, он себе палец отсек!
Крови-то сколько! Хлещет ручьем!
Уходит, будто ему нипочем.
(Вставая.)
Черт подери! Отрубить себе палец!
А принуждать его и не пытались.
Впрочем, когда-то слыхал я, признаться,
Так избавлялись от службы солдатской.
Видимо, время служить подоспело,
Он и решил не ходить воевать.
Но отрубить?... Навсегда потерять?...
Можно задумывать, можно желать,
Но совершить? Непонятное дело.
(Покачав головой, продолжает работу.)
----
Комната в доме Осе. Все разбросано, на полу раскрытые ящики, кругом
валяется одежда, на постели - кошка. Осе и бобылиха укладывают вещи.
Осе
(бросаясь в одну сторону)
Кари!
Бобылиха
Чего?
Осе
(бросаясь в другую сторону)
Подевался куда?
Где он? Смотри ты, какая беда!
Что я ищу? Одурела я вроде.
Ключ не видала?
Бобылиха
Торчит он в комоде.
Осе
Что там за грохот?
Бобылиха
Последний возок
В Хэгстед пошел.
Осе
(плача)
Хоть бы кто уволок
В черном гробу и старуху в неволю!
Сколько мытарств выпадает на долю!
Господи, дом опустелый стоит.
Что хуторянин не брал, взяли судьи.
Нынче и в платье нужда и в посуде.
Тьфу! Хоть заел бы их, аспидов, стыд!
(Садясь на кровать.)
Отняли землю, забрали строенья,
Вовсе не знали они снисхожденья.
Зол хуторянин, судьи суровы,
Вот мы теперь и остались без крова.
Бобылиха
Вам жить здесь дадут до последнего дня.
Осе
Вишь, пожалели кота и меня!
Бобылиха
Дорого вам обошелся сынок.
Осе
Пер? Голова тебе, видно, не впрок.
Ингрид, известно, вернулась цела.
Ежели черт их подбил на бесстыдство,
Стало быть, с чертом и надо судиться.
Пер-то при чем? Сам он терпит от зла.
Бобылиха
Матушка, вы на себя не похожи.
Может, за пастором стоит послать?
Осе
Значит, за пастором? Думала тоже.
Да ведь никак. Я хорошая мать,
Мне помогать, значит, надобно сыну,
Я, как другие, его не покину.
Куртку не взяли! Положим заплатки.
Мех бы достать еще, все и в порядке.
Где же портки?
Бобылиха
Всякий хлам тут валялся.
Осе
(роясь)
Кари! Мне ковшик плавильный попался!
Прежде любил он играть с ним, бывало.
Плавил в нем вечно и отлил немало.
Аж на пирушке, я помню, разок:
"Дайте мне олова", - просит сынок.
"Дам серебра, - говорит ему Йун,
Помни, ты сын Йуна Гюнта, шалун".
Выпивши был об той он поре,
Смыслил и в олове и в серебре!
Вот и портки! Тут дыра на дыре.
Штопка нужна.
Бобылиха
Верно, штопка нужна.
Осе
Где же приляжешь, коль штопать должна?
На сердце тяжесть, и горе, и страх.
(Радостно.)
Не увезли они старых рубах!
Бобылиха
Вправду!
Осе
И нам пофартило в делах.
Спрячь-ка одну. Или зря мы судачим,
Обе рубахи сразу и спрячем.
В той, что на нем, сколько дыр да прорех!
Бобылиха
Матушка, разве же это не грех?
Осе
Может, и грех, но, приняв покаянье,
Пастор простит нас - он дал обещанье.
---
Перед новой избушкой в лесу. Над входом оленьи рога.
Глубокий снег. Сумерки. Пер Гюнт прибивает к дверям засов.
Пер Гюнт
(посмеиваясь)
Поставим засов, чтобы дверь не открыла
Ни шайка людей, ни нечистая сила.
Поставим засов, отодвинуть который
Чертям не удастся и всей своей сворой.
Они появляются, в сумраке рея:
Открой нам, Пер Гюнт, мы ведь мысли быстрее,
Залезем сперва под кровать и тотчас же
В трубу улетим, перемазавшись в саже.
Ты что же, Пер Гюнт, деревянным засовом
Решил воспрепятствовать дьявольским ковам?
Появляется Сольвейг. Она на лыжах, в платке, с узелком.
Сольвейг
Господь тебе в помощь! Меня не гони ты.
Ты звал меня! Будь же теперь мне защитой!
Пер Гюнт
Ты Сольвейг? Не сон среди белого дня?
Теперь ты уже не боишься меня?
Сольвейг
Сперва о тебе весть дала мне сестренка,
Мне весть подал ветер, смеявшийся звонко,
И мать мне твоя повстречалась в деревне,
И сон неотступный нес весть о тебе мне,
Мне вести носили пустые недели
И вслед за тобой мне пуститься велели.
Вся жизнь без тебя потускнела в долине,
Ни смеха, ни слез я не знала поныне,
К чему ты стремишься, мне не было вести,
Но знала я: быть нам положено вместе.