– Запах крови дурманит разум. Я ещё жив. Разве они не видят, что я живой? Я подвешен на крюк, вокруг – спереди, сзади, снизу – тела, тела, тела. Я узнаю их. Это мои братья и сёстры. Они мертвы, их плоть вспорота пилами, шеи разрублены. Скоро настанет моя очередь.

Тележка со скрипом едет по ржавым от крови рельсам. Я покачиваюсь на крюке. Удивительно, почему нет боли. Скосив глаза, я вижу, что у меня пробита грудь и крюк зацеплен за оголённые рёбра. Чувствую тепло от крови, она струится вниз, по крыльям, капает на пол. Боли нет. Я слышу, как останавливается моё сердце.

Почему они убивают нас? Ведь мы живые. Мы тоже умеем радоваться свету, любить, мечтать и верить в счастье. Я не хочу умирать. Не хочу висеть, покачиваясь на крюке, не хочу чтобы моё тело положили на стол и разрезали дисковыми пилами. Тележка, скрипя, продолжает свой путь.

Медленно приходит боль. Сердце давно остановилось, но боль продолжает расти. Не от ран; от несправедливости. Мне больно. Я не могу смотреть, как режут тела моих братьев. Хочу закрыть глаза. Тележка вздрагивает на стыке рельсов, крюк впивается глубже. У меня нет слёз. Я не могу даже плакать. Почему они убивают нас?

Меня кладут на мокрый железный стол. Чувствую вибрацию; пила делает первый разрез. Вижу, как цепляют крючьями мои отсечённые крылья, их оттаскивают в угол цеха, на гору таких же. Кровавая дорожка указывает путь.

Пила отрезает мне ноги. Рабочий с багром, в грязном зелёном балахоне, вскрывает мою грудь, отворачивает плоть в сторону. Другой рабочий специальным лезвием вырезает сердце и бросает в полиэтиленовый пакет. Здесь много таких пакетов.

Вибрация усиливается: пила проходит сквозь шею. Позвоночник не успевает хрустнуть, сталь отлично заточена. Мир кувыркается в глазах.

Уборщица в сером фартуке поднимает мою голову и несёт в сторону, к бочкам, где лежат останки моих братьев. Вижу чёрный брезентовый мешок. Меня бросают туда.

Темнота.

Проснувшись, Волк Аррстар долго смотрел в потолок. В глазах стояли слёзы, по жилам разливался холодный страх. Этот кошмар преследовал его много лет.

Сердце гулко колотилось о рёбра; сегодня оно болело сильнее обычного. Нелепая, бессмысленая горечь терзала разум, в груди чувствовалась пустота. Волк сел, обхватив себя крыльями.

– За что?.. – прошептал он. Стиснул виски, зажмурился. Рядом зашевелилась Флэр.

– Волчонок? – она приподнялась. – Что случилось?

– Ничего, – Волк опустил голову. Боль в груди не унималась. – Флэр, дай мне что-нибудь от сердца.

Она рывком села.

– Снова этот сон?

– Да.

Волк обратил к подруге глаза, полные слёз.

– Я не понимаю... – голос сорвался. – Почему он преследует меня? Ведь этого никогда не было. Этого кошмара не было, я знаю, такого не может быть, не должно...

Флэр уже вытащила из ящика упаковку дремия.

– Выпей, – она протянула мужу таблетку. – Боль пройдёт.

Волк машинально проглотил лекарство. Флэр придвинулась, обняв его крыльями.

– Так нельзя, – шепнула она с любовью. – Так нельзя, Волчонок. Нельзя воевать с призраками. Они бесплотны, их нет. В тебе до сих пор жива память о Ринне...

Волк покрепче обнял подругу.

– Знаю, – ответил он едва слышно. – Знаю.

– Любимый, прошло почти три века. Двести девяносто лет. Нельзя мучать себя так долго.

Волк горько улыбнулся.

– Думаешь, я не понимаю? – нежно лизнув подругу, он выпустил её из объятий. – Спи, любимая. Я поднимусь в купол.

Флэр попыталась возразить, но Волк приложил к губам крыльевой коготь.

– Я теперь всё равно не усну, – он встал. Закрывая двери, услышал, как Флэр тяжёло вздохнула.

В коридоре было тихо. Мягко горели старомодные бело-жёлтые плафоны, ворсистый ковёр скрадывал шаги. Волк медленно шёл вдоль прозрачной стены, за которой открывался мрачный, наводящий ужас пейзаж безатмосферной планеты.

Станция дальнего обнаружения «NGS 72160» находилась на самом краю освоенной Галактики, в нескольких сотнях парсек над Рукавом. Здесь девять лет назад был найден удивительно тусклый красный карлик, что послужило причиной строительства на его единственной планете астрофизической лаборатории. С началом войны лабораторию поспешно переоборудовали в разведстанцию.

За стеклом раскинулась угрюмая пустошь. Полнеба занимала гниющая туша звезды, на неё можно было смотреть не щурясь. Красный карлик, носивший официальное имя «NGS 72160», персонал станции звал просто «Угольком».

Его лучи почти не несли тепла; в зловещем тёмно-красном свете, промёрзшая насквозь, изуродованная трещинами каменистая равнина простиралась до близкого горизонта. Там и тут, изорванными клочьями плоти вздымались скалы, их резкие тени придавали равнине особо угрюмый вид.

Волк немного постоял у прозрачной стены, собираясь с мыслями. В коридоре было тепло, но зловещий пейзаж, казалось, протягивал щупальца холода сквозь стекло. За полтора года, проведённых в лаборатории, Волк так и не сумел привыкнуть к виду мёртвого мира.

Тяжело вздохнув, он ступил на диск гравилифта. Пока прозрачные стены шахты мчались вниз, Волк не раскрывал глаз. Для его настроения, пейзаж снаружи был не самым подходящим зрелищем.

Купол низкой гравитации оказался пуст. Волк невольно ощутил облегчение. Иногда, после ночей вроде нынешней, он поднимался сюда, в жажде побыть наедине с собой и хоть немного успокоить душу. С началом войны кошмары стали приходить гораздо чаще. Волк, и ранее считавшийся нелюдимым, окончательно замкнулся в себе, стал искать одиночества. В такие часы друзья старались ему не мешать.

Друзья...

(Тела свалены во дворе бойни. Рабочие цепляют их крючьями, тащат к разделочным столам.)

Прижавшись лбом к холодному стеклу, Волк глухо зарычал. Три века. Ринн. Двести девяносто лет.

«Этого не было. Не было. Не было. Это только сон. Даже на Ринне такого не было.»

Он взглянул на тусклую, тёмно-красную, словно гниющую заживо звезду. Когда-то у неё были дети-планеты, возможно, даже обитаемые, но прошли уже миллионы лет с тех пор, как все они погибли, пожранные пролетавшей мимо молодой хищницей. Лишь последний, замёрзший отпрыск умирающей звезды продолжал безнадёжно кружить по опустевшему дому.

– Искры погасшего костра, – с горечью прошептал Волк. – В кого мы превратились, звёзды? В кого?

Подняв руку, он коснулся полупрозрачного браслета на запястье.

– Диктофон. Продолжение прошлой записи. Глава третья.

Отблески звезды на стекле купола казались брызгами крови. Планета была мертва.

– Жизнь... – Волк закрыл глаза. – Что это? Я слышал много определений, но ни одно не пришлось мне по сердцу. Иногда, в минуты душевного спокойствия, жизнь кажется высшим творением природы, венцом эволюции материи. А иногда, когда я вижу, что творят некоторые существа над другими, жизнь представляется мне плесенью, болезнью, поражающей тела планет.

Он закрыл глаза. Пурпурная равнина и мрачные скалы исчезли, осталась лишь убаюкивающая пульсация крови в висках.

– Большую часть жизни я сражался. Вначале солдатом, позже с тайнами мироздания. Мы любим самообман, называя себя защитниками, но на самом деле мы лишь играем роли, записанные в генах на заре времён. Хищники и жертвы, друзья и враги... Есть ли смысл в нашей суете?

– Есть, – знакомый голос послышался сзади.

Волк отключил диктофон.

– Майор, – он обернулся. – Вас не учили, что так подкрадываться некрасиво?

Марк де Вилль натянуто улыбнулся.

– Меня учили подкрадываться.

– Оно и видно, – буркнул Волк, вновь отворачиваясь к стене.

Де Вилль беззвучно подошёл ближе. Его лицо было до того заурядным и непримечательным, что удержать характерные черты в памяти было непросто. Среднего роста, смуглый, с каштановыми волосами, майор Марк де Вилль успел заработать определённую известность за свой неповторимый, уникальный талант лицемерия. Он был выходцем с феодальной планеты, затерявшейся после Катаклизма и найденной вновь лишь полвека назад. Бывший аристократ, де Вилль с готовностью пошёл служить Императору.