— Просто вы хотите подбодрить меня. — улыбнулась Симона.

— Мне это удалось?

— Немножко.

Эльвира немедленно вызвала Томаса и Урса к себе в кабинет, где обычно проводились неофициальные заседания Совета правления концерна. Она сразу перешла к делу.

— Урс, твоя жена обокрала меня.

Урса как по голове стукнули. Он решил, что речь идет о делах концерна.

— Я не знаю, как и с чьей помощью, знаю только, что она завладела фотографиями, которые я хранила здесь в потайном месте. — Она показала на альбомы, лежавшие на столе. Урс взял один из них и принялся листать. — Она как-то проникла сюда и сделала с них копии. Доктор Штойбли видел, как она разглядывает их с Кони.

Томас тоже взял альбом и стал листать его.

— А зачем ей это понадобилось?

— Она хочет стимулировать его память, откуда я знаю зачем. Это якобы может помочь восстановить его восприятие реальности. Окружающей его действительности.

— Ты так предполагаешь или ты знаешь это?

— Она постоянно приставала ко мне, чтобы я дала ей фотографии прошлых лет. И к Томасу тоже. Ведь так, Томас?

Томас сосредоточенно разглядывал фотографии в альбоме. И поэтому сейчас поднял голову и переспросил:

— Что?

Эльвира отмахнулась от него и снова накинулась на Урса:

— Я хочу получить фотографии назад, и притом немедленно!

— Но они и так у тебя, она же только копии сделала, ты сама только что это сказала.

— Я не хочу, чтобы она копалась в нашем прошлом вместе с Конрадом! Урс покачал головой и еще полистал альбом.

— А почему здесь так много фотографий вырвано? Эльвира отобрала у него альбом.

— Верни мне фотографии!

Томас засмеялся и ткнул Урсу под нос альбом, который он разглядывал:

— Что ты тут видишь?

— Эльвиру перед «мерседесом».

— А меня и Кони нет? — широко ухмыльнулся он.

Эльвира вырвала альбом у него из рук.

Томас обалдело посмотрел на нее. А потом перегнулся к своему сыну и сказал:

— «Мерседес» давал сто десять километров в час.

— Принеси мне фотографии! — приказала Эльвира и встала.

— А что, в прошлом есть что-то такое, чего нельзя знать другим? — спросил подозрительно Урс.

— Принеси мне фотографии! Урс встал, раздраженный.

— А я-то думал, речь идет о фирме Кохов.

— И о ней тоже. — Эльвира вышла из комнаты.

— Она явно стареет, — сказал Томас своему сыну.

Кони сидел в своем кресле в гостиной в халате. Одеть его сегодня не удалось. Когда Симона вошла, он никак не отреагировал на это. И на то, что она пододвинула стул и села рядом с ним.

— Кони, — начала она, — у меня тут есть несколько новых фото, и мне нужна твоя помощь, чтобы разобраться в них. — Она открыла альбом.

На первой фотографии была запечатлена молодая Эльвира в зимнем саду виллы «Рододендрон». В длинной, ниже колен, юбке и свитерочке без рукавов.

— Вот эта женщина, например, — кто она?

Конрад даже не взглянул. Симона поднесла фотографию к самому его лицу.

— Эта женщина? Кони вздохнул.

— Фройляйн Берг, — ответил он, словно имел дело с непонятливым ребенком.

— Ах, а я думала, это Эльвира.

Кони покачал головой, удивляясь ее тупости.

Рядом с фото Эльвиры осталось белое пятно, где раньше была наклеена еше одна фотография. Симона перевернула страницу. На следующем снимке вилла была видна с южной стороны: лестница, ведущая на террасу, а на ней — Вильгельм Кох. В светлых брюках, белой рубашке с галстуком, в темном жилете, но без пиджака.

— А этот мужчина?

Кони уже смирился с тем, что должен объяснять этой женщине, без конца пристающей к нему с вопросами, самые элементарные вещи.

— Папа-директор, — ответил он терпеливо.

— Чей папа?

— Томитоми.

На другой странице рядом с вырванной фотографией был запечатлен павильон — рододендроны вокруг еще совсем маленькие. У чугунных перил стоят две старые женщины в шляпах с широкими полями и бесформенных, висящих на них мешком, длинных, почти до земли, платьях.

— Тетя Софи и тетя Клара, — объявил Кони, не дожидаясь вопроса. Его интерес проснулся. Доктор Кундерт у монитора отметил это с явным облегчением.

Страницу за страницей Симона просмотрела с Конрадом все фотографии старого альбома. Снимки парка, «папы-директора», «фройляйн Берг», «тети Софи и тети Клары». И белые пятна от утраченных фотографий.

На одном из самых последних Эльвира была в цветастом летнем платье-костюмчике с короткими рукавами, она стояла у балюстрады на террасе. Рядом с ней Вильгельм Кох, положивший — чего не было прежде ни на одной фотографии — руку по-хозяйски ей на талию.

— Папа-директор и мама, — прокомментировал Конрад.

— Чья мама?

— Томитоми, — вздохнул Конрад Ланг.

— Фройляйн Берг — мама Томитоми?

— Теперь уже да.

С последним фото произошло нечто неожиданное. На нем была запечатлена цветочная грядка вдоль живой изгороди и кадка с цветущим олеандром, ради которого, очевидно, и делался снимок. Кони долго и внимательно изучал фотографию. Наконец изрек:

— Папа-директор и Томи.томи. Симона взглянула на телекамеру.

— Папа-директор, — Кони указывал на какое-то место посреди олеандра, — и Томи-томи. — Он ткнул пальцем чуть ниже того места.

Когда Симона вгляделась повнимательнее, ей стало ясно, что фотограф забыл перевести пленку и дважды снял на один и тот же кадр. В живой изгороди она различила едва заметный контур круглой головы Вильгельма Коха. А на коленях у него силуэт ребенка.

Доктор Кундерт и Симона долго сидели над фото, пытаясь понять ответы Конрада Ланга. То, что в девичестве Эльвира Зенн носила фамилию Берн ни для кого не являлось секретом. Но если маленький Конрад знал это, значит, он был знаком с Эльвирой до того, как его мать Анна Ланг приступила к своим обязанностям служанки на вилле «Рододендрон». К тому времени Эльвира уже была женой директора Коха. Конечно, ничего невероятного в том, что молодая Эльвира, став женой пожилого мужчины, пригласила в служанки кого-то из старых знакомых, чтобы скрасить жизнь, не было.

Гораздо сильнее поразило их двойное изображение. Чем больше привыкали глаза и чем лучше они могли различить другую, более слабую картинку, тем, казалось, отчетливее она проступала. В том. что мужчина не кто иной, как Вильгельм Кох, сомнений быть не могло. А вот ребенок на Томаса похож не был. Ни характерного квадратного черепа, ни узких, близко посаженных глаз. Если малыш на кого-то и походил, то скорее на Конрада Ланга на его детских снимках.

— Почему во всем альбоме нет ни одного фото маленького Томаса? — спросил доктор Кундерт.

— Может, это как раз те, которые были вырваны?

— А почему кому-то понадобилось их вырывать? Симона произнесла то, о чем они оба вдруг подумали:

— Потому что ребенок на тех фотографиях не Томас Кох.

Той же ночью Урс позвонил Симоне.

— Мне надо с тобой поговорить. Я сейчас приду.

— Нам нечего обсуждать.

— А что ты скажешь про фотографии, которые украла у Эльвиры?

— Я только брала их на время, чтобы сделать копии.

— Ты вломилась к ней в дом.

— Я открыла дверь ключом.

— Ты вторглась в ее личную жизнь. За то. что ты сделала, нет никакого прощения.

— Я и не прошу о прощении.

— Но сейчас ты немедленно вернешь все фотографии!

— Она боится этих фотографий. И постепенно я начинаю понимать почему.

— Почему?

— Здесь что-то не так. В ее прошлом. И она опасается, что Конрад вытащит все на свет божий.

— Что такого может вытащить на свет божий больной человек?

— Спроси Эльвиру! Спроси ее. кто был на фотографиях, которые она вырвала!

Томи тихонько лежал на торфе в сарайчике садовника, тепло укрытый джутовыми мешками, и боялся пошевелиться. В парке все было под снегом, а с неба падали fazonetli. Она ищет его!

Если найдет, то кольнет и его тоже. Как папу-директора. Он все видел.

Он проснулся, потому что папа-директор разговаривал так. как всегда после шнапса. Громко и не как обычно. Он слышал, как папа-директор поднялся по лестнице и начал громыхать и бушевать в той комнате, где спали он и мама.