На кухне за кофе старик, чтобы сменить тему разговора, начал рассказывать:

— Слыхали, вчера Бадаро послали убить Фирмо?

Все заинтересовались:

— Что ты говоришь?

— Значит, убили…

— Да нет, пуля в него не попала. Просто удивительно… Ведь стрелял негр Дамиан.

Кто-то, пораженный, даже присвистнул. Другой сказал:

— Негр Дамиан — и промахнулся? Ну, это конец света…

Старик был очень доволен, что вызвал у присутствующих такой интерес. Он стал ковырять в зубах ногтем, извлекая застрявшее волокно сладкой маниоки. Потом продолжал:

— Фирмо проскакал мимо нас, он дьявольски торопился к полковнику Орасио. Говорят, теперь дело разгорится…

Все забыли о покойнике и окружили старика. Некоторые облокотились на кухонный столик, стараясь не пропустить ни слова. Другие просовывали головы из-за стоящих впереди, тараща глаза от любопытства. Старик пояснил, хотя, собственно, и так все знали:

— Это все из-за леса Секейро-Гранде…

— Теперь дело начнется…

Старик попросил не шуметь и продолжал:

— Уже начинается… Немного погодя мы опять встретили Фирмо, он возвращался с двумя жагунсо полковника Орасио. Потом мимо проскакал полковник Манека Дантас; он отправился по тропинке в Бараунас… И все мчались галопом…

Вмешался Жукинья, который был сторонником Бадаро.

— Полковник Орасио рассчитывает, что Теодоро будет за него. Он похож на дитя, обманывающееся соской. Не видит, что Теодоро душой и телом предан Бадаро…

Лусия прервала его:

— Подлый негодяй этот Теодоро, вот он кто!.. Бандит высшей марки… Он идет за тем, кто ему больше дает…

Одна из женщин рассмеялась:

— Ну, тебе это должно быть хорошо известно, ведь ты была его любовницей, он тебя и совратил.

Лусия выпрямилась, глаза ее загорелись гневом:

— Этот тип — самая гнусная сволочь на свете! Нет человека подлее его.

— Но он храбр… — возразил какой-то мужчина.

— Храбр с женщинами, — резко оборвала его Лусия, — храбр, когда хочет полакомиться девчонкой, тогда он нежнее птички. Я помню, как он обошелся со мной. Стал ко мне подъезжать, каждый день что-нибудь дарил: материи на платье, пару сандалий, вышитый платок. И обещаний надавал столько, что дальше некуда. Посулил мне дом в Ильеусе, платья, даже брильянтовое кольцо, что носил на мизинце. Обещал бог весть что, пока я не попалась на удочку и не спуталась с ним… Потом все эти слова были, конечно, забыты… Он выбросил меня на улицу, и я осталась без отцовского благословения…

Все молчали, сеаренец смотрел встревожено. Лусия оглядела слушателей и поняла, что они ждали продолжения рассказа.

— И, думаете, на этом кончилось? Когда он пресытился мной и я ему надоела, он стал заглядываться на Виолету… Если бы надсмотрщик Ананиас не опередил его и не сошелся с ней раньше… Он не решился, потому что побаивался Ананиаса…

Старик сказал:

— У негра даже дочь — и та для белого…

Но рассказ Лусии еще не был окончен.

— А когда умер Педро, муж Марии, в самый вечер погребения полковник появился в ее доме и заявил, что он, дескать, предлагает свою помощь… И он не посмотрел, что бедняжка так страдала. Это, произошло тут же на кровати, которая еще хранила тепло от тела ее мужа… Это хуже, чем несчастье…

Наступила тишина. Юноша, принесший покойника, все время поглядывал с вожделением на Марию. Если бы не это печальное событие, он предложил бы ей переночевать с ним. Уже два месяца, как он не спал с женщиной. Поэтому из всего разговора юношу заинтересовала лишь история о полковнике Теодоро, овладевшем Марией в день похорон мужа.

Старик, переставший быть в центре внимания с того момента, как вмешалась Лусия, снова перевел беседу на события прошедшей ночи:

— Жагунсо теперь будут на вес золота… Если начнутся стычки, те, у кого меткий глаз, сделаются богачами. Обзаведутся своими плантациями…

— Я ставлю на Бадаро, — сказал Жукинья. — Они сейчас заправляют всей политической жизнью. Вот увидите, победа будет за ними. Синьо и Жука — настоящие мужчины.

— Нет, с полковником Орасио никому не совладать… — заявил другой.

Один из собеседников вышел. Жукинья заметил:

— Шито уже отправился доносить… Не было случая, чтобы он не впутался. Он ведь за полковника Орасио…

Вышло и еще несколько человек, чтобы поскорее разнести новости, сообщенные стариком. И они разбрелись по многочисленным улицам Феррадаса, переходя от знакомого к знакомому. Сеаренец дивился нравам этой земли.

Старик сказал:

— В нашем краю только и говорят, что о смерти…

— Смерть здесь товар дешевый. А теперь вообще будет дармовой. Ты выбрался вовремя…

— Убегаешь? — спросила женщина.

— Ухожу отсюда…

Жукинья усмехнулся:

— Что ж это ты как раз теперь, когда дела должны пойти лучше?

В дом снова стали входить женщины, которые успели уже за это время одеться. Одна из них принесла цветы, увядшие цветы, подаренные ей два дня назад случайным возлюбленным, и положила их к ногам покойного. Приходили и мужчины, они хотели услышать новости, принесенные стариком. Эти новости, обрастая подробностями, с быстротой молнии разнеслись по поселку. Рассказывали, будто доставлен труп жагунсо, сопровождавшего Фирмо и погибшего от пули, предназначавшейся его хозяину. Говорили, что Фирмо чудом спасся от выстрела негра Дамиана. Другие утверждали, что доставлен якобы труп самого Фирмо.

Пришел монах Бенто. Одна из сестер, которая все еще была в рубашке, побежала переодеться, чтобы принять приличный вид. С братом Бенто пришел псаломщик. Входя в дом, монах сказал с иностранным акцентом:

— Храни вас господь!

Он вошел в коридор и прежде всего пожелал узнать новости. И лишь после того, как старик со смиренным видом повторил всю историю, монах направился в комнату и остановился возле покойника. Виолета, смущаясь, заговорила об их денежных затруднениях. Потом она произвела расчет с псаломщиком: дала ему бумажку в двадцать мильрейсов, пожертвованную мулаткой, и добавила еще несколько монет. Монах начал отпевание. Мужчины и женщины повторяли хором:

— Ora pro nobis…

Лусия тихо плакала, все три сестры стояли вместе, прижавшись друг к другу. Юноша искоса поглядывал на Марию. Неужели она не согласится переспать с ним сегодня, после похорон? Разве она не ночевала с полковником Теодоро после похорон Педро, ее мужа? Он повторял машинально вместе с остальными:

— Ora pro nobis…

Монах гнусавым голосом читал литанию. С порога кто-то крикнул:

— Смотрите, Жука Бадаро едет…

Все ринулись на улицу, где, поднимая пыль, мчался галопом Жука в сопровождении Антонио Витора и еще двух жагунсо: он ехал в Табокас. Выскочили почти все, в том числе и псаломщик. Брат Бенто наблюдал из окна, вытянув шею, не прекращая молитвы над покойником. Лишь три сестры да юноша, с вожделением поглядывавший на Марию, остались с монахом около мертвого. Жука Бадаро и его люди были уже в конце поселка. Вот они проскакали мимо большого склада Орасио, где хранилось какао, и дали несколько выстрелов в воздух. Мужчины и женщины вернулись обратно в дом. В гуле голосов, обсуждавших виденное, были еле слышны молитвы над покойником. Юноша все ближе подбирался к Марии.

Когда много лет спустя путник проезжал через поселок Феррадас в обществе старожила, знакомого с историей земли какао, тот непременно говорил ему, указывая на дома и улицы, теперь уже замощенные, чистые:

— Вот тут когда-то было гнездо самых отъявленных бандитов края. Много крови пролилось тогда в Феррадасе. Это были времена, когда какао только еще зарождалось…

Поселок Феррадас был феодом Орасио. Он вкрапливался между его фазендами. В течение некоторого времени Феррадас служил границей земли какао. Когда в Рио-до-Брасо начали разводить новую культуру, никто и не подозревал, что это конец плантациям сахарного тростника, сахарным и водочным заводам, кофейным плантациям, раскинувшимся вокруг Рио-до-Брасо, Банко-да-Витория и Агуа-Бранка — трех поселков на берегу реки Кашоэйра, впадающей в океан у порта Ильеус. Но какао не только означало конец водочных предприятий, мелких сахарных заводов с плантациями при них, а также кофейных фазенд, оно оттеснило линию леса. Когда люди Орасио завоевали сельву по левому берегу, на пути продвижения какао выросли дома поселка Табокас, а еще дальше — дома Феррадаса, долгое время остававшегося самым отдаленным от Ильеуса поселком. Отсюда отправлялись завоеватели новых земель. Иногда, пробившись сквозь сельву, сюда добирались пришельцы из Итапиры, из Барра-до-Рио-де-Контас, расположенных на другой стороне земель какао.