В большей степени, чем католицизм, представляемый монахом, здесь получил развитие спиритизм. В доме Эуфрозины, медиума, начавшего приобретать известность, собирались адепты, чтобы послушать голоса умерших родственников и друзей. Эуфрозина тряслась на стуле, что-то бормотала, кто-нибудь из присутствующих узнавал голос известного всем умершего человека. Рассказывали, что уже давно мертвецы — главным образом дух одного индейца, который руководил Эуфрозиной, — предсказывали вооруженные стычки из-за леса Секейро-Гранде. Эти пророчества вызывали много толков, и никто в Феррадасе не был окружен таким почетом, как мулатка Эуфрозина, худую фигуру которой можно было часто видеть на грязных улицах поселка. После успешных сеансов спиритизма Эуфрозина с относительным успехом начала также лечить спиритизмом болезни. Лишь тогда доктор Жессе Фрейтас, практиковавший в Табокасе и раз в неделю приезжавший в Феррадас для лечения больных, а также вызывавшийся туда в ночи, когда происходила очередная перестрелка, объединился с братом Бенто против Эуфрозины. Она отнимала у него пациентов: больные лихорадкой все чаще обращались к медиуму, а не к врачу.

Брат Бенто даже обратился к Орасио, но полковник оставил это дело без внимания. Говорят, что поэтому-то монах и придумал историю об одном спиритическом сеансе. У брата Бенто, как считали в Феррадасе, был очень острый язык. В данном случае действительно он распространил историю об Орасио. В ней говорилось, что на одном спиритическом сеансе в доме Эуфрозины стали вызывать дух Мундиньо де Алмейда, одного из первых завоевателей этих земель, самого свирепого из всех. Мундиньо был убит много лет назад, но слава о его злодействах все еще жила. Для всех он был олицетворением самого плохого в человеке.

Эуфрозина прилагала все старания, чтобы вызвать дух Мундиньо де Алмейда. Но это ей никак не удавалось. Медиум вел упорную борьбу, бился в страшном напряжении: Эуфрозина вся дрожала, она находилась в трансе. Наконец по истечении часа с лишним борьбы, когда присутствующие были уже утомлены от такого напряжения, Мундиньо де Алмейда появился, но заявил, что устал и очень торопится. Пусть, мол, сразу скажут, что им от него нужно, так как он должен поскорее вернуться. Эуфрозина мягко спросила:

— Но почему ты так торопишься, брат?

— Мы в аду очень заняты. Все заняты… — ответил дух грубоватым тоном, и по этой его грубости более пожилые люди удостоверились, что это действительно был Мундиньо де Алмейда.

— Что же вы там делаете в аду? — поинтересовалась Эуфрозина, выражая общее любопытство.

— Собираем дрова целый день. Все работают — и грешники, и черти…

— Зачем же вам столько дров, брат?

— А мы готовим костер для того дня, когда к нам попадет Орасио…

Таковы были истории поселка Феррадас, феода Орасио, гнезда бандитов. Отсюда отправлялись в сельву завоеватели земли. Это был первобытный и варварский мир, все помыслы которого были сосредоточены на наживе. Каждый день в погоне за богатством сюда прибывали неизвестные люди. От Феррадаса шли новые, недавно проложенные дороги земли какао. Из Феррадаса люди Орасио пойдут вглубь лесов Секейро-Гранде.

В тот день Феррадас жил новостями, которые вместе с покойником принес старик. Жука Бадаро проскакал через поселок по дороге в Табокас. На обратном пути он уже не мог проехать через Феррадас, ему нужно было искать другого пути. К полудню Феррадас перешел на военное положение. Прибыли жагунсо для охраны склада Орасио. Люди в лавках пили больше кашасы, чем обычно. К вечеру приехал Орасио.

Он прибыл с большой свитой — двадцать лошадей и вереница ослов, груженных багажом. Он направлялся в Табокас, откуда Эстер должна была на следующий день выехать в Ильеус. Она приехала верхом, сидя боком в седле, как тогда было принято. Лука седла была отделана серебром, так же как и ручка хлыста, который она держала в руке. Рядом с ней гарцевал на сером в яблоках коне Виржилио. Позади, рядом с Орасио, тяжеловесно восседавшим на лошади, ехал приземистый, коренастый Браз с лицом, изуродованным длинным шрамом от удара ножом. Он был владельцем одной из плантаций, примыкавших к лесам Секейро-Гранде, и пользовался особым уважением в округе. На луке его седла лежало ружье, на которое он опирался рукой, державшей повод. За ними ехали жагунсо и погонщики с ружьями через плечо, с револьверами за поясом. Замыкал кавалькаду Манека Дантас, потерпевший фиаско со своей миссией у полковника Теодоро Мартинса, владельца фазенды Бараунас: этот плантатор остался на стороне Бадаро. Ехали сомкнутой группой, подымая красную пыль на глинистой дороге. Погонщики покрикивали на вьючных ослов; все это вместе походило скорее на небольшой военный отряд, вторгшийся в поселок. В Феррадас прискакали галопом. В начале улицы Орасио вырвался вперед и резко остановил лошадь перед домом сирийца Фархата, у которого им предстояло переночевать. Так, сидя на вздыбленном коне, прочертившем землю копытами, привстав на стременах, с хлыстом и натянутым поводом в руке, Орасио походил на конную статую древнего воина. Жагунсо и погонщики рассеялись по поселку, бурлившему всякими толками. В эту ночь в Феррадасе мало кто спал. Все напоминало ночь в лагере накануне сражения.

Погонщики проходили по грязным улицам Табокаса, щелкая длинными бичами. Они покрикивали на ослов, когда те пытались свернуть на улицу или в переулок:

— Эй! Динамите! Дианьо! Прямо, проклятая скотина!..

Впереди обоза шел, звеня бубенцами, осел с разукрашенной грудью, лучше всех знавший дорогу, — это был вожак. Полковники изощрялись в убранстве ослов, что должно было свидетельствовать о богатстве и могуществе владельца.

Крики погонщиков раздавались в поселке Табокас день и ночь, заглушая все голоса и шумы.

— Н-но, Пиранья! А ну, живее, Борболета! Эй ты, упрямый осел, чортова скотина…

И длинные бичи щелкали в воздухе и по земле, и ослы месили грязь на улицах, шествуя своим уверенным и неторопливым шагом. Знакомые погонщиков, стоя на пороге дома, перебрасывались с ними распространенной в Табокасе шуткой:

— Эй ты, погонщик, как поживает твоя девка?

— Да, ничего… немного погодя зайду к ней — это твоя мать…

Иногда в поселок пригоняли стада быков из сертана. Их оставляли в Табокасе — если продавали на убой — или гнали дальше, по дороге в Ильеус. Быки мычали, скотоводы, одетые во все кожаное, ехали на своих небольших резвых лошаденках. Они вместе с погонщиками заходили в лавки, торговавшие кашасой, и в публичные дома, где продавалась женская ласка. Всадники с револьвером за поясом галопом проносились по улицам. Игравшие в грязи дети разбегались, давая им дорогу. И так тысячу раз в день перемешивалась грязь на улицах, все больше и больше какао свозилось в огромные склады. Таков был Табокас.

Вначале он не имел названия — это было всего четыре-пять домишек, раскинувшихся на берегу реки. Потом образовался поселок Табокас. Дома начали строиться один за другим, но улицы прокладывались без всякого плана, они возникали там, где проходили ослы, перевозившие какао. От Ильеуса сюда была проведена железная дорога, и вдоль нее выросли новые дома. Это были уже не глинобитные, некрашеные лачуги с деревянными ставнями вместо окон, сооруженные наспех, скорее для ночевок, чем для жилья, подобно тем, что строились в Феррадасе, Палестине и Мутунсе. Теперь в Табокасе сооружались кирпичные дома и прочные каменные здания с красными черепичными крышами, с окнами. Часть центральной улицы была даже замощена булыжником. Правда, другие улицы представляли собой настоящее болото, ежедневно перемешиваемое ослами, которые прибывали со всей округи, груженные мешками какао весом по четыре арробы.

Улицы прокладывались между складами какао. Некоторые экспортные фирмы уже имели филиалы в Табокасе и покупали там у плантаторов какао. И хотя тут еще не был организован филиал «Банко до Бразил», однако имелся его представитель, благодаря чему многие полковники освобождались от поездки по железной дороге в Ильеус, предпочитая вести свои финансовые операции здесь, в Табокасе. На широкой, заросшей травой площади была построена церковь Сан-Жозе, святого покровителя этого поселка. Почти напротив в одном из немногих двухэтажных домов Табокаса находилась масонская ложа, объединявшая большинство плантаторов; она устраивала балы, а также содержала школу.