В километре от порта улица оживает. Из кабачков несется звон стаканов и музыка оркестрионов. Бары на углах, осажденные группами людей в полотняных брюках и рубашках, приклеенных потом к спинам, по сути дела, составляют часть улицы. У них нет ни окон, ни дверей. От тротуаров их отделяют лишь стеклярусные занавеси. Оттуда в полумрак улицы кричат светом неоновых трубок и репродукторами американские музыкальные автоматы. С грампластинок они пищат, трубят, барабанят, визжат и звенят, и эти звуки отражаются от деревянных аркад над тротуарами, как во время храмового праздника.

Немного дальше мостовая главной улицы превращается в провинциальную дорогу с выбоинами и лужами. На двухтрех деревянных аренах хороводом масок завершается карнавал. Вероятно, лишь в портах северной Бразилии живет столько же негров, сколько в колумбийской Буэнавентуре.

По толпе веселых людей вдруг пролетело слово «гринго». Лица застывают, холодно поворачиваются в нашу сторону, глаза сужаются, руки сжимаются в кулаки…

Через шумный, крикливый! центр Буэнавентуры мы возвращаемся на пароход.

До глубокой ночи «Марко Поло» содрогается от грохота и лязга кранов, которые все еще набивают его грудами мешков и тюков, чтобы на долгом пути до Европы он не тратил зря нефть только ради живого груза пассажиров.

Сырым туманом и низким, намоченным в воде небом встретил Тихий океан новый день.

Буэнавентура скрылась в океане, словно призрак, и «Марко Поло» снова режет серо-зеленые воды изящным острием носа. Но на пароходе с утра происходит что-то необычное. Матросы толпятся около одной из спасательных шлюпок на левом борту «Марко Поло», со всех сторон туда сбегаются пассажиры.

— Вот где мы нашли их, под брезентом третьей шлюпки, — жестикулируя, говорит один из матросов, гордый своим открытием. — Не могу добиться от них ни слова!

Люди неохотно расступились, пропуская вперед первого помощника.

— Эти птенчики забрались на пароход ночью, в Буэнавентуре. Без денег и без документов! А теперь молчат, как пни. Отвечай же, черт побери, как тебя зовут? — матрос схватил старшего мальчугана за плечо и стал трясти его, как тряпичную куклу. — Зачем вам взбрело в голову лезть на пароход, мошенники, а?

Занесенная рука не ударила.

Казалось, будто в последнюю секунду матрос почувствовал взгляды собравшихся здесь людей. Симпатии большинства были на стороне обоих «зайцев». Матрос смутился и в растерянности подтянул брюки.

Младший из мальчиков, лет восьми, пугливо огляделся и потом сказал вполголоса:

— Год назад у нас умерла мама. А дома нас бил отец.

— Y que vale una casa sin la madre, pues? — чуть тверже произнес старшин, лет одиннадцати. — А вообще-то зачем нужен дом без мамы?

Люди вокруг онемели, матрос уставился в палубу.

— И потом, наш господин учитель говорит, что где-то в мире есть небоскребы. Вот мы и хотели узнать, правду ли он говорит.

— И для этого решили выбрать именно «Марко Поло»! — отрезал помощник. — Я служу на пароходах уже двадцать лет, но ничего подобного со мной еще не приключалось.

— К счастью, сегодня мы должны разминуться с «Америго Веспуччи», — прибавил адъютант капитана и побежал по трапу на капитанский мостик.

Вскоре радиотелеграфист поднял над рубкой антенну; сетчатая антенна радиолокатора на мачте начала неспокойно поворачиваться. «Марко Поло» неприметно изменил курс, повернув к северо-западу, чтобы не разойтись с судном-бра-том, идущим к чилийским портам на юг. Не прошло и часа, как на горизонте, прямо перед нами, показался дымок, который поднимался и рос, пока не вытащил за собой из океана белый пароход.

На палубах загремели громкоговорители.

«В десять часов пятьдесят пять минут мы встречаемся с отечественным судном «Америго Веспуччи». Просим пассажиров освободить место около шлюпки номер три и тем облегчить команде проведение короткого и необходимого маневра. Сразу же по его окончании мы будем продолжать путь до Панамы».

Между тем третий помощник капитана уже подводил к спасательной шлюпке обоих оборванных мальчиков. Интересно, сколько должен был бы заплатить пассажир первого класса, чтобы в океане пересесть с парохода на пароход?

— А вы знаете, что этот спектакль будет нам стоить более тысячи долларов штрафа в Панамском канале за задержку? Мы получим другое расписание прохода по каналу. И нам еще повезло, что «Америго» принадлежит нашей компании. Чужое судно в океане так просто не остановилось бы, — объясняет помощник капитана. — Да и после этого панамские власти вообще бы не пустили нас в Атлантику. Капитан каждого парохода отвечает за то, чтобы у всех пассажиров паспорта были в порядке…

Но сейчас внимание пассажиров оказалось прикованным к другому. На первый взгляд это была мелочь, но ее было достаточно, чтобы на всем пароходе поднять волну беспокойства, ропота и протестов…

Матросы уже долгое время никак не могут справиться с устройством для спуска спасательной шлюпки. То ничего не получалось с заржавевшей резьбой и рукоятками, то запутывались тросы в системе блоков, а то вдруг трос совсем вырвался и шлюпка повисла в воздухе, удерживаемая за корму: того и гляди полетит, кувыркаясь, в воду. Это и вовсе взбесило зрителей.

— А если бы лодки в самом деле понадобились? Ни один бы из нас не спасся.

Наконец шлюпка с командой и обоими безбилетниками спускается ка воду; плавучие колоссы описывают в океане широкий полукруг, меняясь местами у шлюпки и теряя драгоценные минуты расписания. «Америго Веспуччи» не спеша приближается к скорлупке с горсткой людей. Палубы у «его облеплены любопытствующими точно так же, как и у нашего «Марко Поло».

Оба малолетних путешественника — герои дня, им симпатизирует каждый, разве что за исключением помощника и капитана.

— Вот они и расплатились за то, что на них были лишь тряпки, — заключает дебаты в кружке итальянцев старый рабочий, возвращающийся с чилийских медных рудников. — Будь они наглажены, как деточки тех, кто наверху, — он ткнул пальцем через плечо в сторону палубы первого класса, — никто бы их тут и не заметил. Надо им было, ловкачам, потерпеть под брезентом еще денек, пока не пройдем канал. А теперь им придется дома не сладко: вместо небоскребов отец им покажет, где раки зимуют.

Железная дверь каюты загремела от ударов. Потом — для разнообразия — в нее гулко стукнули ногой. В коридоре раздались голоса:

— Senores, ola, senores! Arriba!

— Кого еще там черти несут в четыре часа утра?

— Arriba! Вставайте! И приходите в салон второго класса! Паспорта, справки о прививках и билеты иметь с собой! Панамский контроль!

Так же били, гремели и барабанили в следующую дверь, столь же рьяно — в третью, в четвертую, а после в железном подземелье снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь всплесками воды в умывальниках. И правда, тишина: ведь в машинном отделении не двигался ни один поршень.

За открытым иллюминатором каюты покачивались гроздья огней на палубах стоящих на якоре пароходов. Снаружи — очередь судов, наверху, во втором классе, — очередь людей нервных, невыспавшихся, недовольных тем, что чиновники паспортной службы разбудили их ровно в четыре утра, тогда как еще не известно, сколько часов придется простоять здесь, перед первым шлюзом.

В комиссии чиновников-паспортистов, таможенников и врачей только представители Соединенных штатов Америки. По всей видимости, представителям Панамы нечего делать на судах, стоящих перед Панамским каналом. Комиссия строго вызывает одного пассажира за другим. Долго слушают итальянского коммерсанта, который должен сойти в Панаме. Наконец американский капитан, прикурив новую сигарету от недокуренной половинки, скучным голосом повелевает:

— Wan a minute, останьтесь здесь! Когда проверим остальных, вернемся к вам. Следующий…

Компания из четырех человек долго просматривает наши специальные паспорта и несколько раз перекидывается между собой взглядами исподлобья.