Эта позиция оказывает прямое практическое влияние на Россию. Ведь главные идеологии неолиберальной реформы даже после катастрофы в промышленности нисколько не изменили своих установок. Это однозначно указывает на то, что они продолжают пользоваться поддержкой своих коллег на Западе.

Н. П. Шмелев в важной статье 1995 г. так трактует перспективы промышленности России: «Наиболее важная экономическая проблема России — необходимость избавления от значительной части промышленного потенциала, которая, как оказалось, либо вообще не нужна стране, либо нежизнеспособна в нормальных, то есть конкурентных, условиях. Большинство экспертов сходятся во мнении, что речь идет о необходимости закрытия или радикальной модернизации от 1/3 до 2/3 промышленных мощностей…

Если, по существующим оценкам, через 20 лет в наиболее развитой части мира в чисто материальном производстве будет занято не более 5 % трудоспособного населения (2–3% в традиционной промышленности и 1–1,5 % в сельском хозяйстве) — значит, это и наша перспектива».[18]

Подписываются экономисты Гарвардского университета под этими безумными утверждениями. Вчитайтесь! Критерием «нормальности» экономики академик считает не степень удовлетворения жизненных потребностей населения и страны, а наличие конкуренции. Это — поразительная вещь, ибо даже Гоббс признавал, что существуют два примерно равноценных принципа устройства хозяйства — на основе конкуренции и на основе кооперации, сотрудничества.

На что же готов пойти Н. П. Шмелев ради приобретения такого блага, как «конкурентность»? На ликвидацию до 2/3 всей промышленной системы страны! Ну можно ли считать это рациональным утверждением? Черным по белому написано, что деиндустриализация — «наиболее важная экономическая проблема России».

Замечу, что к 1995 г. стало очевидно уже и из практического опыта, что ни о какой «радикальной модернизации» промышленности в программе МВФ и речи не идет — происходит именно ликвидация «от 1/3 до 2/3 промышленных мощностей». Даже напротив, в первую очередь ликвидируются самые современные производства. И это дикое в своей иррациональности стремление уничтожить отечественную промышленность было распространено в элите экономистов довольно широко.

Оно не исчезло и сегодня. Вот что сказал глава команды экономистов Горбачева и Ельцина академик А. Г. Аганбегян, выступая в Новосибирском университете 1 декабря 2003 г.: “Рынок — это система, где производится то, что может быть оплачено со стороны потребителей. В плановом хозяйстве производилось много продукции, которая не была востребована… Когда перешли к рынку, цена на тракторы резко выросла, в результате производство тракторов сократилось примерно в 20 раз. Такие примеры можно привести и по грузовикам, и по бульдозерам, и по железнодорожным вагонам, и по станкам, и по многому другому… Поэтому переход к рынку — крайне болезненная вещь, связанная с огромным сокращением производства”.[19]

На мой взгляд, логику этого рассуждения можно назвать шизофренической. Здесь привычные понятия вывернуты наизнанку, так что все рассуждение перемещается в какое-то зазеркалье. Почему же тракторы, вагоны, грузовики были в СССР «невостребованы»? Ведь ими пользовались, их не хватало, общество требовало перестроить экономику именно для того, чтобы всех этих вещей производить больше. А главные экономисты, значит, стремились к совершенно противоположному — организовать в стране «огромное сокращение производства”! А значит, и потребления для большинства населения, и возможностей развития страны. На обыденном языке это называется «враги народа».

Той части западного сообщества экономистов, которая консультировала или молчаливо поддерживала программу уничтожения российской промышленности, сегодня никак нельзя отмалчиваться. Они должны или признать и объяснить допущенные ими фундаментальные ошибки — или признаться, что выполняли чисто политический заказ в «холодной войне» против России.

Одним из главных направлений идеологической кампании, которая велась для подрыва легитимности советского хозяйства, было внедрение мысли о том, что оно якобы «работает на себя, а не на человека». Частое повторение высшими авторитетами экономистов этого иррационального утверждения сделало его привычным — при том, что оно несовместимо со здравым смыслом. Сила его воздействия определялась тем, что оно одновременно разрушало и логику, и меру.

Недавно Горбачев выдал такую сентенцию о советском хозяйстве: «Надо было менять структуру. Ведь всего 8-10 % фондов работало на обеспечение жизненных условий людей. Все остальное работало или само на себя или на оборону».

Это нелепость! Только жилищно-коммунальное хозяйства (жилье, теплоснабжение и пр.) составляло около трети фондов страны. А что значит, например, что фонды свинофермы или московского метро «работали сами на себя»? И разве оборона не «работает на обеспечение жизненных условий людей»? Когда таким глупостям аплодируют короли, философы и ученые мирового сообщества, Разум еще на шаг отступает к пещере. А ведь им аплодируют уже 20 лет.

Пропаганда деиндустриализации сводилась к дискредитации всех отраслей производства СССР, которые составляли ядро хозяйства, базу для его развития и даже поддержания. Эта кампания наносила сильнейший удар по рациональности хозяйственной политики и имела для населения трагические последствия. Тогда, в угаре перестройки и реформы, большинство граждан этого не понимало. Сегодня эту историю надо осмыслить и извлечь из нее урок. Ведь перед нами совершенно новое и опасное явление в истории мировой культуры — идеологическая диверсия элиты авторитетного профессионального сообщества экономистов в большой информационно-психологической войне мирового масштаба. Диверсия, успех которой имел огромное геополитическое значение.

Коснемся кратко металлургии, энергетики и производства сельскохозяйственных машин.

Приоритетным императивом хозяйственной политики СССР было укрепление металлического фонда страны через развитие отечественной металлургии.

Железо, «один из фундаментов цивилизации» — важнейший материал, сыгравший революционную роль в развитии культуры. Важным показателем развития страны является накопленный в ней металлический фонд. Это объем металлов, содержащийся во всех видах основных и оборотных фондов народного хозяйства и в быту у населения.

Металлический фонд Российской империи в 1911 г. был 230 кг на душу населения. В 1920 г. металлический фонд начинающего свой путь СССР был в 12 раз меньше, чем в США. Прирастать он начал только с 1924 г. и достиг в 1932 г. около 320 кг на душу. После потерь металла во время войны и восстановления хозяйства, в 60-е годы СССР вошел с металлическим фондом, в 3 раза меньшим, чем США, и даже существенно меньшим, чем США имели в 1920 г.!

Большая программа развития металлургии в СССР была выполнена в 1961–1971 гг., так что за десять лет объем металлоинвестиций вырос почти в два раза. Металлический фонд на душу населения СССР на 1 января 1972 г. составлял 3700 кг.

С этой базы и началось развитие тех трех пятилеток, программу которого во время перестройки экономисты из команды Горбачева при поддержке авторитетов мировой экономической науки высмеивали как абсурдную и ненужную, сравнивая СССР и США. Каков же был металлический фонд в США? По самым минимальным оценкам, в 1970 г. металлический фонд США почти в 2 раза превышал фонд СССР. На душу населения в СССР приходилось 3,7 т металла, а в США 8,0 т.[20]

Динамика преодоления разрыва в объеме металлического фонда СССР и США представлена на рис. 5. К 1980 г. СССР приблизился к размерам того металлического фонда, которым США располагал в 1970 г. К 1990 г. разрыв предполагали сократить еще больше, но этот процесс удалось сорвать пришедшей к власти командой Горбачева.