Вернемся в Париж конца XIX века, каким застал его Фрейд. В то время во Франции, которая являлась мировым центром медицинской науки, существовало две основных научных школы: нан-сийская и парижская. Нансийскую возглавлял доктор Льебо, а затем Бернгейм, которые объясняли все истерические симптомы патологическими самовнушениями пациентов.

Жан Шарко также придерживался сходной точки зрения, считая, что истерия и гипноз — это явления одного порядка. Чтобы пояснить эту мысль, следует добавить, что Шарко рассматривал гипнотическое состояние как одну из разновидностей проявления истерии, и поэтому утверждал, что гипнозу подвержены только лица, склонные к истерическим реакциям. Последующие исследования показали, что это мнение во многом ошибочно, хотя более выраженная подверженность гипнотическому воздействию пациентов, страдающих истерией, является общепризнанной.

Напомним, что еще только заканчивался XIX век и не изгладилось в памяти то время, когда страдающих психическими расстройствами казнили, устраивали над ними церковные суды, запирали в тесные камеры, фиксировали на так называемых «смирительных кроватях», погружали в ледяную или очень горячую воду, связывали и заковывали в цепи.

Клиника Сальпетриер имела давние традиции и являлась пионером новых принципов лечения душевных расстройств и организации психиатрической помощи. Именно в этой клинике еще за сто лет до появления в ней Фрейда, в 1792 году, ее главный врач профессор Филипп Пинель (1745-1826) с разрешения конвента Франции впервые снял цепи со своих подопечных. Идеи «нестеснения» пациентов психиатрических клиник со временем, хотя и не так быстро, были позитивно восприняты и в других странах. В 1837 году эти идеи нашли дальнейшее развитие в принципе «неограниченной свободы» лиц, находящихся в психиатрических лечебницах, обоснованном и провозглашенном профессором кафедры практической медицины Лондонского университета Джоном Конолли (1794-1866). В отечественной психиатрической практике этот принцип все еще практически не реализован.

Еще раз отметим, что в описываемый период времени истерия как самостоятельная форма психопатологии не рассматривалась. Более того — многими врачами это заболевание считалось своеобразной разновидностью обычной симуляции, к которой склонны преимущественно женщины и женоподобные мужчины, прэтому далеко не все врачи признавали возможность или даже целесообразность терапии страдающих истерией. Шар-ко не разделял эту точку зрения и, вероятно, не будучи лишенным тщеславия и определенного артистизма, не раз выступал с сеансами публичного исцеления под аплодисменты восхищенной публики. Стремление к работе «на публике» вообще нередко среди психотерапевтов, что в значительной степени объясняется как специфическими личностными особенностями представителей нашей специальности, так и тем, что работа с группой всегда легче индивидуальной, а часто — и более эффективна за счет включения механизмов взаимоиндукции между пациентами. Но только не нужно путать работу с группой и психотерапевтические шоу новоявленных «мессий», которые имеют очень мало общего с терапией.

Стажируясь в клинике Сальпетриер, Фрейд был просто поражен искусством гипнотических сеансов доктора Шарко и восторженным отношением к нему пациентов. Напомню, что речь идет о конце XIX века. Со времени первого медицинского применения гипноза (1842) английским хирургом Джеймсом Брэдом (1795—1860), кстати — в целях обезболивания, прошло всего сорок лет, и далеко не все врачи признавали новый метод, а использовавших гипноз коллег нередко обвиняли в факирстве и фокусничестве, а то и объявляли их «агентами сатаны».

Сам Шарко пришел к гипнозу через кратковременное увлечение идеей возможности передачи различных состояний от одного пациента к другому с помощью магнитов. Но, к чести ученого, он быстро разочаровался как в этой гипотезе, так и в попытках лечения психиатрических пациентов с помощью намагниченных обручей. Тем не менее, здесь можно отметить, что идея деперсонализации отношений между психиатром и пациентом и попытки заменить эти человеческие отношения теми или иными техническими процедурами или химическими «посредниками» до настоящего времени остается превалирующей тенденцией.

Именно обучение у Шарко качественно изменило жизнь и творческий путь Фрейда. Я напомню читателю, что большая часть жизни и деятельности Шарко до того, как он возглавил одну из первых в мире кафедр психиатрии, прошла в патологоанатомической лаборатории. И именно огромный опыт вскрытия умерших и изучения микроскопии тканей мозга позволили Шарко утверждать, что, в частности, истерия — это психическое страдание, которое не сопровождается какими бы то ни было анатомическими изменениями в нервной системе, а следовательно — это расстройство вызывается не какими-то органическими, а «душевными» причинами. Естественно, были и другие объяснения, апеллировавшие к несовершенству микроскопов, но и современные 1 исследования показывают, что микроскопические изменение появляются, например у больных шизофренией, только через много лет (десятки лет) . страдания, и следовательно, мы не можем с уверенностью сказать — были ли эти изменения причиной или следствием шизофренического процесса. С точки зрения психосоматических отношений (то есть — «взаимодействия» психики и органов тела), я считаю, что мозг — это такая же ткань организма, как и любая другая, хотя и более значимая. И так же как искусственное введение адреналина может стимулировать тревогу или агрессию, последние, как известно, стимулируют естественную продукцию адреналина в нервных тканях.

Гипотеза о психогенном происхождении истерии была сформулирована Шарко около 1883 года, и это был, бесспорно, вызов господствующей в то время натурфилософии, стремившейся к объяснению всех психических феноменов материальными (органическими) причинами. Фрейд полностью воспринял идеи Шарко и вслед за ним постоянно подчеркивал, что важнейшей характеристикой истерического расстройства (в том числе, например, истерического паралича) является то, что оно ни в коей мере не отражает состояние нервной системы.

Обучение у Шарко было одновременно и важным, и достаточно трудным периодом в жизни Фрейда. Сказывались и материальные затруднения, и разлука с невестой, и его замкнутость, усиливавшаяся недостаточно хорошим владением французским. Фрейд искренне восторгался талантом мэтра, и в одном из писем невесте это чувство выражено предельно откровенно: он высказывал надежду когда-либо стать равным Шарко. Тем не менее, в силу уже упомянутых затруднений и периодических приступов депрессии, Фрейд через несколько месяцев намеревался оставить обучение и вернуться в Вену. Но так же, как ранее Э. Брюкке, Шарко заметил и оценил особые способности Фрейда, и вероятно, чтобы поддержать молодого врача, пригласил его к себе, и более того — подарил ему одну из своих книг с просьбой перевести ее на немецкий.

Обучением у Шарко завершается образование Фрейда и начинается самостоятельная научная деятельность, результаты которой составили целый ряд бесспорных открытий и до настоящего времени оспариваемых гипотез, в последующем приведших их автора к созданию психоанализа.