Андрей Яковлевич вошел в гостиную, куда привел меня доктор Галкин. Он напевал мелодию «Жаворонка» и поправлял отлично повязанный, подобранный под цвет пиджака галстук. Я сказал, что он выглядит щеголем, женихом. Довольный шуткой, он засмеялся, уселся, поправив складку брюк, и попросил меня, как доброго знакомого, написать письмо Михайле и Любаше. Надо покрепче пробрать их за то, что они не прислали ему весточку. Потом попросил проверить, выданы ли клиентам все отремонтированные инструменты, наведаться к нему на квартиру — посмотреть, как там бабка с Вовкой управляется.

Я, конечно, обещал все это выполнить. Скрипичный мастер пожевал губами, помолчал и вдруг спросил:

— Все-таки как же это вышло, уважаемый? Сперва мы в несгораемом шкафу портфель проморгали, а потом вы его нашли в платяном? Просто фокус! Как в цирке у Кио…

Это было превосходное начало для разговора.

— Бывают загадочные кражи, — сказал я после небольшой паузы.

И рассказал, что в Каире есть музей, где хранятся редкие, сработанные тысячи веков назад предметы быта, орудия труда, произведения искусства и мумии фараонов. Несмотря на круглосуточную стражу, на массивные запоры, из витрины был похищен золотой посох фараона Тутанхамона миллионной стоимости. Никаких следов взлома не было найдено, и в конце концов дело о краже в музее сдали в архив. Спустя немного времени один из служителей музея пошел в подсобное помещение…

— Прямо, как у меня в мастерской! — прошептал мастер.

И по его настороженному взгляду я понял, с какой жадностью он ловит каждое слово.

— …и обнаружил там ящик, — продолжал я. — Когда он открыл его, то нашел в нем связку ключей. Они подходили буквально ко всем хранилищам музея. Выяснилось, что в музее, как положено в учреждениях всего мира, имелись вторые экземпляры ключей на всякий случай. Но директор забросил их в этот ящик и забыл. Стало ясно, как связка попала в руки грабителей и почему после грабежа не осталось никаких следов. Проще простого! А лучшие сыщики мира ломали головы над этой «тайной»…

— Что же это за дурной директор! — воскликнул мастер.

— Ротозей! — поддержал я старика.

— Я так скажу, — продолжал старик, — если ты настоящий директор, то золотой посох с утра клади в витрину, а на ночь запирай в несгораемый шкаф.

— Ну, весь музей в шкаф не запрячешь… Кроме того, разве нельзя открыть шкаф? — спросил я.

— Для этого нужно его взломать! — отозвался Андрей Яковлевич.

— Можно открыть несгораемый шкаф и без взлома, — сказал я. — Ведь к нему тоже ключи имеются…

Я рассказал, что в Турции во время второй мировой войны к резиденту гитлеровской разведки явился человек и заявил, что может доставлять по мере их поступления все секретные документы из английского посольства. Действительно, гитлеровцы в течение года с лишним получали фотографии самых секретных бумаг. Что же выяснилось? Этот человек служил камердинером у английского посла, по ночам брал у своего хозяина связку ключей, открывал несгораемый шкаф и фотографировал все документы, которые там находились.

— Где же держал английский посол ключи? — поинтересовался Андрей Яковлевич.

— У себя в кабинете в ящике стола или на этажерке. Но ведь ночью он спал.

— Это похоже на меня! — вдруг проговорил мастер, прижав руки к груди. — Связка ключей то на столе, то в ящике, а то и вовсе в замке несгораемого шкафа. Я же после сердечного приступа лежу и дремлю.

Теперь мысли Золотницкого заработали в нужном мне направлении.

— Я был у вас тридцатого декабря около шести часов вечера. Вспомните, пожалуйста, в этот день вы открывали несгораемый шкаф?

— Нет! Целый день в мастерской была суматоха, принимали мелкий инвентарь. Потом приходили клиенты получать свои инструменты… — И он стал называть их фамилии, вспомнил, какие именно инструменты получали, даже назвал полученные в тот день суммы денег. —

А открыл я несгораемый шкаф, — продолжал он, — когда вы пришли и попросили еще раз посмотреть статью. «Секрет кремонских скрипок».

— Где находились ключи?

— При вас же вынимал связку из кармана.

— Вы всегда хранили красный портфель в секретном ящике?

— Всегда…

— А накануне, двадцать девятого декабря, вы видели портфель?

— Днем брал его, сунул в него грамотку о моей премии, запер, опять положил в секретный ящик, закрыл дверцу…

— Заперли?

— Запер ли? — переспросил скрипичный мастер и задумался. (Я молча сидел возле него и наблюдал, как он морщит лоб.) — Так… — начал он. — В подсобку заглянул мой ученик Володя. Да, да! Спросил, правильно ли настроил скрипку. Я взял инструмент, проверил. Он пошел работать. А я… Должно быть… — припоминал он с усилием. — Должно быть, защемило сердце.

— Уверены?

— Уверен! — произнес он после некоторого раздумья. — Ребята дали мне лекарство, уложили на диванчик и, как всегда, ушли. А я полежал-полежал да, наверное, задремал.

— Крепко?

— Да! Проснулся оттого, что ключи упали на пол и загремели. Любаша принесла обед, поставила судок на угол столика и нечаянно сбросила связку.

Для меня было ясно, что двадцать девятого декабря Люба застала мастера спящим и увидела ключи в дверце шкафа. О том, где хранится портфель, она знала от мужа. Люба поставила на столик судок с обедом, вытащила портфель и положила его в черную папку для нот. Заперев ящик, она вытащила ключи из его скважины, чтобы вставить их в замок шкафа (как было при ее приходе). Сделала она это неловко, от волнения уронила их на цементный пол и разбудила старика. Но я не хотел, чтобы в душу Андрея Яковлевича запало подозрение, и поэтому спросил:

— До прихода Любовь Николаевны никто не мог зайти в мастерскую?

— Нет! За дверью дежурили мои хунхузы.

— А тридцатого декабря их не было?

— Не было, я же отпустил их!

— Тридцатого к вам приходил кто-нибудь, кроме тех трех, которых вы называли?

— Никто!

— У вас не было в течение дня сердечного спазма?

— Нет, нет! Наоборот, уважаемый, чувствовал себя, дай бог каждому!

Мастер бодрствовал! Вот вам и причина, по которой ни скрипач, ни кинооператор, ни архитектор не могли тридцатого, если даже намеревались, подбросить взятый Любой портфель в платяной шкаф.

— Спасибо, Андрей Яковлевич! Надо кончать беседу, а то доктор будет ворчать.

— Он и так ворчит. Я хочу отдать мой портфель на хранение. Он советует сдать администрации санатория. А я решил отдать верному человеку…

— Где вы храните другие части «Родины» и остатки дерева?

— Будьте спокойны! У человека, которому верю, как самому себе!

Я тепло простился с Андреем Яковлевичем. Он ушел из гостиной, а я задумался: кто же этот «верный человек», у которого хранятся готовые части «Родины», и как ухитрился их снять на пленку Разумов?

В гостиную заглянул Галкин.

— Как находите нашего подшефного?

— По-моему, к бою готов!

— А что вы думаете! — засмеялся доктор. — Мой дед говорил: «Если бог захочет, то и старая метла выстрелит!»

— Судя по такому заявлению, я должен считать вас богом!

— Что вы, что вы! — поднял Галкин руки вверх. — Тут роль бога сыграл не я, а вы, найдя этот портфель.

Лев Натанович повел меня в гардеробную, сказав, что Савватеев приехал на своей «Волге» и ждет меня, чтобы довезти до города. Что ж, это было мне на руку.