Отпустив учеников, Кудеяров пригласил Любу. И она вошла еще более красивая, чем обычно.

Люба объяснила, что двадцать девятого декабря в половине шестого принесла свекру обед. Он лежал после сердечного приступа в подсобной комнате, дремал. Люба заметила беспорядок: вещи сдвинуты с места, газета валяется на полу, в приоткрытой дверце несгораемого шкафа торчит связка ключей.

— Что хранил там ваш свекор?

— Красный портфель.

— Вы заперли шкаф и секретный ящик?

— Да. Я открыла дверцу, затворила ее поплотнее, потом повернула ключ и всю связку ключей положила на столик.

— Когда открывали дверцу, видели красный портфель?

— Нет! Там были квитанционные книжки, деньги, струны…

Вызвали Марусю Ларионову. Она показала, что двадцать девятого декабря привезла Белкина в театральные мастерские и ждала его во дворе. Это было в шестом часу, а через тридцать—сорок минут помощник оператора вынес в чехле осветительный прибор и сел с ним в кабину. Они поехали на киностудию, но по пути оператор велел остановиться и пошел в гастроном. Маруся хотела переложить прибор из кабины на заднее сиденье, но только подняла его, как из-за чехла вывалился красный портфель.

— Врешь! — воскликнул фарцовщик.

— Тихо! . — стукнул ладонью по столу Кудеяров и спросил Марусю: — Портфель был на защелке?

— Нет. Укладывая его обратно в футляр, я заметила, что в нем была некрашеная спинка скрипки и большие листы бумаги с массой цифр.

— Белкин, признаёте себя виновным в краже портфеля?

— Не признаю! Во сне ей приснилось! В чехле был мой собственный красный портфель. Раскадровка сценария в нем лежала.

Александр Корнеевич открыл нижний ящик своего стола, извлек шесть разных красных портфелей и разложил их перед Марусей Ларионовой. Она посмотрела, повернула один из них другой стороной и узнала его по темному пятну, посаженному слесарем.

— Теперь, Белкин, признаёте себя виновным?

Фарцовщик сидел, опустив голову, очевидно прикидывая: продолжать отпираться или повиниться? Есть еще свидетели или Маруся последняя?

Кудеяров вызывает оператора Максима Леонтьевича Горохова. Тот входит уверенной походкой, с поднятой головой, крепко берется рукой за спинку стула. Куда девались его мягкость, добродушие, нерешительность?

— Задержанный нами Белкин заявил, — говорит комиссар, — что фотоснимки деки «Родины» и табличек нашел после вашего отъезда в отпуск у вас в рабочем столе?

— Как же я мог снять их, когда они лежали в несгораемом шкафу? Мастер Золотницкий показал их мельком один раз и сейчас же спрятал. Не было у меня таких снимков!

— Белкин проявлял интерес к деке и табличкам?

— Да! При мне расспрашивал нашего консультанта Савватеева, что к чему и какая цена…

— Белкин, был такой разговор?

— Не помню!

Александр Корнеевич вызывает Савватеева, который подтверждает слова Горохова. Георгий Георгиевич добавляет, что Белкин интересовался и тем, сколько может стоить сделанная мастером Золотницким «Родина».

— Не помню! — опять говорит фарцовщик.

— Лжешь! — закричал Горохов. — Ты украл портфель!

— Это еще надо доказать! Законы мы знаем!

— Тихо! — снова сказал Кудеяров и взял со стола две фотографии. — Снято неплохо! — и дал их свидетелю. — Ваши?

— Снимки слишком контрастные… — проговорил Горохов. — Нет, не мои!

Белкин взглянул через плечо свидетеля на фотографии и заявил:

— Моя работа! Это я снимал березы в Сокольниках, — указал он на первый снимок, — и Москву-реку в полдень! — ткнул он пальцем во второй. — Стараешься, а все равно не ценят!

— Ваша работа? — спросил Александр Корнеевич, и в его голосе прозвучало сомнение: — Верно, ваша?

— Думаете, глаза отвожу? Я снимал моим аппаратом «Зенит-С».

Я взял снимки и стал их рассматривать.

— Слушайте, Белкин! — сказал я. — Может быть, вашим аппаратом снимал кто-нибудь другой?

— Новое дело! Я с ним никогда не разлучался!

— Но в студии оставляли?

— Брал с собой!

— Вы не заметили, — спросил Кудеяров, — что на ваших снимках есть один дефект?

Посмотрев на показанные ему две едва заметные темные линии, идущие поперек верхней части снимка, Белкин сказал:

— Где-нибудь случайно пленку поцарапал…

— Возможно! — ответил Александр Корнеевич и, взяв лупу, предложил внимательно посмотреть на фотографии.

Да, две черные черты на небольшом расстоянии друг от друга, одинаковые на обоих снимках, тянулись вверху от края до края.

— Не смогли же вы поцарапать оба снимка с такой удивительной точностью, — сказал Кудеяров.

— Конечно, конечно… — пробормотал Белкин, вероятно почуяв, что ему неспроста показали эти фотографии. — Хотя это не имеет никакого отношения к делу.

— Возможно! — еще раз произнес Кудеяров. Вынул из «Дела Белкина» фотоснимки нижней деки «Родины» и табличек толщинок. — Поглядите! — сказал он, передавая лупу фарцовщику. — И на этих точно такие же черные линии!

Белкин взял лупу, посмотрел на фотографии. И я заметил, что его рука слегка дрожит.

— Ну как? — спросил Александр Корнеевич спокойно.

— Да, да, — прошептал фарцовщик в волнении. — Наверное, моя кассета…

— Нет! — ответил Кудеяров, доставая из ящика фотоаппарат «Зенит-С» и вынимая его из футляра. — Кассета в полном порядке! — и взял из «Дела» лист бумаги с бланком научно-технического отдела, где на машинке отпечатан акт экспертизы: