— Борис Петрович, — Кравцов прижал руки к груди, — вы только скажите…
— Знаю, знаю. Садись. Давай о Корнееве поговорим. Не нравится он мне. Надо от него избавляться. Подумай, как его «на землю» перевести.
— А чего проще, я на него бумаги читал от Тохадзе. Пока суть да дело, переведем его в какое-нибудь отделение. Только, Борис Петрович, с Кафтановым трудно будет.
— Разберемся.
Громов засмеялся и похлопал ладонью по телефонному аппарату с гербом на диске.
Игорь Корнеев шел по улицам гаражного города. День был воскресный, поэтому многие боксы распахнуты настежь, народ возится с машинами.
Игорь здоровался со знакомыми. Вот и гараж Звонкова. Женя, как всегда, лежит под машиной.
— Привет, — Игорь присел рядом.
— Привет, — Звонков выбрался из-под автомобиля, протер руки ветошью.
— Ты чего звонил? — спросил Игорь и сел на перевернутый ящик, — Что за странные вещи с тобой происходят?
— Я не хотел тебе по телефону говорить, боялся — не поверишь.
Игорь усмехнулся, посмотрел на Звонкова.
— Ну что ты смеешься. Это действительно серьезно. — Дай закурить.
Звонков протянул ему пачку с сигаретами. Они закурили.
— Я даже не знаю, как начать. У меня странная зрительная память.
— Это я знаю, помню еще по школе.
— Ну, а с возрастом некоторые привычки появились.
— Да знаю я и твою аккуратность и даже щепетильность. Ты о деле говори.
— Понимаешь, Игорь, я второй раз возвращаюсь домой и вещи не в том порядке, в котором они были.
— Не понимаю. Конкретнее?
— Конкретнее… — переспросил Звонков. — Например, пепельницу мою с русалкой помнишь?
— Конечно.
— Я ее всегда русалочьим хвостом к окну ставлю. Всю жизнь. Прихожу вчера, а она хвостом к шкафу повернута. Когда уходил, забыл выкинуть окурки. Их три в пепельнице было, а прихожу — пять. Теперь, зажигалка у меня всегда стоит на пятне.
— На каком пятне?
— На том самом, которое вы, еще будучи старшим лейтенантом, прожгли на полировке.
— Любопытно. Поехали к тебе, — прервал Женю Игорь и нетерпеливо встал.
В квартире Звонкова был как всегда полный порядок. Паркет в прихожей ослепительно блестел. На стенах — маленькие веселые картинки с видами Москвы. Медные украшения дверцы стенного шкафа ослепительно сияли в полумраке.
Игорь снял ботинки.
— Стоп, — сказал Женя. — Что ты видишь?
— Ничего, — сознался Игорь.
— Видишь тапочки?
У стенного шкафа стояли четыре пары тапочек.
— Да.
— Как они стоят?
— Нормально.
— Когда я вчера подошел к двери, то поймал себя на мысли, что меня что-то раздражает. Я оглянулся и увидел эти тапочки, они были свалены в угол. Я поставил их вдоль стены, ровно. А теперь они опять свалены.
Игорь внимательно посмотрел на Женю и сказал, сдерживая улыбку:
— Показывай, что еще.
Они вошли в комнату. Женя молча указал на пепельницу, потом на зажигалку, потом достал из пепельницы окурок.
— Читай.
Игорь поднес окурок к глазам.
— Кент.
— Я отродясь не курил таких сигарет.
— Ты проверил, у тебя ничего не пропало?
— Ничего.
— Странно. Знаешь, если это опять повторится, немедленно заяви в отделение милиции.
— Зачем?
— Заяви. Так лучше будет. И вообще сходил бы ты к врачу, Женька, а?
— Ну зачем ты так, Игорь — Звонков устало опустился в кресло.
Кафтанов стоял у окна в своем кабинете и читал какую-то бумагу.
Запел зуммер селектора. Кафтанов подошел, нажал кнопку.
— Да.
— Андрей Петрович, — сказала секретарша, — к вам полковник Зотов, из инспекции по личному составу.
— Приглашай.
Полковник Зотов высокий, чуть сутулый, в форме внутренней службы не вошел, а словно просочился в дверную щель.
— Здравия желаю, Андрей Петрович.
— Здравствуйте, Семен Ильич.
— Присаживайтесь.
Зотов сел, вздохнул, положил на стол папку.
— Что это?
— Материалы на Корнеева.
— Что?!
— Поступило заявление, что Корнеев вымогал взятку…
— Я это знаю, от некоего Тохадзе, — перебил Зотова Кафтанов. — Считаю оговором.
— То-то и оно, но Тохадзе передал нам телеграмму Корнеева и фотографии, где они вместе сидят в ресторане.
— Это еще что такое?
— Да вот, — Зотов неспешно раскрыл папку, вздохнул и положил перед Кафтановым телеграмму.
Кафтанов взял бланк, быстро пробежал глазами, потом поглядел на фотографию.
— Ничего не понимаю.
— А тут и понимать нечего, — вздохнул Зотов. — Здесь, Андрей Петрович, два варианта. Первый — оговор, второй — попытка вымогательства.
— Но зачем оговаривать Корнеева? Кому он мешает?
— Андрей Петрович, я Корнеева тоже знаю. При моей службе о человеке только плохое собирать надо. Так у меня на Корнеева кроме неподтвердившихся анонимок ничего нет.
— Семен Ильич, вы могли бы эти бумаги оставить у меня?
— Если с моим руководством договоритесь.
— Договорюсь.
— Тогда я вам эти бумаги занесу.
Слава Голубев свернул в переулок и опять увидел темно-синие «Жигули», стоящие у церкви.
Гена заметил его и открыл дверь. В салоне они закурили.
— Поедем, — сказал Гена. — Опять к нему. Что брать, я скажу тебе у дома. А пока переоденься. На заднем сиденье кожаная куртка и кепка.
— Гена!
— Молчи, дурак, сделаем дело — всю жизнь нужды знать не будем.
Кафтанов шел по коридору управления, рассеянно здороваясь с сотрудниками. У одной из дверей он остановился, задумался, постоял немного и отворил ее.
Кафтанов оглядел маленький кабинет и спросил:
— Где Летушев?
— На территории.
— Хорошо. Садись, Борис. Есть разговор.
Логунов сел. Кафтанов расположился за столом напротив.
— С сегодняшнего дня ты бросаешь все дела и займешься проверкой вот этих документов.
— Что это, товарищ полковник?
— Попытка скомпрометировать Корнеева. Ты, Логунов, понимаешь, кому и зачем это выгодно. Не скрою, начав это дело, ты можешь нажить себе могущественных врагов. Но на чаше весов доброе имя твоего товарища. Следовательно, доброе имя всех нас.
— Я постараюсь, Андрей Петрович. Логунов взял папку.
Коляска в лифт не влезала. Это была роскошная детская коляска. Нечто среднее между ракетой и автомобилем марки «Крайслер». И как Николай ни старался, он не мог ее всунуть в лифт.
Поэтому и пришлось аккуратно спускать вниз по лестнице.
— Осторожнее! — раздавался голос невидимой тещи. Коляска, солидно поскрипывая рессорами, спускалась вниз по ступенькам.
На четвертом этаже хлопнула дверь квартиры Звонкова.
Николай сверху увидел знакомую клетчатую кепку и кожаную желтую куртку.
— Женя! — крикнул он. — Женя!
Но Звонков, словно не слыша его, опрометью бросился вниз по лестнице.
Машина Тохадзе остановилась в Козихинском переулке.
— Подожди здесь, — сказал он Гене и вынул из портфеля плотный сверток.
— Бабки? — спросил Гена.
— Угу.
— Старичку.
— Угу.
— Много здесь.
— Ничего, дорогой, дело этого стоит, — с этими словами Тохадзе вышел из машины.
Звонков прощался со Львом Мироновичем у входа в институт.
На улице уже горели фонари, и поэтому осенний вечер казался чуть лиловатым.
Женя задернул молнию куртки, закурил сигарету и медленно, не торопясь пошел по улице.
Московский вечер обтекал его, даря на секунду лица, глаза, улыбки.
Он шел задумавшись и не заметил, как толпа вынесла ему навстречу спешащую девушку, и она ударилась о его плечо.
— Ой, — вскрикнула прохожая и упала.
Женя наклонился, схватил ее за руку, начал поднимать.
— Очень мило, — сказала незнакомка, — очень.
И стала собирать какие-то женские мелочи, разлетевшиеся по асфальту из ее сумки.
Звонков поднял какие-то маленькие коробочки, суетливо протянул девушке.
Она взяла их и засмеялась.
Только теперь Женя посмотрел на нее и увидел, что она очень хороша.
— Ну что же вы, может, руку подадите, встать поможете. Женя протянул руку, девушка поднялась и поморщилась.