— Возможно, это и так. Но мне кажется, что вы надо мной подшучиваете.

Полоцкий улыбнулся, не признавая и не отвергая ее предположения.

— Вы еще не видели русский двор. Не видели мой изумруд.

Флер явно была разочарована.

— Разумеется, мне очень хочется, но у нас так много…

— Конечно, конечно. Мы ведь пробудем здесь все лето, позже даже будет лучше, тем более, что к тому времени подоспеют наши новые товары. Кстати, вы видели великий «Кохинор»? Какое впечатление он на вас произвел?

— Он меня разочаровал.

Полоцкий рассмеялся. — Да, я так и думал. Ну что в нем особенного? Так, сероватое яйцо в золотой оправе…

— Если быть с вами откровенной до конца, то мне больше понравилось устройство, обеспечивающее безопасность мистера Шабба, чем сам бриллиант, — сказала Флер. — Полицейский объяснил нам, что если кто-нибудь попытается украсть драгоценность, то при первом к нему прикосновении сработает пружина, и бриллиант сразу же упадет в расположенный под камнем сейф. Но Тедди предположил, что вряд ли кто-то польстится на такую уродливую вещицу.

— Тедди? Это тот самый серьезный молодой человек, который повсюду вас сопровождает?

— Да, мистер Скотт.

— Как приятно быть офицером. Как много досуга, как мало обязанностей, — заметил Полоцкий. — А сегодня он тоже будет при вас?

— Нет, сегодня утром я пойду с дядей Фредериком. Мы хотели с ним осмотреть экспонаты пораньше, пока не слишком многолюдно.

— Значит, ваша прогулка верхом намечается после обеда?

— Да, будем надеяться.

Флер каждый день меняла время выезда в парк в надежде встретить там своего спасителя. Если он прогуливался верхом на лошади и тогда, почему бы ему не появиться в парке снова? — размышляла она. Пока ей не везло. Может, он уже уехал из Лондона, так как она больше не видела его ни на выставке, ни на светских приемах.

— Не могу ли я попросить вас о великом одолжении? — спросил Полоцкий, словно угадывая ее мысли. — Я провел две недели взаперти на Русском дворе среди ящиков, соломы и густой пыли. Как хочется подышать свежим воздухом. К тому же я заскучал по женской компании! Сегодня после обеда ваша добрейшая тетушка обещала предоставить в мое распоряжение свою карету, и мы с вами вместе можем покататься. Сочту за большую честь. Всего час-два.

Его предложение застало Флер врасплох. Она еще долго беспомощно моргала после услышанного эпитета, обращенного в адрес ее тетушки, и никак не могла поверить, как это она, старая скряга, осмелилась предложить простому купцу свою драгоценную четырехместную коляску, чтобы ее племянница у всех на глазах покаталась с пожилым мужчиной, начисто лишенным шеи и талии, к тому же проявляющим любовь к меховым воротникам на пальто и шубам.

Еще никогда Флер не отказывалась от прогулки на своем Обероне, за исключением разве только ненастных дней, когда ей приходилось довольствоваться каретой. Но Полоцкий с такой смехотворной надеждой глядел на нее, с таким напряженным ожиданием разочарования, что у нее не хватило духу ему отказать.

— С большим удовольствием, — ответила она.

У каждого, кто посещал Хрустальный дворец, были свои любимые экспонаты. Тетушка Венера проводила удивительно много времени перед французской экспозицией. Она была вторая после английской по величине. Наглядное свидетельство того, что Франция наконец оправилась от опустошительных наполеоновских войн. За неполных шестьдесят лет она успела побывать республикой, империей, реставрированной бурбонской монархией, орлеанской монархией, и вот теперь — снова республика. Но, как часто со злорадством говорила Венера, — неважно, кто правил страной, сидя в Тюильри, дух Франции оставался несломленным, а шелка и кисея из Парижа по-прежнему считались лучшими в мире.

Даже Ричард, рискуя навлечь на себя презрение своего друга Брука, отважился дважды посетить выставку, где провел по два часа в день. Его осмотр, правда, ограничился Каретным двором, но при виде такого количества роскошных фаэтонов, кабриолетов, двуколок, он буквально лишился дара речи от зависти. Молчание, правда, носило лишь временный характер, так как, приехав после выставки на Ганновер-сквер, он загнал в угол сестру и долго распространялся перед ней о несравненных качествах каждого экипажа.

— И когда я заявила ему, что по горло сыта его колясками, — с негодованием жаловалась она сэру Фредерику, когда они вдвоем чуть позже входили на выставку, — он начал опять, при поддержке полковника Колта, разглагольствовать о достоинствах всех видов огнестрельного оружия.

— Да, это на самом деле удивительно, некоторые ружья могут стрелять десятью пулями без перезарядки. Поразительно! Ты только представь себе, что это означает на поле боя!

— Не десятью, а шестью. Теперь мне об этом известно все, уверяю вас, — сухо поправила его Флер.

— Даже если ты возненавидишь меня, я туда отправлюсь и лично обо всем разузнаю. Сегодня мы начнем с американской экспозиции?

— Как хотите. — Предъявив билеты, они вошли во дворец. — По-моему, теперь на всех светских мероприятиях только и слышишь вопрос: «А вы это видели, а это?» — и, не давая тебе толком ответить, начинают сами подробно все описывать, не пропуская ни малейшей детали! Единственный способ защиты — опередить всех. Я приготовила премиленькую речь о достоинствах запатентованной машины для производства почтовых конвертов и теперь буду об этом непременно рассказывать первому встречному, хочет он этого или нет.

— Тебя не станут слушать, — рассмеялся Фредерик. — А где твой обезумевший от любви поклонник? Мне кажется, я уже начинаю привыкать к постоянным встречам с ним здесь в каждом проходе.

— Не знаю, — с безразличием в голосе ответила Флер. — Вчера мы с Тедди поссорились из-за статуи греческой рабыни.

— Да, согласен с тобой. Тошнотворное произведение искусства, слащавое, сентиментальное и одновременно ужасно похотливое.

В каталоге этот экспонат описывался следующим образом: «Скульптура обнаженной молодой красивой гречанки, которая предлагается для продажи богатому восточному варвару». Голая девица замерла в томной позе. Конец цепи, свисающей с ее запястий до бедер, искусно скрывал предмет вожделений. Как ни странно, статуя стала самым популярным экспонатом на выставке.

— То же самое говорила и я, а Тедди заявил, что скульптура очень мила! Мила, и все тут!

Фредерик поднял брови.

— И из-за этого вышла ссора?

— Вообще-то мы не поссорились, но, боюсь, своим замечанием задела его. Я просто сказала ему, что жеманные простушки в его вкусе…

— Как жестоко с твоей стороны, Флер!

— К тому же я спросила у него, почему беззащитную девушку на невольничьем рынке нужно заковывать в кандалы с длинной цепью. Скорее всего он счел меня неженственной и грубой.

— Ты такой и была, — улыбнулся Фредерик. — Стыдись! Чего же удивляться, если он избегает тебя, чтобы наказать за твою выходку?

— Вряд ли. Просто он сегодня может быть на службе.

— Что-то слишком рано, если судить по времени, проведенному им в Лондоне на прошлой неделе. Мне казалось, что военные инженеры ведут себя иначе, но, судя по: всему, они отличаются такой же праздностью, как и все остальные.

Флер промолчала. Ей уже приходило в голову предположение, почему Тедди проводит так много времени не на службе, но он был удобным для нее спутником на выставке, поэтому она и не пыталась дотошно это выяснить.

Бросив на нее подозрительный взгляд, Фредерик произнес:

— Я вот о чем подумал, Флер. Если ты не собираешься иметь с ним ничего серьезного, то не лучше ли ему намекнуть, чтобы он оставил тебя в покое?

— Тедди все известно о моих к нему чувствах. Я его предупредила что никогда не выйду за него замуж, что мы можем оставаться только друзьями.

— Да, дорогая, понимаю, но ведь природа заболевания такова, что она не верит в «никогда». Влюбленный мужчина — это оптимист, и он остается таким до тех пор, пока не получит от женщины знаки внимания, которые он может расценивать как поощрение. Как приятно думать, что яблочко все равно упадет тебе в руки, стоит лишь потрясти подольше яблоньку.