Пол под ногами был скользким, и от него из-за сырости тянуло холодом. Ни в одной печке в комнатах на первом этаже не горел огонь, который был не только единственным источником тепла в доме, но еще использовался для приготовления пищи. Около стены на кровати сидели два малыша и играли со щенком и с крохотным котенком, носик и глазки которого были покрыты желтоватой пленкой. За ней в дом вошел Бакли с охапкой дров, набранных им в куче под свесом крыши. Он бросил сердитый взгляд на Бетти, лениво почесывающую себе голову. С недовольным видом он прошагал к печке.

Бетти, повернувшись к Флер, сообщила ей самую важную новость:

— Ма лежит в кровати, мисс. У нее болит вот тут.

Флер похолодела. Это могли быть спазмы в кишечнике, но у миссис Блэк последние роды прошли очень тяжело, и она предположила, что при этом часто возникала послеродовая инфекция.

— Хорошо, сейчас я ее осмотрю. Вот, моя дорогуша, я принесла для тебя микстуру. Выпей ложечку сейчас, а потом поставь бутылочку на каминную плиту, подальше от всех. Когда придет домой папа, скажи ему, что тебе с Джеки нужно принимать по чайной ложечке это лекарство дважды в день. Больше никому. Понимаешь?

— Да, мисс, — ответила Бетти. Флер оставалось только надеяться, что ее указания будут выполнены, хотя она все же опасалась, что микстуру могут дать и новорожденному младенцу или даже щенку.

Лестница в углу вела прямо в спальню наверху, в которой стояла только одна кровать. Здесь запах гнили ощущался сильнее. Флер заметила широкое зеленое пятно на потолке прямо над головой матери, лежавшей на кровати рядом с подушкой, на которой сучил ножками новорожденный. Простыни, наволочки и нижнее белье этой женщины были грязными и изношенными. Только подаренные ею накануне пеленки были новыми, да и они уже покрылись слоем грязи.

Несмотря на подтачивающую ее здоровье болезнь, миссис Блэк отличалась необычайной плодовитостью — она уже родила одиннадцать детей. А ведь она была всего на пять-шесть лет старше Флер, но если судить по ее впалым щекам, провалившимся глазам и беззубому рту, ей можно было дать все пятьдесят. Ее муж Блэк был никудышным кормильцем, и не потому, что был ленив или нечестен, просто он был глуп и инертен, и годился только на неквалифицированную работу. Он часто получал травмы, ранения, и поэтому, когда работы становилось мало, его прогоняли одним из первых. Ему удавалось хорошо только одно — производить на свет один за другим чахоточных детишек от своей нездоровой жены. Блэк уже похоронили четверых, а теперь у их старшего сына Джека появился характерный блеск в глазах и редкий, натужный кашель, что свидетельствовало о его обреченности.

Симптомы чахотки у матери обычно пропадали во время продолжительных периодов беременности, может быть, поэтому она и не старалась предотвратить очередное оплодотворение. Сегодня, однако, щеки у нее горели, и она чувствовала себя плохо. По ее глазам Флер поняла, что женщина страдает от сильной боли. Подойдя к кровати чуть-чуть поближе, Флер почувствовала сладковатый запах гноя, и сердце у нее упало. Послеродовая инфекция всегда заканчивается фатальным исходом.

Ей не хотелось проявлять здесь своих тяжелых предчувствий, с трудом выдавив из себя улыбку, она сказала:

— Здравствуйте, миссис Блэк. Как вы себя сегодня чувствуете?

На следующее утро ветер, резко изменив направление, задул на юг. Выдался мягкий, золотистый от яркого солнца денек, очень приятный для верховой прогулки. Ричарду не терпелось опробовать Жемчужину, рыжей масти кобылу, перед началом охоты на лис, но так как скакать в одиночестве было не в его натуре, он великодушно предложил сопровождать свою сестру во время продолжительной поездки.

Проехав мимо Тернхэм-грин, дальше мимо Бэккоммон, они пустили лошадей галопом по вспаханному полю в Старч-грин и без остановки, доскакали до Уормхолт-фарм, где и повернули назад. Эту дистанцию Ричард несколько возвышенно называл «трехмильное дерби». Большая скорость, необъятная ширь, внушающая чувство безграничной свободы, вызвали прилив крови к лицу. На щеках у него появился румянец, а глаза восторженно блестели. На юношу было приятно смотреть.

Флер не любила возвращаться домой той же дорогой, поэтому они решили поскакать через Чизвик, то есть пересечь территорию Чизвик-хауз, которая граничила с Гроув-парк. Герцог Девонширский, который был не только соседом, но и другом отца, всегда призывал брата и сестру Гамильтон рассматривать его земли как продолжение их собственных.

Когда они проезжали через деревню, гордости Ричарда был нанесен ощутимый удар. Жемчужине еще требовалась тренировка, она слегка захмелела от быстрой скачки, и на углу Черч-стрит ей вдруг приглянулась бричка приходского священника, выезжавшая из ворот его дома. Не слушаясь команд Ричарда, Жемчужина взбрыкнула и, устремившись навстречу лошади священника, ударила ее прямо в грудь, оставив небольшую царапину. Так как бричкой управлял сам священник, то Ричарду пришлось — выслушать целую лекцию о дурных манерах его лошади, а сам он не мог вымолвить ни слова в свою защиту, хотя у него было что возразить. Наконец Гамильтоны поскакали дальше, но Ричард с этого момента впал в уныние.

Когда они приближались к зеленой калитке в переулке и их прогулка подходила к концу, Флер, бросив на брата взгляд, сказала:

— Что ты дуешься? Сам виноват и ты это прекрасно знаешь. Нужно лучше управлять лошадью.

— Что я могу сделать, если она недостаточно опытная, — огрызнулся Ричард. — В любом случае лучше иметь своенравную лошадь, чем такого чертова тихохода, как у священника.

— Лошадь с норовом — совсем не плохо, если только ты можешь справиться с ней. Но ты взмылил Жемчужину и не сумел остановить ее. — Флер широко улыбнулась. — Ты бы посмотрел на свое лицо, когда он назвал тебя неуклюжим охотником, наезжающим на собак! Да, если бы можно было убить человека взглядом…

— Он не имеет права меня оскорблять! — возмутился Ричард. — И пусть помолчит о дурных манерах в Итоне. Клянусь, я с трудом сдержался, чтобы его не ударить. Если бы только он не был священником…

— Возможно, ты его и ударил бы, — успокаивала брата Флер, — но в глубине души ты понимаешь свою оплошность. Зачем было так тянуть за поводья? Неудивительно, что Жемчужина взбрыкнула.

Ричарду не нравилось виниться, и он подыскивал удобное оправдание.

— Мне кажется, кобыла слишком легкая для меня, она скорее годиться для женских прогулок верхом. Если бы папаша не был таким скупердяем, он мог бы мне купить лошадь по моему весу. Не могу представить себе, как отправлюсь на Жемчужине на охоту, если выпадет удачный сезон. Она долго не выдержит.

Сестра бросила на него пронзительный взгляд.

— Ты просто недоволен тем, что отец не купил тебе офицерское звание, о котором ты мечтал. Но дело тут не в скупердяйстве, просто он постоянно обо всем забывает.

— Забывает, — простонал в ответ Ричард.

— А для чего такая спешка? Мне казалось, ты должен немного побыть дома. Я мечтала, что ты будешь сопровождать меня на вечера и балы, намечаемые на эту зиму. А уж потом можешь покинуть меня, оставить в полном одиночестве.

— Подумаешь, одиночество, — резко возразил Ричард. — Если ты хочешь, чтобы я провел перед тобой парадом своих друзей, чтобы ты выбрала себе кого-нибудь из них, то ошибаешься. Сразу предупреждаю тебя, что я этого не сделаю. Я хорошо помню прошлогоднее Рождество, когда я пригласил к нам Уилкинса и Томми Гандера! Но ты начала над ними издеваться, у тебя слишком велик сатирический запал, я не желаю, что бы над моими друзьями потешались.

— Я над ними не потешалась.

— Может, тебе так показалось. Но они утверждают обратное, и это одно и то же. Кроме того, если ты хочешь выйти замуж, то выйдешь и без моей помощи, поэтому отстань от меня. Фло, дорогая моя, ну где можно сыскать такую красивую девушку, к тому же умеющую всего добиваться самой?

— Хорошо же ты меня изобразил! Если бы только это была правда! Ну вот мы и доехали до калитки, и если я такая распрекрасная, то не будешь ли ты столь любезен спешиться и открыть ее. Боже, какая жалость, что женщины не могут ездить верхом по-мужски!