— Я не слышал сначала, — уклонился от ответа полковник.

— А все же? — настаивала девушка.

— Не люблю гекзаметры. Особенно русские. Они слишком отзываются натугой.

— Почему же? — вызывающе спросил худощавый молодой человек.

— Очень просто, — пояснил Шаллер. — В русском произношении двух долгих слогов подряд не бывает. И вообще разница между долгим слогом и ударением утрачена. А оттого такое стихосложение слишком манерно, и как-то не по-русски все это звучит, право.

Молодой человек недовольно пожал плечами, сел в кресло и оглядел присутствующих.

— А вы сами что-нибудь сочиняете? — спросил Шаллера другой молодой человек, более плотного сложения.

— Нет, — ответил Генрих. — Не сочиняю. Не чувствую за собой талантов.

— Понятно. Обычно критиками становятся те, кто не имеет талантов, но очень завидует тем, кто ими обладает.

— Признаться, я критиковал не таланты нашего досточтимого поэта, а лишь способ стихосложения. Если я чем-ибудь обидел вашего товарища, то прошу простить меня, произошло это невольно.

— Господа, господа!.. — весело обратилась к присутствующим Лизочка. — Может быть, кто-то еще хочет что-нибудь прочитать?.. Ну же!..

Но никто из присутствующих читать что-либо при Генрихе Ивановиче не пожелал. В комнате зависла неприятная пауза, и Лизочка, разряжая атмосферу, пригласила всех пить чай с марципанами. Все отправились в чайную комнату, а Лизочка и Шаллер задержались. Девушка подошла к полковнику и положила голову ему на грудь.

— Зачем ты так? — спросила она с такой нежностью в голосе, что Генриха передернуло. — Они такие молодые и обидчивые. А ты такой сильный… — Лиза погладила плечо Шаллера, глаза ее заблестели, тон голоса сменился на игривый.

— Ты умный, ты самый умный из умных, а они все глупые… — Ее пальчики проворно расстегнули нижнюю пуговицу мундира и ухватились за пряжку ремня. — Такие глупые они все… Они мне так надоели, ходят каждый день… — Она потянула пряжку на себя, и та расстегнулась. — А ты не приходил целую неделю… Разве так можно поступать!.. — Прохладные пальчики скользнули под нательную рубашку.

— Подожди! — попросил Шаллер.

— Не могу, — честно ответила Лиза и сделала своими пальчиками чудесную штучку, сопротивляться которой Шаллер уже не мог. Он лишь успел закрыть дверь на запор и, увлекаемый Лизочкой в водоворот страсти, помчался по течению к самой высшей ее точке.

Вероятно, не случись этого интимного момента, Шаллер бы так и не решился на окончательный разговор с Лизочкой, но страсть еще более опустошила его душу, вн почти не мог смотреть девушке в глаза от неприятного ощущения, а резкие слова так и просились наружу.

Лиза сидела абсолютно обнаженная, кокетливо выпячивая грудь.

— Оденься, — попросил полковник.

— Я тебя смущаю, дорогой? — Лизочка вздернула подбородок. — Мое тело тебя слепит? Шаллера опять передернуло.

— Оденься! — повторил он жестко. Девушка почувствовала перемену в его голосе и прикрылась платьем.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Да… Мы должны с тобой расстаться.

— Что?

— Нам необходимо расстаться! — повторил Ген-рих. — Мы больше не можем так общаться.

— Как? — шепотом спросила девушка.

— Так… Давай останемся друзьями…

Лизочка стала судорожно натягивать платье. У нее это получалось неловко, она никак не могла попасть рукой в рукав и оттого еще больше занервничала. Шаллер смотрел на ее бедра и почему-то вспомнил первое прикосновение к животу Лизочки, трепыхание ее тела под его большими руками; ему вдруг стало жаль девушку, и он решил говорить с ней мягче.

— Пойми, ты молода, ты очень красива, у тебя все впереди…

— Что впереди? — нервно переспросила Лиза, наконец справившись с платьем.

— Мне сорок шесть лет!

— Ну и что!

— Я женат, и я не могу просто пользоваться тобой, не думая о будущем… Твоем будущем.

— Почему ты должен думать о моем будущем?! Я сама в состоянии подумать о себе!

На глазах девушки появились крупные слезы. Она подняла лицо, чтобы не пролить их, и Шаллер чувствовал, что с Лизой вот-вот может случиться истерика.

— Только не плачь, ради Бога! Ничего страшного не происходит! Просто я не могу общаться с тобой безо всякой перспективы! Я женат на другой женщине и никогда не смогу стать твоим мужем. Не плачь, пожалуйста!

— Мне этого не надо, — ответила Лиза, роняя слезы на ковер. — Будь женат на другой женщине. Я согласна.

— Господи Боже мой! Я не согласен так!

— Как?

Лизочка уже полностью потеряла контроль над своими чувствами, и слезы катились по ее лицу свободно, как струи дождя по оконному стеклу. Она задавала вопросы, не думая об их смысле, просто цепляясь за концы фраз Шаллера.

— Я уже тебе объяснял!.. Мы не можем с тобой спать!

— Почему не можем спать?

— Пойми меня!

— Что понять?

— Пойми наконец, что все кончилось!

— Что кончилось?! — Лизу трясло. Она смотрела на Шаллера, заливаясь слезами.

— Черт побери! — не выдержал полковник. — Возьмите себя в руки, Елизавета Мстиславовна! — закричал он. — И не тряситесь вы так в конце концов, как сумасшедшая, а то я уйду!

— Хорошо-хорошо… Я не буду трястись, только не уходите!

Неожиданно Лизочка вскочила с кровати и бросилась на пол, обхватив руками ноги Шаллера.

— Генрих Иванович!.. Не бросайте меня!.. Умоляю вас!..

— Перестань, Лиза!..

Полковник попытался поднять девушку с колен, но та так сильно вцепилась в его ноги, что он испугался сделать ей больно.

— Не бросайте меня, а то я не знаю, что с собой сделаю! Я убью себя! — закричала она так громко, что Шаллер занервничал.

— Успокойтесь, Елизавета Мстиславовна! Нас могут услышать, случится конфуз!

— Пусть слышат!..

Неожиданно девушка отпустила колени Шаллера. Глаза ее мгновенно высохли от слез и наполнились решимостью.

— Пусть слышат! — твердо сказала Лизочка, вставая на ноги. — Только конфуз произойдет с вами! И еще какой конфуз!.. Если вы меня бросите, Генрих Иванович, так запросто, то я объявлю во всеуслышание, что вы взяли меня силой!

Пораженный, полковник смотрел на Лизочку, которая совершенно успокоилась и поправляла волосы, глядясь в зеркало.

— Боюсь, Елизавета Мстиславовна, вам не поверят.

— Поверят, еще как поверят!

— Неужели вы думаете, что после ваших угроз я с вами буду продолжать какие-либо отношения?

— Это ваше право выбирать, — ответила Лиза, и Генрих увидел, как зло сверкнули ее глаза в отражении зеркала. — В доказательство своих слов я объявлюсь беременной.

— Вы же не беременны, Елизавета Мстиславовна. Это легко удостоверить.

— А откуда вы знаете, что я не беременна? — повернула к Шаллеру лицо Лизочка.

— Я был осторожен.

— А вы что, единственный в мире мужчина, от которого можно забеременеть?

— Конечно, нет… Вы хотите сказать, что у вас есть еще любовник?

— А почему нет?.. — Лизочка взяла пудру и дунула на пуховку, пуская пылевое облачко. — Вы его сегодня видели… Тот, который гекзаметр читал.

— Ну что ж, Елизавета Мстиславовна, он молод, — ответил полковник. — И у него есть некоторые литературные способности. Вам и карты в руки. Тем более что вы ожидаете ребенка.

— Значит, вы одобряете мой выбор? — спросила Лизочка, поправляя прядки волос над ушами.

— Во всяком случае, не порицаю, — ответил Шаллер. — Да и имею ли я право на это…

Лизочка села на краешек подзеркальника. Пуховка выпала из ее рук. Плечи девушки опустились, и она с тоской посмотрела на Генриха.

— Вы меня не любите, — мрачно проговорила она. — Теперь я это понимаю наверное… Конечно же, у меня нет никого, кроме вас. Я не беременна… Это все от отчаяния… Слова эти… Надеюсь, вы понимаете меня?..

Полковник кивнул.

— Я знаю, что после всего, что я вам наговорила здесь, вы меня будете ненавидеть…

Шаллер попытался что-то сказать, но девушка замотала головой:

— Не перебивайте меня, пожалуйста!.. Да а, вы будете меня ненавидеть!.. Или, на другой случай, просто презирать, что отнюдь не лучше… Но знайте, что я вас любила. Вернее сказать, я вас и сейчас люблю, со всем безумием, на которое способна женщина!..