Пока ванна заполнялась водой, Генрих Иванович вышел на улицу и подошел к беседке, где в полной темноте Белецкая неутомимо щелкала клавишами пи-шущей машинки. Он подошел к жене сзади, некото-рое время смотрел ей на затылок, что-то прикидывая в уме. Затем взял ее за подмышки и поднял со стула. Елена слабо застонала, пытаясь дотянуться до листов бумаги.

— Я тебя верну обратно, — зашептал полковник. — Нельзя же так! На кого стала похожа.

Он поднял жену на руки, ощущая, как легко ее тело, как чувствуются косточки под тонкой кожей. Бе-лецкая слабо сопротивлялась, а когда Шаллер понес ее к дому, она заплакала.

Он внес жену в ванную и посадил на турецкий стульчик. Она невидящим взглядом уставилась в коле-ни полковника и слабо взмахивала руками, словно ди-рижируя.

Печатает, понял Шаллер.

Он стал раздевать жену. Не торопясь, осторожно расстегнул пуговички платья и стянул его через го-лову Елены, ощущая кожей скопившуюся в материи грязь.

Полковник бросил платье на пол и почти сдер-нул с Белецкой нижнее белье с истлевшими кружева-ми. Обнаженное тело Елены пахло осенью, а точнее, осенними листьями, пролежавшими всю зиму под сне-гом.

Шаллер опустил Елену в ванну, и жена опять засто-нала.

— Ничего-ничего, — проговорил полковник, с инте-ресом разглядывая ее тело.

Так и недоразвившаяся грудь теперь и вовсе по-блекла, а бесцветные соски от воды сморщились. Еле-на столь исхудала, что ребра выступили далыпе, чем грудь, а угловатые бедра, казалось, способны издавать металлический звук при соприкосновении со стенками ванны.

Генрих Иванович стал набирать пригоршнями горя-чую воду и поливать ею плечи жены, наблюдая, как по ним бегут крупные мурашки, спускаясь по груди к низу живота, горящему слегка потускневшим золотом.

Он намыливал тело жены ласково и осторожно, словно это была кожа младенца, всего лишь неделю назад появившегося на свет. Благоуханной пеной на-мазывал подмышки Белецкой и тщательно выбривал детей-cирот имени Графа Оплаксина, погибшего в боях за собственную совесть, слависту Теплому, известному городскому дешифровщику.

Полковник заснул. Все его болыпое тело рассла-билось на прохладных простынях, широченная грудь вздымалась спокойно и равномерно, а голова в первые минуты сна была свободна от сновидений.

Джером подошел к зданию интерната. Ни одно окно не горело, а потому он, тихо ступая, зашел со двора, за-брался на карниз и пошел по нему к туалетной комнате. Он широко раскинул руки по стене, чтобы сохранить равновесие, и маленькими шажками приближался к цели. Мальчик представил, что под его ногами разверз-лась пропасть, и если он сделает неверный шаг, то его тело разобьется о скалы и он уже никогда не сможет ду-мать.

Джером успешно добрался до незапертого окна, за-брался на подоконник и спрыгнул на пол туалета.

— Ой! Кто это?! — услышал он испуганный голос.

— А ты кто? — в свою очередь спросил Джером.

— Я… я— Солдатов из второго класса, — ответил испуганный голос.

— А я — Джером из седьмого… Ты чего здесь дела-ешь?

— Сижу.

— А чего сидишь?

— Ты меня так напугал, что я мимо сделал…

— Не бойся! Я никому про это не скажу. Но и ты меня не видел. Понял?

— Понял, — отозвался Солдатов и грустно вздохнул. Джером вышел из туалетной комнаты и, придержи-вая на животе бутылку, тихо побежал по коридору к спальням. Заглянул в свою комнату, учуял испорчен-ный воздух и понял, что Супонин тоже вернулся и уже спит. Мальчик осторожно затворил дверь и на цыпочках пошел к комнате, расположенной на другой стороне ко-ридора. Он вошел в спальню, остановился посреди, при-слушиваясь к дыханию спящих, затем вытащил из брюк бутыль, прислонил стекло к щеке, пробуя, согрелась ли кровь, подошел к кровати у окна и склонился над ней, рассматривая лицо спящего Бибикова. Гераня спал крепко, словно убитый. Он поджал под себя жирные ко-ленки, а толстая ладошка лравой руки покоилась под свинячьей щекой. Рот Бибикова был приоткрыт, и от краешка губ к подушке тянулась дрожащая слюнка.

Джером открыл бутылку и осторожно стал поли-вать куриной кровью лицо Герани.

Поскольку кровь на-грелась на животе, Бибиков не учуял ее липкости на своей физиономии и продолжал спать молодецким сном. Джером полил его щеки и шею, остатками измазал по-стельное белье и засунул опорожненную бутыль под кровать.

Потом мальчик присел на краешек матраса своего одноклассника и мягко потрепал его по плечу. Бибиков открыл глаза, чмокнул губами и втянул в себя слюну.

— Ты чего? — чавкнул он спросонья.

— Ты весь в крови, Гераня.

— Чего?

— У тебя из горла кровь хлещет, Бибиков, — пояс-нил мальчик.

Гераня сел в кровати и только сейчас почувствовал на своей коже липкое вещество, стекающее к брюху. Он мазнул по своему лицу пятерней и понюхал.

— Кровь, что ли? — произнес Бибиков удивленно. — Откуда? — попробовал на вкус.

— Я тебе горло перерезал, — сказал Джером. — Ты скоро умрешь. В человеке всего четыре литра крови, а из тебя уже полтора вытекло. Так что минут пять оста-лось. Не больще. Что ты сейчас чувствуешь, Бибиков?

Бибиков ошарашенно огляделся по сторонам, увидел темные пятна на белом пододеяльнике, завращал глаза-ми, постепенно соображая, а когда наконец мысль в его голове определилась, он в ту же секунду схватился за горло и завыл тихим голосом.

— Ты перерезал мне горло! — выл Гераня.

— Перерезал, — подтвердил Джером. — Кстати, а что сегодня давали на ужин?

— Ты убил меня…

— Да, сейчас ты умрешь…

— Мне больно…

— Потерпи мгновение.

— Я умираю…

Джером погладил Бибикова по голове, словно ребен-ка, у которого болит зуб.

— За все содеянное в жизни когда-то приходится от-вечать, — заметил он. — А ответ монсет быть только один — смерть. Грешил ты или не грешил, все одно — смерть. Не так уж важно, рано или поздно ты сделаешь свой последний вздох.

Бибиков захрипел. Он держался обеими руками за горло, выпучив глаза, и ждал, когда сердце последний раз ударит в колокол души и та, лишившись равнове-сия, сдернется с места и устремится в неизведанное.

— Самое главное, дорогой Бибиков, куда направится твоя душа. Если говорить честно, положа руку на серд-це, ей место там, — Джером ткнул пальцем в пол. — Но говорят, что дети в ад не попадают. А в раю тебя будет поджидать мой отец, капитан Ренатов.

— Мой отец — полковник, — жалобно выговорил Ге-раня. — Он тоже в раю… А твой — всего лишь капи-тан…

Джером задумался. В словах Бибикова была своя правота. Он решил переменить тему разговора:

— Скажи, Бибиков, что ты чувствуешь сейчас, когда тебе осталось одно мгновение? Ты видишь смерть?.. Как она выглядит?.. Тебе страшно?

Бибиков заплакал. Из его маленьких глазок потекли слезы, смешиваясь с куриной кровью. Он продолжал ти-хонько подвывать, боясь заорать во все горло, чтобы не ускорить свой конец.

— У тебя, Гераня, — продолжал Джером, — повреж-дена сонная артерия. Помнишь, мы проходили по анато-мии. Артерия несет в себе кровь. Ее стенки снабжены эластичными мышцами. При каждом ударе сердца арте-рия сокращается, и оттого образуется пульс… Кстати, как твой пульс?

Джером взял Гераню за руку, нащупывая пульс на кисти.

— Ужас сколько крови! В тебе, Бибиков, почти столько же крови, как в лосе!.. А пульс твой нащупать ие могу!

— Позови доктора Струве, — шепотом попросил Ге-раня. — Я боюсь…

— Доктор Струве не поможет. Когда он приедет, твое тело уже начнет остывать и ты пойдешь синими пят-нами!

Бибиков громко икнул.

— К твоим ногам привесят бирочку и похоронят на бедняцком кладбище!..

На соседней кровати зашевелился Чириков — длин-ный, но очень худой подросток, крайне способный к ма-тематике. Он сел в кровати, протер сонные глаза и на-пялил на нос очки.

— Эй, что у вас там происходит? — Он протяжно зев-нул. — Ночь на дворе, а вы лясы точите.

— Он мне горло перерезал… — заплетающимся язы-ком проговорил Бибиков. — Я умираю…