— Ему, наверное, столько же лет, сколько и мне, — подумал Джером. — У него еще не росли волосы на лобке".

— Тринадцатилетний К., жертва серийного маниака, — было написано над фотографией. — Многочисленные проникающие ножевые ранения в области груди.

Открытая черепная травма. Множественные разрывы кишечника…" Другая фотография на странице рядом была портретом жертвы. Умерший мальчик смотрел с фотографии на Джерома, и была в лице его печаль.

— Так он же живой! — вскричал Джером.

— Нечнет! — замотал головой Теплый. — Он умер. Просто ему открыли глаза и направили в них свет. Это такой эффект. Поэтому кажется, что он живой… Ты не хочешь есть?

— Что? — переспросил Джером.

— Тебя сегодня не было на ужине. Наверное, ты хочешь есть. У меня есть жареная кровяная колбаса. Хочешь? Только ее нужно разогреть.

— Нет, — ответил Джером. — Спасибо. Что-то не хочется есть…

Теплый закрыл книгу.

— На первый раз достаточно. Теперь ты понял, что смерть приходит не только за стариками. Смерть с удовольствием подкарауливает юность.

— А что такое — маниак? — спросил мальчик.

— Это такой криминальный термин. Это спорный термин… Я расскажу тебе об этом как-нибудь в следующий раз. А теперь тебе надо умыться. Смой с лица кровь и отправляйся спать!

— Значит, вы не будете сегодня бить меня линейкой по пальцам?

— Не буду, — ответил Теплый, пристально разглядывая Джерома. — Тебе и так сегодня досталось. Можешь идти…

Придя в свою спальню, Джером разделся и укрылся одеялом с головой. Он слышал дыхание Супонина и его постанывания во сне. И почему-то представил Супонина вместо К. лежащим на патологоанатомическом столе, отчетливо увидел, как он держит в руках свои кишки… Только у Супонина, в отличие от К., растут на лобке волосы… У К. никогда уже ничего не вырастет… Джером потрогал ладошкой у себя внизу живота, грустно вздохнул и заснул…

Прежде чем уснуть, Гаврила Васильевич немного думал о зашифрованной рукописи, о лолковнике, ее принесшем. Долгими мысли были о Джероме. Теплый вспоминал разбитые губы мальчика и худые ноги в старых шортах.

— Он совсем не испугался", — думал славист, вспоминая, как Ренатов с любопытством разглядывал атлас… Придет время, и он испугается…

Губернатор Контата собрал у себя членов городского совета.

— Господа! На повестке дня у нас два вопроса! — возвестил глава города. — Во-первых, нам надо наконецрешить проблему с начальником охраны! Участились случаи нападения на кур на нашем производстве. Вследствие этого мы несем ощутимые убытки, несет убытки и город.

— Вы говорили нам о полковнике Шаллере, губернатор, — напомнил митрополит Ловохишвили. — Достойная кандидатура. Смел, волевой и не избалован аристократической мишурой…

— Да-да, — согласился скотопромышленник Туманян. — Очень достойный человек.

— К сожалению, — пояснил Ерофей Ерофеевич, — к сожалению, полковник Шаллер отказался от должности.

— Мало предложили? — поинтересовался г-н Бакстер.

— Достаточно.

— Почему же он тогда отказался? — спросил г-н Персик, хотя ему было вовсе наплевать на Шаллера. Он его попросту не знал.

— У Генриха Ивановича другие интересы. Они несколько расходятся с нашими.

— Говорят, у него с женой что-то не в порядке, — высказал версию г-н Мясников.

— Говорят, что она слегка сошла с ума и сочиняет какой-то труд на непонятном языке.

— Это кто же вам сказал? — спросил митрополит, приглаживая бороду.

— Кто, кто!.. Все говорят.

— Мне, например, ничего такого не известно.

— А вы, митрополит, у нас не от мира сего! — констатировал Бакстер. — Вам доподлинно известно только одно — величина вашего состояния. — Он вытащил из футляра трубку и набил ее табаком, искоса поглядывая на Ловохишвили.

— Господа, господа! — недовольно протянул Контата. — Довольно пикировок. Скоро уже десять лет, как мы с вами выбраны в городской совет, а все одно и то же происходит. Умерьте свои чувства! Ведь общее дело делаем!

Губернатор прошелся по кабинету, втягивая в себя аромат трубки, раскуриваемой г-ном Бакстером.

— Итак, есть ли у вас другие кандидатуры на должность начальника охраны?

— Уеду я отсюда… — с грустью сказал г-н Персик.

— Ну к чему вы сейчас это!

— Я?! Не знаю… Как-то вырвалось…

— Да пусть едет! — сказал г-н Туманян. — А процент его поделим! Все равно бесполезная фигура!

— Господа, господа! — заскулил Персик. — Не знаю, как это у меня получилось!

Может быть, от романтики!..

Считайте, пожалуйста, что я этих слов не говорил!

— Тогда предложите кого-нибудь в начальники охраны!

— В начальники охраны?.. Я сейчас… Мне кажется, что лучшей кандидатурой… — Персик замялся, но через некоторое время лицо его просияло: — Отец Гаврон!

Да, конечно, отец Гаврон! Вы помните, как он отличился на строительстве? Во всех отношениях достойная фигура!

— А что… — прикинул Контата. — В этом что-то есть!

— Почему все время мои люди?! — рассердился митрополит. — Что вам, мирских людей не хватает? При чем здесь куриное производство и монах?! Какая связь?

У нас монастырь вегетарианский! Мяса монахи не едят, почему они должны охранять производство, вместо того чтобы служить Богу?! Бред какой-то!

— Это хорошо, что вегетарианцы! — поддержал г-н Бакстер. — Кур не пожрут!

— Это неостроумно, — заступился за митрополита губернатор. — Но согласитесь, святой отец, что лучшей кандидатуры, чем отец Гаврон, мы не найдем! Опять же, значительные отчисления от доходов идут церкви!

— Хорошая кандидатура! — поддержал г-н Туманян.

— Не пойму, как монах будет ходить с ружьем?..

— Так и будет. Наперевес, — пыхнул дымом Бакстер.

— Ай… — Митрополит махнул белой рукой и принялся рассматривать пейзаж за окном.

— Если мы решили с первым вопросом, а я думаю, что так оно и есть, тогда переходим к вопросу второму. — Губернатор прокашлялся. — Неделю назад на имя городского совета пришла бумага интересного содержания. Всем нам известная организация купца Ягудина просит разрешить строительство на главной площади и помощь в финансировании этого строительства.

— А что за строительство? — спросил г-н Мясников.

— В том-то и дело! В этом-то и закавыка!.. — Контата на некоторое время замолчал, собираясь с мыслями. — Строительство небывалое…

"— Не тяните, губернатор! — не выдержал митрополит.

— Ягудинцы хотят возвести на площади башню.

— Какую башню? — спросил Персик. — Водонапорную?

— Нет, не водонапорную… Они хотят возвести Башню Счастья…

— Что?! — не понял Ловохишвили.

— Вы не ослышались, митрополит. Ягудинцы желают строить Башню Счастья, чтобы уйти по ней на небе са. Они считают, что таким образом избавятся от смерти, перейдя по кирпичам в лоно Божие.

Губернатор пошевелил на столе бумагами и вытащил одну.

— Вот проект, — показал он. — Ягудин обещает закончить строительство в два месяца и основные расходы понесет самолично.

— Чушь! — выпалил митрополит. — Не понимаю, Ерофей Ерофеевич, для чего вы вообще нам об этом сказали! Бросьте эту бумагу в урну, и забудем об этом!

Нонсенс! Эка глупость — Башня Счастья!

— Я тоже так считаю, — согласился губернатор. — Башня Счастья — абсурд! Но организация Ягудина — не абсурд, а реальность! Это политическая сила, которую в последнее время поддерживает большая часть горожан!

И знаете, что самое интересное?.. — Контата выдержал паузу. — Самое интересное, что даже корейцы поддерживают идею постройки Башни Счастья! Лютые враги объединились под одной идеей! Вот почему, дорогой митрополит, я не мог умолчать об этой бумаге.

— А зачем нашему народу нужна Башня Счастья?

Разве он не счастлив? — удивился г-н Персик. — Такие средства расходуем на благосостояние населения. Интернаты строим, больницы…

— Пусть строят! — сказал г-н Бакстер и пустил колечко дыма в потолок. — Чего мы от этого теряем?