— Терпи! Не я вором прокрался на производство, а ты.

Мальчик закусил губу от боли, а монах расшатывал проволоку, зубьями зацепившуюся за кожу.

— Сейчас!.. — И резко дернул.

— У-У-У' — завопил Джером.

Отец Гаврон отвел мальчика в охранное помещение, где туго перебинтовал его поврежденную ногу, затем наладил самовар и, разомлевши в тепле, кинул свой тулупчик в угол.

— Ты кто? — спросил он Джерома.

— Воспитанник Интерната имени Графа Оплаксина.

— Как звать?

— Джеромом.

— А фамилия?

— Ренатов.

— Ренатов? — удивился монах. — Ты Ренатов?

— А что? — удивился в свою очередь такой реакции Джером.

— Нет, ничего… Просто я знавал одного человека с точно такой же фамилией, как у тебя.

— Кого?

— Да так… К тебе он не имеет никакого отношения. Был когда-то такой капитан Ренатов, царство ему небесное…

— Это мой отец, — сказал мальчик и поморщился от боли в ноге.

— Как твой отец? — изумился монах. — У капитана Ренатова не было детей!

— Были.

— Да ведь не было! Я бы знал об этом!

— Отпустите меня, — попросил Джером. — У меня нога болит!

— Вот интересно-то!.. Сын капитана Ренатова… А зачем же ты курам головы сворачивал?

— Зачем, зачем!.. Они заклевали моего отца!.. Ну отпустите! — взмолился мальчик.

— Да ты хоть чаю попей! — засуетился монах над кипящим самоваром. — Согрейся!

Поди, совсем замерз в коротких штанах!

— Ладно, — согласился Джером. — Чаю попью.

Отец Гаврон разлил по стаканам чай, достал из шкафчика что-то, завернутое в тряпочку, развернул ее и выложил на блюдце медовые соты, блестящие точно так же, как самоварный бок, и полные густого тягучего меда.

— Ешь, — предложил он. — Согревайся.

Мальчик взял янтарный кусочек и равнодушно принялся его посасывать, запивая чаем. Иногда он косился на отца Гаврона, словно проверяя того — не задумал ли он какую-нибудь пакость. Но монах покойно пил свой чай, позвякивая стаканом о блюдце, и смотрел в ответ на Джерома с какой-то грустью, словно вспоминал что-то сентиментальное.

— Надо же, сын капитана Ренатова, — сказал себе под нос отец Гаврон. — Ну ладно, пусть будет так.

— А вы чего, сторож? — спросил Джером.

— Сторожу, — ответил монах.

— А как же вы — монах и с ружьем? Застрелили бы меня?

— Застрелить бы не застрелил, но в воздух бы пальнул.

От горячего чая лоб мальчика заблестел мелкими капельками пота.

— Первый раз вижу монаха с ружьем, — сказал он.

— Что поделаешь, все когда-то происходит в первый раз…

Отец Гаврон задумался, взял было кусочек медовых сот, но затем положил его обратно на тряпочку.

— Все ж ты кур не убивай. Твари-то они живые. Не ты им жизнь давал, не ты и забирай.

— А чего их здесь так много? — спросил Джером, пережевывая воск и завязнув в нем зубами. — Чего они к нам в город пришли? И вообще, чего они все время клюют, жрут без конца?!

— А это только одному Богу известно.

— Я так вот считаю, — продолжал мальчик. — Если в природе кого-то много, значит, произошла какая-то ошибка. Обычно те, кого много, не приносят пользы, зачастую только вред. А те, кого мало — благородны. Вот, например, лоси. Их мало, они красивы, никому не причиняют зла, просто живут себе, пережевывая травку. Очень хорошее животное.

— Людей тоже много, — заметил монах.

— А что люди? Лучше бы стало, если бы их было столько же, сколько лосей. Да, людей много, а потому им всегда чего-то недостает. Поэтому они ищут и делят то, чего мало. Люди едят лосей после охоты, и лосей от этого становится еще меньше.

Джером глотнул из стакана остатки чая, звучно рыгнул и вытер рукавом губы.

— Отпусти-и-те меня!.. — внезапно заканючил он. — Мне идти-и надо… Меня и так все бьют!.. Мне совсем не хочется, чтобы вы меня би-и-ли!..

— Да кто ж собирается тебя бить! — рассердился отец Гаврон. — Иди себе на здоровье на все четыре стороны!

— Спасибо за чай, — сказал мальчик обычным голосом и направился к выходу.

Возле дверей он обернулся: — А вы любите курятину?

— Что?.. Курятину?.. Нет, я вегетарианец, — ответил монах.

— А-а, — кивнул головой Джером и выскользнул наружу.

— Странный мальчик, — подумал отец Гаврон. — Считает себя сыном капитана Ренатова и сворачивает курам шеи…" Пробили часы.

Пора лезть на вышку, спохватился монах, натянул тулупчик и повесил на плечо семизарядный — фоккельбохер".

— А действительно, чего у нас в городе столько кур? — задумался отец Гаврон, созерцая с вышки океан из перьев и гребешков. — Чего они пришли? Чего клюют безостановочно?.. Хорошо это или плохо, что их так много?.." Монах откупорил бутыль с формолью, налил жидкости в стаканчик, опрокинул его в себя, затем спрятал лицо в косматый воротник и задремал под завывание ветра.

— Удалось ли вам отыскать ключ? — с порога спросил Генрих Иванович и поморщился, глядя на Теплого. Уж больно неприятное зрелище он собою представлял. Глаза учителя ввалились, а белки подернулись красным. Волосы были еще более нечесаны и при любом движении с них валилась крупная перхоть. — Отыскали разгадку?

— Деньги принесли? — поинтересовался глухим голосом Гаврила Васильевич.

От этого вопроса Шаллер одновременно и обрадовался, и почувствовал, как под сердцем что-то екнуло, затем лопнуло, выпуская в кровь адреналин.

— Денег не принес, — растерянно произнес полковник. — Вам удалось это сделать?!

— Да, мне это удалось, — с высокомерием ответил Теплый. — Поверьте, это было нелегко. И это стоит моего гонорара.

— Деньги я вам принесу завтра или, если хотите, сегодня вечером… Могу ли я взглянуть на расшифровки?

— Погодите! Я только ночью второго дня отыскал ключ. Вы принесли мне более пятисот листов, и, даже зная ключ, требуется значительное время, чтобы расшифровать и переписать такое количество страниц… Помнится, вы говорили, что это лишь малая часть того, что написала ваша жена?..

— Да, это примерно шестая часть, — подтвердил полковник. — Но хоть что-то вы переписали?

Шаллер нервничал, и это не ускользнуло от Теплого.

— Пока не стоит так переживать! — сказал он и взмахнул веником своих волос. — Я переписал что-то около десяти страниц.

Генрих Иванович быстро посмотрел в глаза учителя.

— То, что я прочитал, — продолжал Гаврила Васильевич медленно, с расстановкой, — то, что я прочитал, представляется мне летописью… Летописью города Чанчжоэ… Знаете, к какому выводу пришла ваша жена уже на первой строке своих записей?.. К выводу, что название Чанчжоэ переводится как Куриный город. Не скрою, мне это льстит.

— Могу я посмотреть эти страницы?

— Да,конечно.

Теплый взял со стола папку, открыл ее, вытащил с десяток рукописных листов и передал их Шаллеру.

— Надеюсь, я заслужил свой гонорар?

— Что вы говорите? — спросил полковник, уставившись в бумаги.

— Я говорю, что моя работа заслуживает обусловленного гонорара.

— Да-да, конечно! Я же сказал вам, что деньги будут сегодня вечером. — Полковник не спеша проглядывал страницы. — Но я бы хотел, чтобы вы также передали мне и ключ к шифру.

Гаврила Васильевич замялся.

— Дело в том… э-э… Вся проблема заключается в том, что ключа как такового не существует.

— Как это?

— Понимаете ли, полковник, ключа к шифру вашей жены традиционным способом найти невозможно. Шифр совершенен. Единственное, что я мог сделать в такой ситуации, — это… — Теплый передернул плечами. — Боюсь, что вы мне не поверите…

— Говорите.

— Ну как бы мне это вам объяснить попроще… Ваша жена, как мне представляется, не конструировала шифра. То есть она не изобретала его специально. Он явился ей сам, путем прозрения или озарения, как хотите это называйте. В общем, разгадать такой шифр, лишенный видимой логики, обычным путем анализа и сравнений — невозможно. Честно говоря, в какой-то момент я отчаялся справиться с задачей. Мне оставалась лишь единственная возможность — ждать озарения. Как видите, я его дождался.