Она вынула из пачки сигарету и закурила.

Я не знал, что она курит, и удивился немного. С виду она казалась совсем непорочная, нежная и мотыльковая.

— У меня есть фирменные, хочешь? — Я достал красный коробок.

— Ой, «Мальборо», это мои любимые.

Она взяла и выбросила начатую. Я достал зажигалку, озаряя кончик сигареты, которую держала ее рука.

— А чем ты занимаешься, Саша?

— Ничем, учусь. Она улыбнулась.

— А кроме этого?

— Дома бываю.

— И все? — Я понимал, что это ей не интересно. — А у тебя есть девочки?

— Конечно.

— Много?

— Когда как.

— А сейчас как? — и не стала ждать ответа. — А какие тебе нравятся?

— Разные.

— А я?..

Саша замялся. Она засмеялась:

— Ты не смущайся, — и ласково взглянула на меня.

— Почему, ты хорошая девочка, но… где живешь, там ведешь себя по-другому.

— Поэтому…

— Поэтому, какая бы ты ни была, ты будешь для меня девочка Ира, которая учится со мной на факультете.

Уж не предлагается ли она, мелькнуло у меня и тут же погасло, слишком она невинно выглядела. (О, это была еще та актриса!)

— А они тебя любят?

— Кто? — не понял я.

— Твои девочки.

— Не знаю. Я не спрашивал.

— А я бы любила. — Она зовуще улыбнулась.

— Да?..

— Ага, очень.

— А ты умеешь это хорошо делать?

— Ты научишь…

— Откуда ты знаешь, что я умею.

— Так мне кажется… у меня предчувствие. — Она провела языком и зажгла нижнюю губу блеском.

Я подумал…

— А как же твой мальчик?

— У меня нету мальчика.

Дальше я задал вопрос и спросил самого себя: ну, дебил, все выяснил, зачем тебе это надо? Ответить я себе не ответил, но если бы ответил, то скорее всего — шутил. Но, наверно, это приятно, когда еще одна и без всяких усилий, совсем без старания.

— Так как? — Она ждала.

— Нет, я импотент, — пошутил я.

— Боже, как интересно! Никогда не касалась импотента.

Однако она не такая наивная, а я-то думал, что это был блеф с таблетками и реклама: позерство подрастающего девичьего поколения.

— Можно я тебя коснусь? — продолжает она.

Я не успел ответить ответа, да она и не ждала, как она «коснулась», приникнув поцелуем к моей щеке. У нее были мягкие губы…

Потом она взяла быстро мою руку и, сказав, «положи вот сюда», положила ее на свою грудь. Однако интересный новый курс попался! Тут я ответил:

— Видишь ли, Ира, я думаю здесь не совсем то место, где мне надо класть руки куда бы то ни было — на тебя. Как тебе кажется?

— А какая разница? — наивно спросила она. — Все равно все на лекции и никому отсюда не видно.

Только это и была разница…

— Ты считаешь, это единственная причина? Я себе напоминал старого занудного старика.

— А еще какая? — Она смотрела на меня расширенными глазами и очень наивно.

Я засмеялся, не выдержав:

— Ир, перестань, ты же умная, наверно, девочка.

— Ну, могу же я хоть раз обольстить мужчину. Тем более пока его нет.

— Кого его? — не понял я.

— Юстинова, он считает, что это невозможно.

— А при чем здесь он?

— Как при чем, мы с ним встречаемся, ты разве не знал?

— ?

— Я живу с ним ровно с седьмого ноября, праздника, прошлого года.

Вот тебе и нежная, мотыльковая — изящно наивная девочка.

— Как это? — наверное, все-таки глупо спросил я.

— Очень просто, — ответила она. — Он в меня вставляет и вынимает; когда слезает. А я после этого уже три аборта сделала.

— Почему же ты не предохраняешься?

— Сначала я не знала, я ведь маленькая девочка, наивная была, потом таблеток достать не могла, а Юстинов говорил, что ничего страшного, не умрешь, еще аборт сделаешь — все бабы рождены для этого. Это правда, Саш?

— Как тебе сказать… — Мне стало почему-то ее жалко.

— Ты к своим девочкам тоже так относишься?

— Нет, они никогда не делали абортов от меня, я их предохраняю.

— А откуда ты знаешь как, я не могла ни узнать, ни понять, ведь у нас же никакой литературы нет. Все запрещено и запретно.

И правда, ужас, подумал я, кого волнуют женщины в этом государстве.

— У меня родители врачи, и все братья, и тети, и дяди, кроме меня. Да и читал я много в медицинских книгах у отца, интересно было. Вообще, гинекология когда-то моим коньком была.

— Вот, поэтому я и хотела с тобой… я правильно чувствовала. А ты мне расскажешь что-нибудь, научишь?

— Конечно. Мне тебя жалко, так нельзя. — И подумал — три «чистки» в ее возрасте.

— Это что. Когда я второй аборт делала, он бил меня ногами в живот и орал, чтобы я убиралась и не мешала, — ему надоела моя тошнота. Правда, деньги на врача дал.

— Почему же ты с ним встречаешься до сих пор?

— Не знаю, в нем что-то есть, да и вместе учимся. Ты же не хочешь со мной встречаться?

Мне было это не понятно. Что Боб, что она. Я пошутил:

— У тебя уже есть любимый.

— Да какой он любимый, так просто, никого другого больше нет…

Она затянулась, и что-то взрослое глянуло в ней, совсем не юное и не нежное, и мне почему-то показалось — воздастся ему и очень сильно. (Но даже я не представлял, как и — насколько. Тогда.)

Прозвенел звонок, кончилась первая половина. Лекции обычно шли в две половины и с одним перерывом между ними. Называли их парами, и в день было по три пары, и в каждой паре я уже сказал, что было. Лекции (были еще и семинарские занятия) вели обычно профессора или доценты, иным не разрешалось. Многие из них написали книги и учебники, по которым мы учились либо частично занимались, изучая. Господи, какая тоска, и как можно вообще учебники писать — от них же серой, беспросветной, безнадежно убитой (в молодости) жизнью пахнет.

К Ире впорхнули ее подружки, и она сразу стала меня с ними знакомить, представляя:

— Вот, новый мальчик, будет с нами учиться. К нам подошла одна приятная девочка в голубом платье и представилась:

— Лиля Уланова.

Я назвал себя, и Ирка сразу затараторила:

— Лилька, представляешь, у него родители врачи, и он все знает о противозачаточных средствах. И всех гинекологических делах — сейчас он нам расскажет, обязательно (и она мечтательно закатила глаза)!

Я обалдел. «Лилька» присела с другой сторо-ны, они насели на меня, и я сдался. Вдвоем они выкурили пачку моих сигарет, безмолвствуя, отгоняли всех, кто приближался, не подпуская, говоря, что важный разговор, — и полтора часа я им рассказывал, как предохраняться. После этого мы перешли к позициям, и еще час разговор шел о постели и о том, как…

— Ну, ты даешь, — Лиля смотрела на меня с восхищением во все глаза, — откуда ты все знаешь?! — Ирка смотрела на меня, как на собственное открытие. И была горда.

Я не понимал, как этого можно не знать, хотя что-либо разузнать у нас действительно было трудно или невозможно. Всё скрывают.

— Вот бы мне такого, — помыслила она.

— Я ему уже предлагала, да он не хочет, — сказала Ира с огорчением.

Мне нравилось, как они разбирали, решая, меня.

— Как так не хочет? — казалось, обалдела Лилька.

— Ну, говорит, что ему учиться с нами и этого не надо.

— Что значит не хочет, — даже привстала Лиля, — да мы его сейчас быстро, поехали ко мне домой, Ирка!

Как будто я не присутствовал. Это мне нравилось еще больше.

— Ладно, Лиль, успокойся, — сказала Ира, — мы будем друзьями, да, Саш?

Она решала справедливо: если не ей, то и никому не должно достаться.

— Конечно, — улыбнувшись, ответил я.

— Ты в какую группу пойдешь, Саша? — спрашивают меня они. — Иди к нам, в пятую, а то у нас ни одного мальчика! Ладно?

— И того, другого мальчика тоже зови, — говорит Ирка.

— Тебе что, одного мало? Она загадочно улыбнулась.

— Пожалуйста…

— А где все остальные?

— Ты их имеешь в виду? — Да.

— В других группах. Я подумал.

— Тогда согласен, — сказал я.

— Ура! — закричала Ирка и поцеловала меня. Как своего.