— Годфри? — переспросил Уолтер. — Он, как всегда, на кухне.

Кухня занимала правую половину нижнего этажа. У плиты стоял высокий человек. Когда он повернулся к нам, я увидел на нем сюртук, прямо поверх которого был надет довольно засаленный фартук.

— Мистер Годфри Стоун? — осведомился Холмс.

— К вашим услугам, сэр, — ответил слуга. — Мое имя вы узнали от мистера Уолтера?

— Мистер Квинфорд не называл вашей фамилии, — ответил Холмс, но на фартуке у вас вышит большой серый камень у моря и буква «С». Каждому станет ясно, что камень — стоун — ваша фамилия.

— Ловко, ничего не скажешь, — усмехнулся Годфри. — Вообще-то это передник моей сестры, она служит здесь кухаркой, но на днях она уехала к кузине, оставив кухню на меня одного.

— Как вы оказались в коридоре сразу после выстрела? — перебил его Холмс.

— Я принес миссис Герберт порошок, который она просила, но едва она его выпила, как в кабинете сэра Сайруса раздался выстрел. Я выбежал в коридор. За мной кинулась и миссис Герберт. Вид убитого так подействовал на нее, что она упала в обморок и сэру Джону пришлось отнести ее обратно в спальню.

— Скажите, — спросил Холмс, — кто первым достиг двери в кабинет сэра Сайруса?

— Не могу точно ответить вам, мои мысли были заняты совсем другим. Сначала я взглянул в кабинет, потом обернулся и увидел лица всех обитателей дома. Казалось, первым никто не решался войти в эту страшную комнату. Сначала опомнился Уолтер. С криком он бросился к отцу, но было поздно, сэр Сайрус уже встретил свою смерть. Я хотел сообщить в полицию, но мистер Лайтер остановил меня. Потом все собрались в гостиной. После долгих колебаний мистер Уолтер решил дать телеграмму вам, мистер Холмс. Мы наслышаны о вас, и, как я понял, джентльмены не хотели привлекать внимания полиции к делу.

— Понятно, — улыбнулся Холмс. — Благодарю вас.

— Всегда к вашим услугам, — повторил Стоун.

Мы вышли в холл.

Я заметил, что лицо моего друга посветлело, в глазах вспыхнул огонек, говоривший, что он находится на пути к разгадке тайны. Но вдруг его облик совершенно изменился, вернулась озабоченность, губы сжались, все лицо его, казалось, выражало горечь поражения: мой друг увидел Уолтера Квинфорда. Молодой человек нетерпеливо подошел к нам.

— Мистер Холмс, — спросил он со всей твердостью, на какую был способен, — кто виновник того, что произошло с моим отцом? — Широко раскрытые глаза Уолтера смотрели на нас с мольбой и надеждой.

Холмс опустил голову, чтобы скрыть свое лицо, и с видимым усилием произнес:

— Увы, мистер Квинфорд, эта загадка оказалась мне не под силу. Я опускаю руки — я сделал все, что мог, но для меня тайна этого убийства неразрешима.

— Но что же мне теперь делать? — По щекам Уолтера катились слезы.

— Возможно, полиции удастся отыскать в этом деле новые улики, — продолжал мой друг, — поэтому я прошу вас отправить телеграмму в Скотланд-Ярд инспектору Лестрейду с просьбой прибыть сюда.

— Если вы оказались бессильны, то что могут сделать сыщики из полиции? — взмолился Уолтер Квинфорд.

— Рано или поздно вам придется известить их о случившемся, — твердо сказал Холмс, — и я настаиваю, чтобы вы сделали это сейчас.

— Это займет много времени.

«Да, потому я вас и посылаю», — говорили глаза Холмса, но губы его оставались сжаты.

Юноша встал и нетвердой походкой направился к выходу. Когда дверь за ним захлопнулась, мой друг стал прежним — энергичным и деятельным.

— Холмс, неужели вы действительно не можете найти преступника? — спросил я наконец.

— Нет, что вы, это была небольшая хитрость с моей стороны, — улыбнулся Холмс, но легкое облачко грусти оставалось на его лице.

— Надо торопиться, — продолжал он. — До возвращения Уолтера мы должны многое успеть. Кстати, Уотсон, вы не видели сэра Герберта и мистера Лайтера?

— По-моему, дорогой Холмс, они все еще прогуливаются в роще, — ответил я. — Ведь мы встретили их на обратном пути от мистера Сэндерсона.

— Неужели? А я и не заметил. Впрочем, это было немудрено при той спешке, с которой мы направлялись сюда.

Холмс вышел из дома. Я направился следом по тропинке, ведущей в дубовую рощу.

В лучах заходящего солнца роща казалась особенно красивой той болезненной осенней красотой, какая неизменно вызывает в моем сердце безотчетную тревогу.

— Добрый вечер, господа, — негромко сказал Холмс Лайтеру и Герберту. Они медленно прогуливались по аллее. — Мне бы хотелось поговорить с вами.

— Сделайте милость, мистер Холмс, — с готовностью подхватил Лайтер. — Со вчерашнего вечера мы просто места себе не находим.

Холмс явно старался не показываться на глаза обеим дамам, сидевшим в беседке невдалеке от аллеи. К счастью, густая листва стеной отделяла нас от этого легкого сооружения.

— Видите ли, джентльмены, предстоящий наш разговор будет нелегким как для меня, так и для вас, поэтому я не хотел бы, чтобы на нем присутствовали дамы.

— Нет, мистер Холмс, — возразил Лайтер с неожиданным негодованием. — Все, что вы имеете сказать нам, вы скажете при свидетелях. Что будут думать Анна и Джейнс во время нашей беседы? Что на нас пало обвинение в убийстве? — Лайтер повернулся к Герберту. — Как вы считаете, Джон?

— Моя совесть чиста, — ответил он, — мне нечего бояться. Что бы ни сказал мистер Холмс, я не замешан в этой истории.

Глаза Холмса засверкали недобрым огнем, но тут же погасли: к нам подошли дамы. По-видимому, они услышали наш разговор.

— Что случилось, Джон? — спросила леди Герберт.

— Успокойся, дорогая, — ласково ответил сэр Джон.

— Просто мистер Холмс хочет объяснить нам, что здесь произошло.

— Вы уже все знаете? — спросила миссис Лайтер, глядя на Холмса. — Если это так, то вас не зря нарекли лучшим в мире детективом.

— Ну, что ж, — губы Холмса тронула улыбка. — Видимо, все хотят услышать мой рассказ, поэтому прошу вас в гостиную.

До Уайтхилл-Коттеджа мы шли в полном молчании. Я чувствовал, что поведение Холмса вызвало какое-то недоверие к нему. Впрочем, и мне в последние часы оно казалось в высшей степени странным, но, зная моего друга, я понимал, что оно, без сомнения, подчинено какой-то внутренней логике и служит цели, мне пока неизвестной. Сознание того, что Холмс сейчас все поставит на свои места, внушало надежду, но не рассеивало душевной тревоги.

Через пять минут мы вошли в гостиную.

— Мистер Холмс, — спросил Герберт, — а где же Уолтер Квинфорд?

— Он уехал отправить телеграмму в Скотланд-Ярд.

— В Скотланд-Ярд? — воскликнул Лайтер. — А вы уверены, что находитесь на верном пути?

— Я предоставлю вам судить об этом самому, — сухо отрезал Холмс, — как только закончу свой рассказ.

Лайтер неожиданно смягчился.

— Простите, ради бога, мою глупую выходку. Нервы у меня сейчас так напряжены, что буквально всё выводит из себя. Прошу вас, продолжайте.

Холмс непринужденно откинулся на спинку кресла.

— Итак, господа, — он выпустил из трубки облачко дыма, — что с первого взгляда кажется самым загадочным в этом убийстве? — Холмс повторил вопрос, который уже задавал мне сегодня и сам ответил на него моими словами.

— Конечно, то, что убийце удалось скрыться за ничтожно малый промежуток времени, да так, что его никто не заметил.

— Да, это совершенно невозможно, — пробормотал Герберт.

— Вот именно, совершенно невозможно, — подхватил Холмс, глаза его заблестели. — Совершенно невозможно в том смысле, который мы вкладываем в слово «скрыться»! Когда мы произносим его, то имеем в виду нечто похожее на «убежать и спрятаться». Но на этот раз убийце не нужно было прятаться. Скорее наоборот...

— Что наоборот? — спросил пораженный Лайтер.

— Не исчезнуть, — невозмутимо продолжал Холмс, — а вовремя появиться на месте убийства, но уже вместе со всеми. Только тогда он был бы полностью застрахован от подозрений.

— Что вы имеете в виду? — воскликнул Герберт, и я впервые увидел волнение на его обычно невозмутимом лице.