На следующее утро Гаспара разбудил лязг якорной цепи. Через пять минут провансалец был уже на палубе.

«Красавица из Арля» готовилась бросить якорь в гавани. Окружающая природа была так красива, что Гаспару казалось, что он попал в рай: подернутая облаками шапка вулкана Монтань-Пеле, освещенная солнцем, изумруднозеленая растительность, ниспадающая каскадами к городу, который прилепился у гористого склона. Улицы города прорезали его, спускаясь к набережной. Над красными черепичными крышами высились верхушки пальм. Всюду дома, пальмовые рощи, кружево садов, скверов; крутые лестницы, поросшие мхом, соединяли улицы. Дома были тяжелой старинной постройки, но, ярко окрашенные, удивительно гармонировали с изумрудной зеленью и ультрамариновой водой гавани.

Поверхность моря была еще подернута голубой дымкой, хотя солнце уже поднялось над горой. Здесь, в гавани, находящейся в западной части острова, из-за тени, которую отбрасывала гора, природа, казалось, не очнулась от дремы. Город, видимый как бы сквозь неясную дымку газового покрывала, будто повис на грани ночи и утренней зари. Однако, присмотревшись, Гаспар различил снующие по улицам фигуры людей.

Гаспару не раз случалось бывать в городах, лежащих под тропиками: повсюду оцинкованные крыши пакгаузов, грубые очертания всякого рода миссионерских построек нарушали гармонию природы. А тут Сен-Пьер лежал перед ним, полный великолепия, прекрасный, как старинный гобелен, подобный волшебному городу в стране чудес.

Трудно было представить себе более изумительное зрелище, чем эта лавина леса, спускающаяся с горы, леса, состоящего из канн и пальм, тамариндов и гигантских папоротников. В сыром полумраке извивались лианы, толстые, как канаты, шевелились молодые побеги деревьев. Над всем этим великолепием возвышалась усеченная вершина Монтань-Пеле, пылающая в небесной лазури, а внизу просыпался город, уступами спускавшийся к морю.

В гавани стояли суда, от них к берегу и обратно сновали лодки, звонкий звук горна доносился с форта, на парусниках скрипели кабестаны, слышались крики матросов. Запах моря смешивался с ароматом тропических цветов, жасмина, ванили.

Гаспар повернулся спиной к городу и увидел Сажесса. Тот только что вышел из каюты. Прежде чем заговорить с провансальцем, капитан некоторое время молча смотрел на берег.

— Это вам не кочегарка, — наконец сказал он, стряхивая невидимую пылинку с белоснежного кителя. — Не похоже на машинное отделение, не правда ли? Смотрите, видите вон ту лодку? Портовые власти будут у нас на борту раньше, чем мы успеем позавтракать.

Пока капитан разглагольствовал, из камбуза появился Жюль с подносом дымящегося кофе. Сажесс пригласил Гаспара в каюту завтракать, но как бы в подтверждение правильности его слов в самый разгар трапезы появились портовые чиновники.

Сажесс угостил их вермутом и сигарами. Они были в приятельских отношениях с ним и, как представлялось Гаспару, им ничего не стоило выдать разрешение на разгрузку, на освобождение от карантина, на что угодно. Пока прибывшие раскуривали свои сигары и обменивались новостями с Сажессом, провансалец вышел на палубу.

Солнце ударило ему в глаза. Голубое небо, голубое море — все было полно торжества, прозрачных переливов, ослепительного блеска, и среди этого великолепия, словно выточенный из нежной ляпис-лазури, поднимался Сен-Пьер, разбуженный солнцем.

Город стряхнул с себя сон, унесенный на крыльях утреннего ветра, который раскачивал верхушки деревьев и пел в лесной чаще, и пришел в движение. Особенно это было заметно на набережной, где море лизало борта судов в гавани.

Воздух был так чист и прозрачен, что можно различить черепицу красных крыш и листья пальм, выглядывавших из-за них. Над одной из крыш развевался флаг, верхушки пальм раскачивались под напором бриза, горячее дыхание которого доносило запах сырой земли.

Вокруг «Красавицы из Арля» вертелись лодки с желтолицыми подростками, весело перекликавшимися с матросами. Увидев Гаспара, мальчики стали кричать, чтобы он бросил монетку, за которой они могли бы нырнуть, но раньше чем он успел опустить руку в карман, Сажесс и чиновники вышли на палубу.

Они предложили отвезти Сажесса и Гаспара на берег. Капитан, очевидно, уже сообщил им об участи «Роны», так как Гаспар стал объектом их любопытства, его забросали вопросами.

Как только Сажесс появился на палубе, лодки бросились врассыпную. Гаспар слышал, как ребята тоненькими голосами пели песенку, в которой слово «Сажесс» повторялось много раз, но из-за своеобразия наречия он мог уловить лишь общий смысл распеваемых куплетов: они носили издевательский характер. Капитан, видимо, был не в почете у лодочников Сен-Пьера.

Сажесс, распрощавшись на берегу с чиновниками, направился в город в сопровождении Гаспара. Они поднялись по ветхим лестницам и оказались в густой тени от домов, над которыми сияло лазурное небо. Повсюду слышалось журчание воды, бегущей по канавкам, выбивающейся из фонтанов, шум моря отдавался эхом, словно город находился в какой-то огромной раковине.

Улицы кишели людьми. Все они торопились по своим делам, болтали, что-то продавали или покупали.

Еще несколько пролетов лестницы, и капитан с Гаспаром оказались на залитой светом улице Виктора Гюго. Провансалец оглянулся на склон, по которому они поднялись. Внизу голубела гавань. Вода была так прозрачна и светла, что «Красавица из Арля», раскачивающаяся на волнах, казалось, висит в воздухе.

Гаспара поразило оживление, царящее на улице Виктора Гюго. Смех, движение, яркие одежды, разноцветные дома. Только не слышно шагов: все люди на улице босы. Мужчины и женщины полны изящества, грации, они доброжелательны и улыбчивы. Чары нарушают только крики торговцев сигарами, пирожными, фруктами.

Дальше! Дальше! Улица, извиваясь, спускается вниз, снова поднимается, ни на минуту не остается ровной. Справа открывается вид на море, слева дома врезаются фасадами в зеленую листву. Вереница домов то скатывается к морю, то карабкается вверх. Выше тянутся лесные чащи, уходя в необъятные голубые дали.

Сажесс купил у цветочницы пышный цветок, который воткнул в петлицу кителя. Взяв под руку Гаспара, он втащил его в кафе, уставленное мраморными столиками. На каждом красовалась вазочка с букетиком ярких цветов. Немногочисленные посетители были одеты в просторные белые костюмы и большие панамы. Гаспар, стараясь не отставать от своего спутника и пробираясь между столиками, заметил, что многие приветствовали Сажесса как старого знакомого, правда, без особого восторга и с известной сдержанностью.

Капитан распорядился подать выпивку. Когда на столе появились бутылки, он закурил сигару, протянул Гаспару другую и, заложив ногу на ногу, предложил:

— Поговорим о деле.

— О деле? — удивился Гаспар.

— Ну да, о том, что называется делом. Видите ли, мне хочется знать истинное происхождение золота в сумке. Я желаю узнать подробнее об острове и думаю, что вы поведаете мне кое-что о корабле, таящем в себе сокровища.

Некоторое время Гаспар пристально смотрел на капитана.

— Но ведь мы решили покончить со всем этим, — наконец произнес он. — Я вам рассказал все, что случилось со мной. Вы по-прежнему мне не верите? О каком это корабле с сокровищами вы спрашиваете? Я вам о нем не говорил.

— Друг мой, — вздохнул Сажесс, — каюту капитана от вашей отделяет лишь несколько досок, и невольно задумываешься, когда человек кричит во сне: «Эй, Ивес, ныряй! На корабле полно золота, оно всюду напихано!» Начинаешь рассуждать: человек во сне болтает про какой-то корабль, полный золота; он попал ко мне на борт с острова, затерявшегося в океане; при нем оказалось несколько старинных испанских монет. В пьяном виде он признался, что убил некоего Ивеса, того самого, которого он зовет посмотреть на корабль, полный сокровищ. Разве не ясно…

— Что?

— Да то, что у вас есть тайна. Расскажите мне всю эту историю или, клянусь честью, я вызову прямо сюда полицию и сообщу все, что мне стало известно.