У него не было желания жениться вообще. Накануне даже мысль об этом была для него невероятной. Но он не может жить без Карастрано.

Тонкие губы еще сильнее сжались при воспоминании о человеке, поставившем такое мерзкое условие. Диего Алдорет всегда был своенравным человеком и не сомневался, что сумеет добиться своего, пусть даже после смерти. Однако можно найти выход, который позволит выполнить условие завещания, вернуть ему любимый дом и в то же время сохранить эмоциональную независимость, которую он так ценил.

Чисто деловое соглашение двух людей позволит каждому сохранить независимость и пойти своей дорогой после того, как будет достигнута цель этого брака. Это будет формальное соблюдение условия завещания, но в данный момент это его совершенно не волновало. Он был слишком взбешен тем, что рука, когда-то имевшая достаточно власти, чтобы управлять его жизнью, лишить его всего, к чему он был привычен, подорвать всю основу его жизни, посмела снова вмешаться, через многие годы, даже из-за смертельной черты.

Глаза Руиса засияли холодной улыбкой. Впервые в жизни Диего Алдорет совершил ошибку. Ему следовало детальнее изложить условие, которое теперь будет очень просто обойти. Но нужно подумать и о девушке, которая захотела бы принять такое абсурдное условие, девушке, в достаточной степени похожей на него, и не имеющей желания, чтобы в ее жизни была романтика, любовь, девушке, на которую можно было бы рассчитывать и быть уверенным, что никакие сентиментальные чувства не помешают этому соглашению во время их пребывания в Мексике.

Но есть ли такая девушка?

Пришла неожиданная мысль: девушка из соседнего кабинета. Холодная, собранная, сдержанная. Никогда он не замечал, чтобы она участвовала в пустой болтовне, которой увлекались девушки во внешнем офисе, чем иногда раздражали его. Не то чтобы он прислушивался к ним. Они внезапно замолкали, когда он появлялся. Без сомнения, они болтали о своих приятелях, о любви и о жизни вообще, все, кроме Ли Дермот. Она была лишена всякой сентиментальности, все ее устремления сводились к карьере, и он не сомневался, что она достаточно умна, чтобы оценить преимущества его предложения.

Руис протянул руку к звонку на столе, и Ли с блокнотом и карандашами вошла в его кабинет, совершенно не подозревая о цели его вызова. Она села и открыла блокнот, так как обычно в это время он диктовал ей письма, потом оставлял ее в покое до конца рабочего дня, если не происходило что-нибудь особенное.

Руис нахмурился, помедлил, перебирая бумаги, потом начал говорить, и Ли, мысли которой были заняты не работой, а посторонними вещами, механически записала сказанное им, совершенно не вдумываясь в смысл его слов.

Потом она расшифровала стенограмму.

Руис Алдорет внимательно наблюдал за ней. Но единственным внешним признаком удивления, который он сумел заметить, было слабое движение век. Ли размышляла, не сошла ли она с ума. Маленькие голубые барашки прыгали по странице блокнота, а розовоглазые лягушки уставились на Ли. Это было не глупее и не смешнее того, что она записала.

Она взяла себя в руки.

— Боюсь, я не совсем поняла, что вы сказали, мистер Алдорет. — Она определенно записала что-то не то.

Взгляд его стал немного насмешливым.

— Думаю, вы не ошиблись. Я спросил, не можете ли вы подумать о чисто деловом предложении: фиктивном браке.

Ли снова заглянула в свой блокнот. Именно это она и записала. Это ей не приснилось. Прежде чем она успела собраться с мыслями, он продолжил.

— Возможно, я должен объяснить подробнее, прежде чем вы что-либо ответите. Мне завещаны владения моего деда в Мексике, но я обязан выполнить определенное условие, иначе все состояние пойдет на благотворительные цели.

— Определенные условия? — услышала Ли собственный голос, совершенно спокойный и холодный, повторяющий его слова, и удивилась, что вообще может говорить отвлеченно и невозмутимо о таком «деловом предложении».

— Я должен быть женат. Это будет, разумеется, только временное соглашение.

Он наблюдал за ней, и в нем шевельнулось любопытство. На самом ли деле она была так бесчувственна и сдержанна, как казалось, или это просто великолепная маска? Любой человек, даже совершенно лишенный всяких чувств, должен был выказать удивление при таком странном предложении. Но она, кроме того, что чуть заметно прищурилась, никак внешне не проявила своего отношения к сказанному, будто он говорил с ней о погоде.

Ли между тем с трудом собирала разбежавшиеся мысли и тихо ответила, ничем не показывая своего возмущения, что он считал ее способной даже подумать о подобном предложении. — Сожалею, но я обручена. На этот раз был потрясен он и посмотрел на нее с еще большим любопытством, вспомнив ее голос в ресторанчике «У Рикки» — более высокий, молодой, клокочущий от смеха, и снова подумал, не носила ли она маску на работе. Потом он отбросил эту мысль, нетерпеливо передернув плечами, потому что лично для него это не имело значения.

— В таком случае это совершенно невозможно. Что касается вашего обручения: собираетесь ли вы продолжать работать после свадьбы или уволитесь?

— Со временем, конечно, уволюсь. Но время свадьбы еще не назначено, так что я еще не думала об уходе с работы. Я сообщу об этом заранее, так что вы успеете найти мне замену.

Он задумчиво кивнул.

— Разумеется. Но я не совсем хорошо знаю, что дальше потребуется. Я решил принять предложение о продаже фабрики. Новые владельцы сами будут набирать штат, но вполне возможно, что они пожелают, чтобы вы остались до тех пор, пока сможете работать.

— Мы хотим подождать со свадьбой еще года два, — объяснила Ли. На его лице снова появилась насмешливая улыбка.

— Очевидно, вы верите в целесообразность длительных помолвок.

— Думаю, это разумно, даже когда оба совершенно уверены в себе. Брак слишком серьезное дело, чтобы кидаться в него очертя голову. Мы оба копим деньги для дома и всего необходимого.

Это звучало разумно и практично. Очевидно, с самого начала он был прав в отношении ее. В ее душе не было места для сентиментальности и романтики. Он подумал о том, что представляет собой человек, за которого она выйдет замуж, был ли он таким же сдержанным и практичным — потом оборвал мысль, взял со стола письмо и начал диктовать, как будто не произошло ничего необычного.

Ли, наоборот, никак не могла выкинуть из головы этот разговор, потому что каким-то непонятным образом он заставил ее посмотреть на Руиса другими глазами. Впервые она обратила внимание на его смуглую привлекательность, по поводу которой шутила Жюли.

В каком-то смысле он был самым привлекательным из всех знакомых, с гибкой грацией пантеры, присущей некоторым высоким мужчинам, с гордой посадкой темноволосой головы. И волосы, и глаза у него были угольно-черными. Волосы иногда отсвечивали на солнце синевой, но эти темные глаза нисколько не напоминали нежный бархат южных глаз, так любимый романистами. Они были острыми и отчужденными, холодными, как черный лед. Холодом веяло и от несомненно привлекательных черт лица, резких, как у сокола. Эта холодная серьезность сменялась иногда очень едкой насмешкой, за которой скрывалась внутренняя горечь.

Когда он взял другое письмо, Ли взглянула на его руки и отметила, что они красивой формы — настоящие аристократические руки, с тонкими и длинными пальцами. Когда он говорил по телефону, она снова посмотрела на его лицо и подумала о том, теплели ли когда-нибудь эти красивые глаза или всегда оставались такими холодными. Смягчался ли когда-нибудь этот резкий голос с небольшим акцентом и музыкальной интонацией, делавшими его необычным, — может быть, для женщин? Возможно, именно женщина виновна в том, что Руис стал таким? Трудно представить, что женщина могла иметь власть над ним, и все же этот специфический изгиб его твердо сжатых губ должен был означать способность к глубокому сильному чувству, слишком долго подавляемому. Но все это было далеко позади.

Странно: она обнаружила, что размышляет, сумела ли бы она принять такое хладнокровное предложение. Вероятно, это было бы довольно жутко. Провести три месяца, избегая друг друга, потом быстро аннулировать брак. Деловой контракт с начала до конца, насмешка над самим смыслом брака.