— Я завтра приеду.

— Давай.

Поговорив, пришёл на кухню. Стоял, глядя, как Волгин моет посуду. Кисло усмехнувшись, предложил:

— Ватсон, вам помочь?

— Идите, Планктонов, отсюда. Не мешайте работать.

— Я опустил тебя рублей на двадцать.

— Ничего страшного. С получки отдашь пятьдесят.

— У вас высокие проценты.

— Так и я сам немаленького роста.

— Слышишь? По-моему, твой мобильник?

— Не иначе Катышев проснулся.

Сергей вытер руки и поспешил в коридор. Достал из кармана куртки телефон:

— Да.

— Ты где?

Все правильно, Катышев.

Краем уха Акулов прислушивался к разговору. Исключить того, что начальник пронюхал что-то об операции, было нельзя. Иногда Бешеный Бык проявлял чудеса сообразительности и осведомлённости.

— …Так, так. Ни фига себе! Да-а, не ожидал… Нет, мы пока подъехать не сможем. Одну информашку надо проверить. Что? Да кто ж наперёд знает? Может, и подтвердится. Если нам повезёт…

— Что-то случилось? — спросил Андрей, когда Волгин вернулся.

Можно было не спрашивать. По лицу Сергея и так было заметно, что он здорово удивлён и поспешит свежей новостью поделиться:

— Случилось. Никогда не догадаешься, что. Сазонов нашёл чеченца, Ваху Хамидовича.

— Не верю. Шурик не сможет найти даже свою тень в солнечный день.

— Нашёл и геройски задержал.

— Не иначе как в дупель пьяный Ваха упал ему под ноги.

— Он пытался сбить Сазона машиной. Шурик прыгнул на капот и расстрелял колеса. В тачке чечена оказалось много всего интересного. Например, мартыновский телефон. И граната.

— Да-а… Ну что сказать? Мне нечего сказать.

— Плохо, младший инспектор Планктонов. Могли бы поздравить меня.

— С какого перепуга?

— А кто Сазонова инструктировал? Кто ему ставил задачу, пока ты перед девочкой в коридоре расшаркивался? Забыл сказать Василичу, чтобы меня включили в сводку. На первый номер я не претендую, он всегда для главка зарезервирован, но где-нибудь на четвёртой-пятой строчке хотелось бы поместиться. Главное — это организовать работу, а не участвовать в ней. Вот как мы и на сегодняшний вечер задумали…

Милицейскую карьеру Акулов начинал постовым в полку ведомственной милиции — подразделении столь же спокойном, сколь и малоизвестном. Охраняли памятники старины, крупные магазины, мосты и некоторые другие объекты, администрация которых заботилась о сохранности имущества и порядке. К числу последних относилось и Северное кладбище. Андрею довелось отстоять на нём несколько смен. В отличие от старослужащих, которые старались в ночное время не отходить далеко от пикета, ему всё было интересно, и большую часть рабочего времени он проводил на ногах, так что быстро запомнил расположение тропинок, склепов и мемориальных захоронений. Некоторые его тогдашние коллеги, в основном из числа тех, кто на кладбище дежурил давно, спелись с руководством среднего звена и подрабатывали рытьём и окультуриванием могил как во время дежурств, так и после. В финансовом плане выходило неплохо, за три-четыре дня они зарабатывали больше своей месячной заплаты, но Акулов такими доходами брезговал. Он стремился к настоящей работе, считая, что раз надел форму, то не должен отсиживаться в кустах или калымить, используя служебное положение. А настоящей работы как раз таки не было. За два года, проведённых в полку на должностях милиционера и командира отделения, он задержал всего трёх человек. Двух алкашей, приставших прямо к нему с требованием составить компанию и помочь раздавить бутылку портвейна, и одного эксгибициониста, тоже неслабо поддатого. «Трясун» был с приятелем, но тому посчастливилось убежать, пока Андрей конвоировал их к пикету — в то время он был сотрудником молодым и наивным, стремился соблюдать все инструкции и профессиональные обычаи, сложившиеся в подразделении, где за последние десять лет только однажды табельное оружие применялось на поражение, а предупредительный выстрел в воздух рассматривался как ЧП. Акулов постеснялся надеть на хулиганов наручники, о чём буквально через три месяца, уже переведясь на работу в угрозыск, вспоминал со стыдом. Убежавший задержанный не представлял большой опасности в плане общественной безопасности, но промах больно бил по самолюбию. За этот случай Акулов сам себя прозвал раззявой и в дальнейшем делал все, чтобы прецедент не повторился.

Несмотря на скуку и отсутствие подлинных «милицейских» дел, Андрей не считал время, проведённое в охранном полку, потерянным зря. Начато было неплохим. В двадцатилетнем возрасте жизненные установки и приоритеты ещё не до конца сформированы и оступиться легко даже человеку с положительными задатками. Акулов осмотрелся, привык к власти, которую дают форма и удостоверение, обрёл какой-никакой опыт и наметил дальнейшие цели, счастливо избежав соблазнов и дурного влияния, которыми грешат некоторые «земельные» подразделения патрульно-постовой службы.

В январе 1994 года Акулов перевёлся в угрозыск. Северный ОУР был выбран по двум причинам. Во-первых, хоть и по соседству с домом, но всё-таки не свой район. Андрей опасался, что слишком часто придётся иметь дело с бывшими одноклассниками и знакомыми, выступающими в ролях как потерпевших, так и преступников. Практика показала, что опасение было напрасным, они не придерживались территориального принципа и умудрялись совершать преступления или становиться терпилами где угодно. Во-вторых, в штате уголовного розыска имелись вакансии. Правда, получилась маленькая неувязка. Андрей писал рапорт о переводе с должности командира отделения на должность оперуполномоченного, но был принят только младшим инспектором. Не хватило образования, о чём в своё время его забыла предупредить начальница отдела кадров РУВД. Акулов большой разницы в том, как называться и подписывать документы, не видел и поэтому возмущаться не стал, а в дальнейшем, посмеиваясь, любил повторять, что все великие оперативники начинали с «младших», и в качестве примера приводил собственный опыт.

В девяносто пятом году администрация кладбища в целях экономии денег отказалась от милицейской охраны. Одно время его территорию патрулировали какие-то сомнительные казаки, а потом и они куда-то пропали, так что вандализм и кражи металла стали на кладбище привычным явлением. Работая в 13-м отделении, Андрею приходилось частенько разбираться с такими историями.

…Расчёт строился на том, что убийца не станет забрасывать Михаила гранатами из-за могильного креста, а решит поговорить, чтобы выяснить, какие факты известны поэту и что он намеревается предпринять в случае невыплаты денег. Да и поторговаться не вредно. Если Михаил не располагает компрометирующими документами, то выгоднее заткнуть ему рот небольшой суммой, чем устраивать очередное мочилово. По крайней мере, на первое время. Шантажист редко останавливается на достигнутом, так что когда-нибудь вопрос с Михаилом придётся решать кардинально, но лучше не торопиться, выждать, пока ситуация окончательно не прояснится. Акулов представлял примерный ход мыслей убийцы: получив пару тысчонок — о пятидесяти штуках говорить, конечно же, несерьёзно, — Михаил должен на какое-то время успокоиться. Больших денег он сроду в руках не держал, так что и от этих шестидесяти тонн «деревянными» глаза у него разгорятся. Аппетит приходит во время еды, и очень скоро Миша обрадует новым звонком с пожеланием встретиться. Потом опять… Раз от разу он будет все менее осторожен. Стоит немного выждать и чуточку заплатить, чтобы подготовиться по полной программе, просчитать варианты и расправиться с вымогателем без неприятных для своей шкуры последствий.

Акулов выбрал такое место, чтобы с любой точки, выбранной убийцей для наблюдения, его лицо оставалось в тени, а был виден лишь силуэт. В зимней одежде при отсутствии нормального освещения их с Мишей запросто можно было перепутать. Переключил пейджер на режим вибровызова. Взял у Волгина несколько сигарет, чтобы не отпугнуть убийцу своим «беломором». Тот мог знать, что непризнанный гений избегает курить папиросы, или же, наоборот, запомнить манеру Андрея сплющивать гильзу и держать её не указательным и средним пальцами, а указательным и большим.