Домой он пришел, немного успокоившись, а главное — опять полный энергии и решимости бороться за свою жизнь. Он обо всем рассказал жене, не жалея красок, чтобы выставить себя в самом неприглядном виде. Жена при страшном известии чуть не упала в обморок. Бросившись к нему на шею. она покрывала его поцелуями и обливала горючими слезами.

Успокоившись немного, решили детям ничего не говорить. У них время экзаменов. Она останется с детьми. он поедет в Ленинград один. Если решится вопрос об операции, он даст ей телеграмму, и она немедленно все бросит и приедет к нему. Они вместе все мобилизуют в борьбе за его жизнь.

… Мне позвонили из вестибюля.

— Какой-то человек в весьма возбужденном состоянии просит, чтобы Вы приняли его немедленно.

— А кто он такой?

— Говорит, что врач, но что-то не похоже…

— Проводите его ко мне в кабинет…

Через несколько минут вошел высокий, стройный человек лет 40–45. Войдя, он попросил:

— Мне бы профессора Углова. — Я Углов.

В глазах гостя на какой-то момент мелькнуло удивление, смешанное с недоверием, может быть, потому что в то время я выглядел много моложе своих лет. Но он быстро согнал с лица это выражение и сказал:

— Я врач, Курков Владимир Николаевич. У меня обнаружена в легком опухоль, которая очень подозрительна на рак. Я приехал к Вам за тысячи километров, чтобы услышать Ваше мнение. И если Вы диагноз подтвердите — просить Вас, чтобы Вы меня оперировали.

— Уж сразу и оперировать. Надо сначала диагноз поставить, — сказал я по возможности спокойно и без спешки. Этим я хотел несколько его успокоить.

— Боюсь, что наше предположение окажется правильным. Вот, пожалуйста, посмотрите снимки.

И он показал мне несколько снимков, сделанных у них на месте. Снимки были неплохие, и на них ясно было видно округлое образование в верхней доле справа.

— А Вы курите?

- Да. к сожалению, я злостный курильщик, и от этого наше подозрение о раке легкого становится еще более вероятным. Конечно, я сейчас бросил курить. Но что толку, если я курил более 30 лет!

— Но почему Вы так уверенно говорите, что это рак легкого? Может быть, это какая-нибудь киста или доброкачественная опухоль? — спросил я, стараясь его успокоить.

— Зачем Вы меня успокаиваете, Федор Григорьевич? — страстно заговорил собеседник. — Я по лицу Вашему вижу, что Вы согласны с диагнозом. Не надо ничего скрывать. Я сам во всем виноват и смотрю опасности в глаза совершенно открыто. Единственная просьбы к Вам — не задерживайтесь с операцией!

— Но мы должны сделать снимки у себя. Они покажут более точные размеры этого образования. Надо сделать все необходимые анализы.

— У меня почти все анализы с собой. Конечно, Вы сделайте то, что считаете нужным. Но, если можно, не откладывайте операцию надолго. Мне дорог каждый день!

Сделанные у нас снимки подтвердили предположение. Все же я хотел смягчить впечатление и сказал больному:

— Данные, которые есть в нашем распоряжении, дают основание заподозрить опухоль легкого, гистологическая структура которой не ясна. Я согласен с Вами: операция нужна, и откладывать ее не стоит.

Больной сник, глаза его затуманились. Видно, где-то в глубине души он все-таки питал надежду, что это не рак. Но из моих слов понял, что сомнения нет. Помолчав немного, спросил упавшим голосом:

— Когда Вы собираетесь оперировать меня?

— Я думаю, задерживаться с операцией нет необходимости. Нам нужно только заготовить нужное количество крови. Давайте послезавтра. Согласны?

— Да. Согласен. — Тихо произнес он.

— Я хотел бы с Вами как с врачом поговорить о размерах операции, — сказал я больному. — Опухоль расположена периферически. Технически можно ограничиться одной долей.

— Если Вы хотите знать мое мнение — я за то. чтобы удалить все легкое. Это более радикально. Вы тем самым уберете все лимфатические узлы в средостении.

— Но Вы знаете, что есть сторонники более экономных резекций. Они полагают, что отдаленные результаты не хуже.

— Да, я читал об этом. Все же мне кажется, что удаление всего легкого дает больше шансов на продолжительную жизнь. А одного легкого мне вполне достаточно.

— Но некоторый дефицит кислорода у Вас будет, — настаивал я.

— Это неважно. Мне важно прожить лишний год. А одышка — это не страшно.

Я тоже был сторонником удаления у этого больного всего легкого. В ряде случаев мы применяли и удаление доли. Но выслушав страстную речь больного, который с такой убедительностью говорил о том, как важно для него прожить лишний год, сказал:

— Вопрос о размерах решим во время операции. Но думаю, что пойдем на удаление всего легкого.

Операция прошла гладко. Через три недели собралась вся семья. Ольга, приехав накануне операции, не уезжала, все это время ухаживала за мужем. Детям сообщили, когда опасность миновала. Окончив экзамены, они приехали за отцом. Очень тепло и трогательно они благодарили меня и моих помощников.

Когда кто-то упомянул о папиросах, больной вспыхнул и серьезно сказал:

— Ну уж нет! Пока жив, не только сам в рот не возьму — всем больным своим закажу, чтобы этого не делали. Довольно! Чуть жизнью не поплатился за это удовольствие.

Спустя четыре года он приехал к нам. Чувствует себя прекрасно. Одышки нет. Никаких признаков метастазов нет.

Через десять лет он снова приехал. Совершенно здоров, полон сил и энергии. На мой вопрос — не курит ли? — доктор Курков серьезно ответил:

— Что Вы, Федор Григорьевич! — Разве я не понимаю, чему обязан появлением у меня грозного заболевания, которое висит надо мною, как дамоклов меч! Если благодаря Вам я живу, то не перестаю благословлять судьбу и Вас за каждый прожитый день. Я понимаю, что мне просто везет — десять лет я живу и наслаждаюсь жизнью — но что другие, подобные мне дураки, получившие эту болезнь по собственной вине, заплатили за эту глупость дорогой ценой. Нет, я не курю. Я презираю себя за то, что делал это.

В.Н. Курков приехал показаться нам уже 13 лет спустя после операции. Ему уже за 60, но он по-прежнему жизнерадостен и бодр.

В его случае диагноз был поставлен своевременно, и рано была сделана операция. Этим и объясняется столь прекрасный и длительный эффект.

К несчастью, значительно чаще больные поступают к нам, когда делать операцию уже поздно. Подобно Ивану Петровичу они долго никому не показываются. А когда им становится уже невмоготу — они часто уже неоперабельны.

Человек, в отличие от всего живого, не только объект воздействия природы. Он сам воздействует на внешнюю среду, в значительной мере ее видоизменяя. Мало этого, от человека как разумного существа во многом зависит, как внешние факторы будут влиять на его организм. От физического состояния, от закалки организма, от настроения и состояния психики зависит воздействие неблагоприятных факторов внешней среды на его здоровье. При этом решающую роль играет состояние нервной системы. При слабой, неустойчивой нервной системе отрицательные психологические раздражители значительно легче и быстрее приведут к тяжелому психо-эмоциональному стрессу, в то время как при здоровой нервной системе, при сильной воле, высоком интеллекте те же самые раздражители приведут лишь к слабому стрессу, а кое у кого вовсе не вызовут напряжения и болезненной реакции. В свою очередь, состояние нервной системы зависит от физического здоровья человека.

Мало этого, сильный волей и с развитым интеллектом человек сам в свою очередь может влиять на внешние факторы, изменяя или способствуя улучшению психологического микроклимата.

Последнее обстоятельство имеет особенно большое значение и каждым должно учитываться, чтобы быть не пассивным объектом кем-то создаваемого неблагоприятного психологического настроя, а субъектом его, то есть человеком, способным изменить этот настрой в лучшую сторону. Вот почему закалять свое тело и свой дух. то есть свою нервную систему, должен каждый, кто не хочет быть пассивным объектом в руках неизвестных ему лиц. Кроме того, физическое здоровье и крепкая нервная система являются важнейшими факторами долголетия, что можно видеть из многочисленных экспериментов, а также из повседневного наблюдения за долгожителями.