Темная дорога казалась нескончаемой. Ему представлялось, что он бредет по ней уже много часов. Неоновая вывеска не горела, в баре было темно. Машина, угнанная им, находилась на месте. Других машин поблизости не было.

Хенсон сошел с дороги и в тени больших сикомор, со всех сторон окружавших лужайку, прошел мимо лежащих на берегу барж и подошел к решетчатой двери. Немного поколебавшись, он тихонько постучал.

– Миссис Киблер!

В доме по-прежнему было темно. Оттуда не донеслось ни единого звука. Невдалеке застрекотала сорока, и вновь все погрузилось в полное молчание.

Хенсон толкнул дверь, и она оказалась незапертой. Он осторожно вошел внутрь и позвал чуть громче:

– Миссис Киблер!

Никто не ответил, и он стал шарить по стенам в поисках выключателя, и никак не мог найти его. Он на ощупь двинулся вдоль стойки и стал искать спички в ящичке для сигарет. Найдя их, он чиркнул спичкой, но она сразу же потухла. Тогда он зажег следующую спичку и при ее тусклом свете обнаружил выключатель и повернул его.

В конце прилавка, уронив голову на руки, по-прежнему спал мертвецким сном пьяный крестьянин. Кроме него в зале никого не было.

– Хельга! – закричал Хенсон. – Где вы?

Крестьянин повернул голову на сложенных руках и снова заснул.

Хельга не та женщина, которая может оставить пьяницу одного в зале. Ведь он мог прийти в себя и хорошенько угоститься пивом и вином! Хенсон подумал, не развлекается ли Хельга с тем женатым человеком в одном из бунгало. Он обошел зал, направляясь к двери, и неожиданно остановился, схватившись за стойку, чтобы не упасть.

– Хельга! – в ужасе прошептал он.

Все закружилось в его глазах. Он сделал нечеловеческое усилие, чтобы устоять на ногах. Его мысли путались...

Он больше не сомневался в том, что обнаружил. Теперь, если даже все люди земли будут взывать к матери Ольги, она ничего не сможет ответить. Она не будет больше продавать пиво и принадлежности для рыбной ловли. Она никогда не будет нанимать лодок, никогда больше ее прелести не принесут ей дохода, а положение ее женатого дружка больше не заинтересует ее никогда в жизни...

Несмотря на свои пятьдесят лет, Хельга казалась совсем молодой. Она лежала на спине возле самой двери.

Хенсона била дрожь. Он мог бы пройти мимо нее в темноте. Мог даже наступить ей на руку...

Видимо, Хельга не страдала перед смертью. Ее лицо и голова были разбиты бутылкой, большой бутылкой из-под вина, осколки которой валялись рядом с ней... В ее глазах уже не было хитрости – они были круглы, безжизненны и устремлены в потолок, покрытый сыростью, которую они уже не замечали.

До сих пор убийца не тронул Хельгу. И он, Хенсон, привел его к ней.

– Простите меня, – бормотал он. – Поверьте мне, Хельга, я не виноват! То, что случилось, – ужасно!

Миновали день и ночь. Наступила новая ночь, а кошмар все еще продолжался.

С темными кругами под глазами, умирающий от усталости и бессонницы, Хенсон проник в большой дом, в котором они столько времени прожили с Ольгой. Время от времени он поглаживал рукой мебель, переставлял какую-нибудь фарфоровую безделушку, рассматривал посуду и серебро, которые собрала Ольга.

Ему казалось странным, до какой степени он был слепым все это время.

Он подошел к окну, поднял шторы и попытался рассмотреть, не раскинула ли полиция на слабо освещенной улице свои сети. Если такая сеть и существовала, то она была невидима. Полицейские привыкли к такого рода делам. Они отлично знали свое дело.

Хенсон вновь опустил шторы и набрал номер телефона Эгдеватор Бич. На этот раз человек, которому он звонил, сам подошел к аппарату.

– Кто?

– У аппарата Ларри, – проговорил Хенсон. В его голосе прозвучало удовлетворение.

Наступило длительное молчание. Затем собеседник на другом конце линии глубоко вздохнул и спросил:

– Откуда вы звоните?

– Из дома.

– Из вашего дома?

– Да, из моего дома.

– Дурак! Гнусный кретин! Я думал, вы уже в Мексике!

– Так вот, меня там нет! Мне нужно увидеть вас.

– По какому вопросу?

– Я расскажу вам это при встрече.

Собеседник испустил задушевное проклятие.

– Вы совсем сошли с ума! Я воздержусь от поездки к вам. Лучше позвоню в полицию и скажу, где вы находитесь.

– Пожалуйста, я не возражаю.

Хенсон повесил трубку и возобновил свое хождение по дому. Пепельницы были переполнены окурками. На столе и в кухне стояли две пустые бутылки из-под виски и два стакана, один из которых был испачкан губной помадой. Это говорило о том, что Джим неплохо провел отпуск перед возвращением в часть.

Хенсон поднялся на второй этаж и прошел в комнату молодого человека, который стоил ему стольких лет жизни.

Ольга содержала комнату в том виде, в котором она осталась после отъезда Джима в армию. Его теннисные ракетки по-прежнему были прикреплены к стене рядом с дипломом об окончании колледжа. В другом углу комнаты целая куча мячей для гольфа дремала под пылью в оранжевых кожаных футлярах.

Хенсон не был уверен, что Джим прошел восемнадцать лунок. Джим предпочитал другие удовольствия, которые можно было найти в деревне. Он интересовался спортом более интимным, проходящим преимущественно в постели... Хенсон вспомнил о двух или трех грязных историях, в которые попадал парень и которые стоили ему и Ольге столько денег, что они даже не заговаривали об этом.

Он пересек коридор и вошел в комнату Ольги. Он не чувствовал сейчас к ней никакого сожаления, никакой жалости. Пока она была жива, он был равнодушен к ней, а мертвую он презирал за распутство. Однажды она заявила ему: «Я беременна». И он, этакий болван, женился на ней.

Хенсон заглянул в большой шкаф. Ее меховые манто хранились в холодильнике, но этот шкаф ломился от модных платьев, костюмов и воздушных пеньюаров. Он покраснел, заметив, что многие видит впервые.

Затем он решил осмотреть содержимое ящиков комода. Они были забиты нижним бельем и ночными рубашками, созданными для того, чтобы выгодно показать все интимные части тела. Ольга, скромная Ольга! Ольга, которая так стыдливо пряталась от нескромных взглядов... собственного мужа!

Хенсон задвинул ящики, спустился вниз и уселся в гостиной. Счастье еще могло повернуться к нему лицом, а могло и спиной. Во всяком случае, он сделал все, что было в его силах. Он снова оказался на своем отправном пункте, тот самом, на котором его застал звонок Ванды. Недоставало только того английского фильма по телевизору, в котором показывалась любовь директора школы к героине, плоской как доска.

Хенсон упал в кресло и закрыл глаза. Он ждал того момента когда человек, которому он звонил, постучит во входную дверь или в дверь черного хода. Он был уверен, что тот придет. Взятый в тиски обстоятельствами, ошеломленный звуком голоса того человека, которого он считал мертвым, он не имел другого выхода.

Прошло полчаса, потом час...

Хенсон уже стал думать, что зря он так уверен в себе. Убийца умен и отважен. У него более полумиллиона, чтобы исчезнуть с горизонта. А если он решит остаться здесь и будет все отрицать? Что он сможет тогда доказать? Мать Ольги мертва...

В большом доме господствовали молчание и сумерки. Он изо всех сил боролся со сном.

Хенсон встал, чтобы зажечь небольшую лампу возле телевизора. Усаживаясь в свое кресло, он услышал скрип половиц в холле. Волосы зашевелились на его голове. Он был не один. Кто-то вошел в дом. Хенсон снова встал и облокотился на столик, где стоял телевизор.

– Добрый вечер, Джек! Смелее!

Хелл, оглядываясь, вошел в гостиную. Он был без шляпы и в смокинге. Его шелковистые отвороты были подняты, чтобы скрыть белый пластрон рубашки. Голубые глаза Джека неестественно блестели. На носу был пластырь, а на лице виднелись ссадины.

– Что это вам вздумалось звонить мне, Ларри? – спросил он.

Хенсон по-прежнему стоял у телевизора.