Многие считают «Лира» самым законченным и художественным созданием Шекспира. Тем удивительней, что за первые сто лет своего существования он мало привлекал внимание публики: сам Беттертон пытался играть эту роль в том виде, как создал ее знаменитый поэт, и потерпел фиаско. В 1681 году Нэум Тэт (Nahum Tate), скромный и тихий переводчик псалмов и драматург, обрел его в архивной пыли и, как опытный ювелир XVII столетия, решил отделать мишурным золотом этот «ярко блестевший, но дикий бриллиант». Многие выражения были смягчены, в пьесу введена любовь, а конец венчал добродетель и наказывал порок. Изуродованная таким образом трагедия Шекспира имела громадный успех и сделалась одной из любимейших пьес публики. Бус, Куин и Мэклин играли ее в таком виде. И хотя Аддисон, а за ним Ричардсон (в «Клариссе») высказались против переделки, она приобрела полное право гражданства, найдя ярого защитника в Джонсоне. Что было делать Гаррику? Он все-таки не стоял выше своего века и прежде всего думал о вкусах публики. Тем не менее, молодой артист, мечтая сыграть Лира, сличил переделку Тэта с подлинником – сцену за сценой – и выказал много вкуса, отбросив некоторые чересчур искусственные украшения «ювелира» и восстанавливая затертый блеск бриллианта. Он не сразу решился выступить в этой роли: «совет» Барроуби, Мэклина и других снова призван был на помощь и убедил его взяться за роль. Конечно, и они уговаривали его отказаться от опасной мысли восстановить подлинник: особенно поразило их намерение снова призвать на сцену шута. Это уже было полное незнание театра!.. Как, позволить мешать себе в лучших сценах? Прерывать грубыми шутками самые драматические моменты? Нет, решительно Гаррик был чересчур молод и неопытен… Так рассуждали «знатоки театра», и Дейвид, конечно, подчинился их мнению.

«Король Лир» шел в первый раз 11 марта 1742 года и имел значительный успех. Счастливый артист бросился после спектакля в кофейню, где ждали его приятели, но вместо комплиментов встретил недовольные лица: Мэклин и Барроуби были взыскательнее публики. Но Гаррик не унывал: после первых минут неприятного удивления он схватил карандаш, вытащил свою записную книжку и тщательно записал все замечания строгих критиков. Оказалось, что он был чересчур молод в роли Лира: дряхлость 80-летнего старика не была им достаточно выдержана. Проклятие свое он начал чересчур тихо, а кончил слишком громко; гораздо лучше было бы поступить наоборот: ярость должна стихать постепенно и как бы распускаться в слезах и пафосе; в тюрьме же у него было мало королевского величия.

Дейвид не только записал все эти замечания, но решил даже не играть Лира, не проштудировав роль сызнова. Однако пьеса была уже афиширована, и он должен был еще несколько раз исполнить ее. Говорят, замечания друзей так подействовали на молодого артиста, что он окончательно сбился с тона и играл совсем плохо. Наконец «Лир» был снят со сцены на три недели, и Гаррик мог заняться ролью. На новых репетициях не присутствовали ни Мэклин, ни Барроуби: они могли только окончательно сбить с толку артиста. В апреле пьеса снова появилась на афише. И на этот раз она была сплошным торжеством для Гаррика.

А что же делал Питер в Личфильде? Или он не знал о перемене в судьбе брата?.. О нет! Дейвид давно уже был с ним в переписке и всеми средствами старался смягчить свой «ужасный поступок». «Бедняк» сам не вполне уверен был, что имел право отдаться своему увлечению. Каковы же были ужас и негодование в Личфильде! Ленни и Дженни наверняка попадали в обморок, молодой Джордж недоумевал, а Питер писал брату жесткие, обидные и оскорбительные письма. Но Гаррик не унывал: он отстаивал избранную деятельность, указывал на уважение и почет, который она ему уже принесла, и, наконец, на те денежные выгоды, которые можно было из нее извлечь. Следовало начать с этого: Питер был слишком погружен в цифры и расчеты, чтобы обращать внимание на что-нибудь другое… Правда, ему пришлось потерять партнера в торговле, но те обещания, которые сулил ему Дейвид, превозмогли: старший брат наконец смягчился и даже настолько снизошел к «комедианту», своему родственнику, что стал прибегать к его помощи. Эта политика, видимо, так понравилась всему семейству, что Дейвиду пришлось навсегда принять на себя попечение о нем, что он и сделал без малейшего сопротивления. Между тем сезон приближался к концу. С 19 октября по 23 мая Гаррик появлялся на сцене 159 раз, не давая себе отдыха даже в первый день Рождества, и создал 18 новых ролей; для молодого, начинающего артиста это был чудовищный, гигантский труд, почти невероятный, если бы его не подтверждали документы. 24 мая театр Гиффара должен был закрыться. «Недостаток внешних средств» не помешал уже теперь Гаррику диктовать свои условия, и он заключил с Флитвудом контракт на будущий год на 5 тысяч рублей – сумму, которой до него не получал ни один английский артист. Еще в апреле Гаррик появился в Друри-Лейне, где играл с огромным успехом. По окончании зимнего сезона Флитвуд предложил ему поставить три спектакля, что называется, «пополам». Гаррик согласился и исполнил роли Ричарда, Лира и Бэйса при громадном стечении публики. Известность его росла с каждым днем и успела уже к этому времени проникнуть в Ирландию: от Дуваля из Дублина пришли самые лестные приглашения; Гаррик принял их и в начале июня выехал из Лондона в сопровождении двух прелестных спутниц: Маргарита Уоффингтон и молодая танцовщица синьора Барберини должны были появиться с ним в одном театре.

В Дублине жилось тогда очень весело. Простой народ бедствовал так же, как и теперь, но не падал духом и в смысле удовольствий не отставал от «фешенебельного» круга. Наместник Ирландии держал пышный двор, и в его замке празднества шли непрерывно, одно за другим. Знатные англичане и ирландцы старались подражать ему и кормили у себя во дворцах множество пажей, священников, секретарей, музыкантов и целые полчища прислуги. Всякие забавы находили покровительство. Но сцена и музыка особенно процветали. Известен радушный прием, которым встречали здесь иностранных певцов и композиторов, а Гендель, кажется, нигде не имел такого успеха, как в Дублине. О сцене и говорить нечего. Перед приездом Гаррика Гендель только что дал в последний раз своего «Мессию», а знаменитая миссис Сиббер заканчивала гастроли в Королевском театре; сменить ее должен был Дилен, вскоре прибывший в город. Казалось, появление новых артистов при таком обилии зрелищ не могло дать хороших сборов. Но антрепренер театра в Смок-Элле (Табачном переулке) знал нрав ирландцев: жадные до всякой новинки, легкомысленные и готовые поставить последнюю копейку ребром, они заложили бы жен и детей, но не пропустили бы случая посмотреть «свою» Уоффингтон и новую звезду – Гаррика. Слухи об их приезде уже распространились по городу, и 8 июня «Дублинский Меркурий» известил своих читателей, что знаменитый мистер Гаррик и мисс Уоффингтон должны с часу на час приехать из Англии, чтобы в течение летнего сезона развлечь и позабавить местную знать и джентри. Наконец они явились, и Уоффингтон блестяще открыла сезон «Гэрри Уильдером». Пег была давней знакомой дублинской публики, и встретили ее как любимицу, делавшую честь своими успехами родной стране. Гаррик выступил на третий день в «Ричарде» и имел такой же успех. Еще несколько ролей сделали его общим любимцем; пылкие ирландцы воспламенялись все более и более, так что под конец месяца весь светский Дублин только и говорил о Гаррике. Театр в Смок-Элле был не из маленьких, но его решительно не хватало на толпы народа, жаждавшие лицезреть своих любимцев; скоро началась настоящая война из-за билетов. Между тем летняя жара усилилась, и злокачественные лихорадки свирепствовали среди городской черни. Но веселые ирландцы не унывали и, соединив две эпидемии, прозвали обе «Гарриковой лихорадкой». В первый свой бенефис Дейвид поставил «Лира», а во второй – у него потребовали «Гамлета». Давно уже готовился молодой артист выступить в этой роли и потому согласился на общие просьбы. Конечно, «Гамлет» имел громадный успех, несмотря на то, что музыка, сопровождавшая тогда повсеместно эту трагедию, была смело отброшена молодым реформатором. Вообще, этот сезон оставил самое лучшее воспоминание у артистов, которые собрались теперь назад, в Англию. Здесь Гаррика ждал уже мистер Флитвуд, готовясь начать спектакли. Случилось так, что в этот сезон два лондонских театра сосредоточили в себе все выдающиеся артистические силы; причем Ковент-Гарден явился представителем старой школы, а Друри-Лейн сосредоточил в себе всех молодых «еретиков», которые отнюдь не страшились сразиться с почитателями старых традиций. Длинный хвост карет, осаждавших подъезд Друри-Лейна, скоро показал, однако, на чьей стороне были симпатии публики. Из массы ролей, созданных Гарриком за этот сезон, особенно выделился Гамлет, впервые явившийся перед столичной публикой в истолковании артиста. Сценические успехи, аплодисменты, восхваления, счастье с любимой женщиной, общество самых выдающихся людей в государстве, дружба и уважение окружающих – все это было «казовой», внешней стороной жизни, которая делала нередкие нападки и оскорбления, измену и неудовольствия еще более ощутимыми. И как раз к этому времени на его горизонте стали появляться тучки, которые обещали большую бурю.