— Вы думаете, немцы не знают, что Блауэр — еврей? Блауэры ведут и вели дела в Германии еще до Первой мировой. Не может быть, чтобы нацистам не было известно, арийская это фамилия или нет.

Тоблер еще раз затянулся сигарой, потом аккуратно положил ее на серебряную пепельницу.

— И кстати, совсем не обязательно доверенным лицом выбирать меня.Можете назначить любого: адвоката, банкира, кого хотите. Если у вас есть кто-то, на кого вы можете положиться больше, чем на меня…

— Правду сказать, в Швейцарии я никому не доверяю больше, чем вам. Вы знаете, что я пообещал господину Блауэру и впредь пользоваться вашими услугами и услугами вашего отца в том, что касается управления денежными делами здесь в Швейцарии. Дело в том… — Аладар отбросил с глаз длинную прядь волос. — Я просто не знаю.

— Ладно. — Тоблер встал. — Тогда давайте откроем обычный счет, как вы и просили. — Было похоже, что он разозлился. — Но помните: хотя я и управляю вашими швейцарскими счетами, в банке за них кто-то номинальнодолжен отвечать, а это значит, он будет знать имя и адрес владельца счета.

— Но если мы откроем опекунский счет, будут знать о вас.

Тоблер кивнул в знак согласия.

— Предполагается, что из вежливости необходимо ставить банк в известность каждый раз, когда открывается опекунский счет. Но никто этого не требует. В законе об этом не сказано. Вы должны принять решение, господин Коган, но только дотого, как мы встретимся с банкиром.

Тоблер бросил быстрый взгляд на массивную деревянную дверь в дальнем конце комнаты.

— Вы не можете передумать, после того как мы назовем банкиру имя настоящего владельца счета. Просто скажите мне, как вы хотите поступить.

Аладар медленно повертел головой.

— Не знаю. Непросто принять подобное решение.

— Если хотите, мы можем сперва положить ваши вещи в сейф внизу. У вас будет время подумать.

— Видите ли… как я могу отдать все свои деньги, деньги семьи моей жены, в чужие руки? — Аладар уставился на замысловатый узор восточного ковра у себя под ногами. — Не знаю, что и делать.

— Тогда я пойду и выясню, нельзя ли отложить нашу встречу с банкиром.

Тоблер ушел, Аладар же продолжал рассматривать узор ковра.

«Я не имею права допустить ошибку, — говорил он себе. — Только не сейчас, накануне войны, которая вот-вот разразится в Европе».

Его взгляд притягивал маленький рисунок на краю ковра. Казалось, что крошечные свастики переплелись в замысловатые узоры. «Это обычный индийский символ», — напомнил он себе. Но от этого ему не стало легче: видеть этот ненавистный знак нацистской власти здесь, в самом сердце Швейцарии!

Неожиданно рядом с узором появились лакированные туфли Тоблера.

— Вы приняли решение? — тихо произнес он.

Аладар поднял на него глаза. Медленно покачал головой.

— В таком случае давайте спустимся вниз и начнем укладывать ваши вещи в сейф. — Он помог Аладару подняться и повел его к столику консьержа. — Однако не забудьте, вам необходимо до ухода из банка решить, какой счет вы хотите открыть. Каждый сейф должен так или иначе соответствовать какому-то счету.

Тоблер отвернулся и начал говорить что-то консьержу на швейцарском диалекте немецкого.

«Он выглядит таким спокойным, таким уверенным, таким невозмутимым, — подумал Аладар. — Для него все так просто. Конечно, почему бы и нет? Он гражданин Швейцарии, с подходящей арийской фамилией».

В сводчатых подвалах цюрихского банка «Гельвеция» было душно и жарко. У Аладара начинался приступ клаустрофобии, не помогло и оформление подвала: тысячи листов папируса и распустившихся цветков лотоса, нарисованных на стенах и над дверями. Все выглядело так, словно банк нанял посредственного голливудского оформителя, чтобы тот расписал стены замысловатыми египетскими узорами, вызывающими ощущение вечности. Вышло наоборот: эти росписи создавали еще более гнетущее настроение.

Тоблер повел Аладара к полуоткрытой стальной двери. Над ней золотом по-немецки было выгравировано: «Сейф-накопитель». Аладар заглянул в комнату. Там было полно сундуков, картин и чемоданов разных размеров.

— Откуда все эти вещи? — прошептал Аладар.

— Боюсь, это знак непростого времени, в которое мы сейчас живем. — Тоблер завел Аладара внутрь, затем провел дальше по проходу между деревянными ящиками, чемоданами и картинами, которыми были завалены деревянные полки. — Со времен аншлюса здесь всегда полным-полно вещей.

— Это Пикассо? — Аладар в возбуждении указал на картину, прислоненную к полке справа от него. — А вон там Кандинский! — У стен стояло еще много других картин, аккуратно завернутых в бумагу и перевязанных бечевкой. На многих были написаны фамилии. Аладар заметил, что почти все фамилии еврейские.

Он попытался отодвинуть кожаный чемодан, преграждавший ему проход, но не смог сдвинуть его и на сантиметр. Попробовал поднять, чтобы убрать с дороги, но тот оказался слишком тяжелым. «Лишь одна вещь может быть такой тяжелой, — сказал себе Аладар. — Золото».

— Nein! Hände weg! [5]— крикнул охранник. — Не трогайте!

— Извините, — пробормотал Аладар. — Я не знал…

Тоблер коснулся его плеча.

— Ваши вещи вон там.

Он повел Аладара через комнату к забитой вещами полке.

Как и множество других коробок и сундуков, три чемодана Аладара были помечены маленькой свинцовой пломбой, которая скрепляла темно-коричневую бечевку, привязанную к ручкам. Охранник погрузил чемоданы на маленькую деревянную тележку и повез их из этой пахнущей плесенью комнаты. Аладар и Тоблер молча последовали за ним в большую, хорошо освещенную комнату с табличкой «Сейф».

На стенах были сотни металлических дверок с темными деревянными молдингами. Одни были маленькими, величиной с коробку для обуви, другие — размером с гроб. Тоблер подвел Аладара к большой дверке в дальнем конце комнаты.

Охранник передал Тоблеру маленький серебряный ключик. Точно такой же он вставил в одну из двух замочных скважин и подождал, пока Тоблер вставит свой. Одновременно они повернули оба ключа. Затем охранник открыл дверцу и вытянул похожий на нишу тайник со светло-коричневыми деревянными полочками. Он вынул свой ключ и, прежде чем уйти, что-то пробурчал на непонятном швейцарском диалекте немецкого.

— Что он сказал? — поинтересовался Аладар.

— Сказал, чтобы позвали его, как только будем готовы. Чтобы закрыть сейф, необходимы оба ключа. Таким образом, никто не может без ведома банка открыть сейф.

Тоблер присел у первого чемодана, лежащего на тележке.

— У вас есть ключи, чтоб их открыть? — спросил он.

Аладару пришлось дважды обшарить карманы, прежде чем он нашел ключи, которые Каталина дала ему в Будапеште.

Вставив ключ в замок, Тоблер быстро открыл вытертый кожаный чемодан, сломав маленькое венгерское клеймо, поставленное на верхней крышке. Он бережно поднял крышку.

— Вам повезло, что у вас есть связи в посольстве. Дипломатические курьеры — единственные, кто может перевезти сегодня вещи через границу. — Тоблер вытянул несколько аккуратно упакованных свертков. Все они были пронумерованы и перевязаны бечевкой.

— Это все служащие фабрики. Они воспользовались старыми связями Блауэров в посольстве, чтобы переправить ценности сюда. Я к этому не прикладывал руку. — Аладар сел на холодный каменный пол и наблюдал, как Тоблер открывает первый сверток.

Аладар отдавал себе отчет в том, что содержимое этих чемоданов уже побывало в чужих руках, но, похоже, все доехало целым и невредимым.

— Взгляните на это. — Тоблер передал Аладару маленькую деревянную шкатулку, инкрустированную слоновой костью и перламутром. — Она такая тяжелая.

— Посмотрим, что внутри. — Аладар расстегнул золотую защелку. — Кати наверняка спросит, все ли доставили в целости и сохранности.

Когда он открыл крышечку, на пол выпало несколько золотых слитков.