II

Дьяков, Лаврентьич и Митенька.

Дьяков. Чего тебе?

Лаврентьич. У Сашеньки животик болит.

Дьяков. Ну, что ж. поболит и пройдет.

Лаврентьич. Не послать ли за фершалом?

Дьяков. Пошли.

Лаврентьич. Аль бобковою мазью потереть пупочек?

Дьяков. Потри.

Лаврентьич. Да ведь я, чай, не мамушка.

Дьяков. Там их целых две – будет с него.

Лаврентьич. А какой в них толк? Только цапаются, Апельсина Лимоновна – ведьма, а Амалия Карловна – черт. Одна за ручку, другая за ножку, того и гляди – пополам дитя раздерут.

Дьяков. Не раздерут. Ну, ступай. Надоел.

Молчание.

Лаврентьич. Как же так, сударь? Не приблудный, чай, не пащенок, – свое дитя, законное. Вот ужо приедет барыня…

Дьяков (вскакивает и замахивается чубуком). Молчи, дурак! Я тебя…

Лаврентьич уходит.

III

Митенька и Дьяков.

Митенька. За что же ты на Сашку взъелся? Он-то чем виноват?

Дьяков (поднимая голову). Я тебя просил, Митя, не говорить об этом… И зачем мне его подкинули? делали бы с ним, что знают… Все из-за него… Как родился – точно ножом отрезало… (Наливает вина и пьет). Ну, едем. Все равно, куда, хоть к черту.

Митенька встает.

Дьяков. Нет, стой, погоди… Слушай, Митя, ты Михаила Кубанина любишь?

Митенька. Люблю.

Дьяков. И меня любишь?

Митенька. И тебя.

Дьяков. Как же так? Или меня, или его.

Митенька. Что же делать? Оба вы – люди хорошие.

Дьяков (положив письмо на столе). На, читай.

Митенька. Я, брат, чужих писем не читаю.

Дьяков. Не бойся, не украл. Да тут и секретов нет. Знаешь Белинского?

Митенька. Виссариона Григорьевича? Ну, еще бы. Вместе у Кубаниных гостили. Тоже «заяц бешеный».

Дьяков. И Боткина знаешь?[30]

Митенька. Ваську-то купчика? У папеньки, в лавке чаем торгует[31] а Гегеля так и жарит. Умный парень.

Дьяков. Ну, так вот, читай. Это – письмо Белинского к Боткину о Михаиле Кубанине.

Митенька. Нет, уж лучше ты. Да не все, а то засну, – ишь, какое длинное.

Дьяков (читает). Слушай. «Я этого человека любил больше всех на свете. Но теперь он для меня – решенная загадка. О, гнусный, подлый эгоист, шут, паяц, фразер, дьявол в философских перьях. Абстрактный герой, рожденный на свою и на чужую гибель, человек с чудесной головой, но без сердца, и притом, с кровью протухшей соленой трески»…

Митенька. Вот так ругается! Отроду таких ругательств не слыхивал. Ах, господа писачки… Ну, полно, будет с меня.

Дьяков. Нет, слушай конец. (Читает). «В эту минуту мне кажется, что я, только бы увидел его, как попросил бы, или убить меня, или позволить мне убить его». Ну, вот, слышал?

Митенька. Слышал.

Дьяков. Верно?

Митенька. Не знаю. Может и верно.

Дьяков. И ты его любишь?

Митенька. Люблю. (Высовывается в окно). Кто-то приехал… А ведь это он, легок на помине.

Дьяков. Кто?

Митенька. Мишенька.

Дьяков. Кубанин?

Митенька. Он самый.

Дьяков. Один?

Митенька. Не видать отсюда… Как будто один.

Дьяков. Лаврентьич! Лаврентьич!

Входит Лаврентьич.

IV

Дьяков. Ступай, беги скорее. Приехали там. Скажи, что принимать не велено. Не пускай, слышишь?

Лаврентьич. Слушаю-с. А только ежели…

Дьяков. Да ступай же, черт, ступай.

Лаврентьич уходит.

V

Митенька. Что ты, Коля, разве можно?

Дьяков. Нет, Митя, ни за что. Не могу я его видеть.

Митенька. Да ведь все равно войдет.

Дьяков. Ну, так я уйду, а ты скажи ему…

Митенька. Что испугался, сказать? Что спрятался?

Голоса Михаила и Лаврентьича за дверью.

Голос Михаила. Ну ладно. Никто тебя не спрашивает.

Голос Лаврентьича. Михаил Александрович! Сударь, а, сударь! Толкать не извольте!

VI

Михаил, Дьяков и Митенька.

Михаил. Это еще что за новости? Принимать не велели? (Подает руку Дьякову, тот не берет ее). И руки не даете? Oгo, расхрабрились как! Ну что ж, пожалуй, и лучше, по крайней мере, лгать больше не будете.

Дьяков. Вы один? А Варя?.. Варвара Александровна где?

Михаил. Потом узнаете. Я приехал за Сашкою… Что ж вы молчите? Или говорить со мною не хотите?

Дьяков. Не хочу.

Митенька. Нашла коса на камень!

Михаил. Извините, Митенька, нам поговорить надо с Дьяковым.

Митенька. Сделайте одолжение.

Дьяков. Нет, Митя, не уходи. Нам говорить с ним не о чем.

Михаил. Воля ваша, Дьяков, а выслушать вам меня все-таки придется. Вы обещали отдать Сашку, помните? Все-таки обязаны, как честный человек.

Дьяков. Михаил Александрович, уходите. Прошу вас, уходите.

Михаил (усевшись на стул). Я без Сашки не уйду.

Дьяков. Уходите. Кубанин, сейчас же уходите, слышите!

Михаил. А вы лучше не упрямьтесь, – все равно, отдадите.

Дьяков. Вон! Вон! Вон!

Михаил. Ай-ай, как страшно – «бешеный заяц»!

Дьяков (кидается на Михаила и хватает его за ворот). Я тебя… Я тебя… Я тебя… Подлец!

Михаил. Сам ты подлец! (Дьяков ударяет Михаила по лицу).

Митенька. Господа, господа, драться не надо. Я караул закричу.

Дерутся.

Михаил. Стреляться! Стреляться!

Дьяков. А-га! Наконец-то! Ну, смотри же, – если есть в тебе хоть капля крови, помни, что ты сказал. Держи его, Митя, не пускай, я сейчас…

Дьяков убегает.

Митенька. Уходите, Кубанин, уходите! Разве вы не видите, он с ума сошел.

Михаил. Пусть убьет. Я его сам…

Митенька. Ну, вот, и этот. Э, черт, оба взбесились… Ну. что мне с вами делать, – водой разливать, что ли?

Входит Дьяков с двумя пистолетами.

вернуться

30

Боткин Василий Петрович (1811–1869), писатель, художественный критик.

вернуться

31

Отец Боткина был известным и богатым московским купцом-чаеторговцем.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: