— Смотрите на величайший из фокусов! — прокричал Джарльз. — Лицо Бога — воплощение технического гения!

Но его никто уже не слушал. Умолкнув, Джарльз почувствовал пронизывающий холод и застучал зубами. Стоя на своей скамейке, казавшейся теперь очень низкой, он обхватил себя руками, чтобы унять дрожь.

«Случилось… — думали люди. — Это было лишь проверкой. Нам следовало догадаться об этом. Несправедливость? Но священники не станут творить несправедливость. Нам дулжно слушаться их. Не отзываться на крамолу. Теперь нас испепелят за наш грех, великий грех — попытку усомниться в Иерархии».

Рука Великого Бога начала плавно опускаться вниз и повисла в воздухе. Вытянутый указательный палец, огромный, как ствол дерева, указывал на сброшенную Джарльзом раздувшуюся рясу, которая все еще висела в воздухе. Потрескивающее голубое сияние змейкой скользнуло на огромное, как гора, плечо и побежало вниз по руке, а затем, сверкнув молнией, соскочило с кончика пальца. Пустая ряса зашипела, извиваясь, засверкала, надулась еще немного и с шипением лопнула, как воздушный шар в огне. Раздался хлопок, и раскаленные докрасна клочья полетели в оцепеневшую на мгновение толпу. И тут же испуганные люди бросились бежать по узким темным улочкам — куда глаза глядят, лишь бы оказаться подальше от площади.

Молния, потрескивая, медленно приближалась к скамейке, на которой стоял Джарльз, оставляя позади себя черный след на булыжнике мостовой, напоминая грядущим поколениям о святой мести Великого Бога.

Он ждал этого.

Раздался взрыв, и наступила тьма. Как будто гигантская птица накрыла своими распростертыми крыльями всю площадь. Отступника Джарльза объяло плотное чернильное облако. Через нее отчетливо виднелось его обнаженное тело. Постепенно это облако приобрело форму двух когтистых лап, сложенных вместе. Голубая молния Великого Бога быстро двигалась к нему, потрескивая и разбрасывая голубые искры.

Потом молния исчезла в оболочке и, поднимая волны теплого воздуха и освещая все вокруг, превратилась в извивающийся столб голубого света. Силуэт священника-отступника, напоминавший чудом уцелевшее в страшно пекле насекомое, отчетливо виднелся сквозь туманную сферу из сцепленных рук.

Вдруг раздался громоподобный зловещий голос, разогнавший горячий воздух на площади и заставивший бегущих остановиться и наблюдать финал кошмарного огненного спектакля.

— Демон Зла отрицает вашего Бога!

— Демон Зла забирает этого человека к себе!

Сцепленные руки резко дернулись вверх, в сторону и исчезли. Раздавшийся с высоты могучий сатанинский хохот пошатнул стены Святилища.

— Брат Джарльз начал ораторствовать на Великой площади, ваше высокопреосвященство!

— Прекрасно! Пришлите мне отчет в Высший совет, как только он закончит.

Брат Гонифаций, священник Седьмого круга, первосвященник, главный голос от Реалистов в Высшем совете, улыбнулся, но вряд ли можно было назвать улыбкой выражение непроницаемой маски, застывшей на его лице. Сейчас он прикасался к тайне, которая в будущем всколыхнет Высший совет и выведет его из состояния самодовольно благодушия. Это коснется и умеренных с их нерешительностью и компромиссами, и консервативных Реалистов с их ослиным упрямством. Поставленный им эксперимент уже нельзя будет остановить, и пусть тогда брат Фреджерис со своими Умеренными захлебнется от злости собственной слюной, пусть.

Через некоторое время все нормализуется. Брат Джарльз умрет, Бог покарает его. Это послужит поучительным примером простым смертным и недовольным священнослужителям.

Потом Гонифаций на досуге объяснит Высшему совету, насколько необходима свежая информация, полученная при изучении искусственно спровоцированного кризиса.

«Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые!» Обладание властью — ни с чем не сравнимой чувство, но самое лучшее — это воспользоваться ею в поединке с врагом, равном тебе по силе.

Он поправил свою расшитую золотом алую рясу и открыл двери в Палату Совета. В глубине огромной пепельно-жемчужной комнаты возвышался длинный стол, за которым уже собрались верховные священнослужители, облаченные в роскошные рясы. Лишь одно место, принадлежащее Гонифацию, оставалось незанятым.

Он с удовольствием прошелся вдоль по Палате Совета мимо всех присутствующих. Его самолюбие тешила мысль, что они следят за каждым его шагом в надежде на то, что он вдруг споткнется или оступится. Нервы щекотало чувство, вызванной предположением о том, как бы они тогда набросились на него, подобно изголодавшимся котам, если бы только узнали хотя бы ничтожную частицу его прошлого, которое представлялось ему самому самой жуткой из всех самых мрачных шуток судьбы. Приятно знать это и… забыть!

Это длительное шествие по Палате Совета под критическим взглядом священников давало Гонифацию нечто такое, от чего он не отказался бы и за полдюжины Джарльзов. Это была возможность испить полную чашу власти и славы Иерархи, достойной того, чтобы такой сильный человек, как он, старался сохранить ее на долгие годы. Покоящаяся на тысяче обманов, как и всякое государство, думал Гонифаций, Иерархия, тем не менее, была идеально приспособлена к решению сложнейших проблем человеческого общества.

Временами на брата Гонифация нисходил дар ясновидения. Тогда он видел, как за высокими жемчужно-серыми стенами Высшего совета кипит жизнь Святилища, и получал удовольствие от ощущения непрекращающейся интеллектуальной работы. Иногда воображение переносило его за пределы Святилища, и взору его представали аккуратные квадраты вспаханной земли вокруг скромных сельских святилищ и великие площади городских автоматизированных соборов во всем их могуществе и блеске. И далее, за голубые океаны, к другим континентам, великолепным тропическим островам… И всюду с огромным удовольствием видел он всемогущество алой мантии, которая пользуется уважением везде — от буддийских монастырей, затерянных в Гималаях, до снежных жилищ отдаленной Антарктики. И повсюду действуют Святилища. И тогда его мысли обращались прямо к небу.

Но не успев проделать и половины пути к небесам, его воображение пустилось в обратное путешествие. Теперь с достигнутой высоты он рассматривал социальную пирамиду Иерархии. Вот первая ступень: огромная масса простолюдинов — бездумных животных, низшего соя общества. Далее — небольшая изолированная прослойка дьяконов. Следом — послушники и рядовые члены двух первых кругов священного братства. Затем ступени начинают резко сужаться, и на каждой из них — люди с определенными интересами и конкретной специализацией. И, наконец, маленький Седьмой круг, обладающий высшими полномочиями. А на верхушке пирамиды — первосвященники и Высший совет.

Хотят ли того другие или нет, подсознательно боясь или страстно желая его власти, но он находится на самой вершине.

Он занял свое место и спросил, хотя знал ответ заранее:

— Какие темы мы сегодня должны обсудить?

— Дело о запуганных насмерть священниках, в котором вы, ваше высокопреосвященство, велели мне разобраться, — хорошо поставленным голосом доложил священник Второго круга.

Гонифаций почувствовал, как среди заседавших прокатилась волна раздражения. Их консервативные умы чрезвычайно волновал этот вопрос, не давая спокойно вести собрание. Уже в течение двух дней Верховный священник откладывал разбирательство.

— О чем вы говорите, братья? — произнес Гонифаций. — Разве мы обязаны обсуждать все происходящее в нашей стране всем собранием? Неужели нам придется стыдить братьев за то, что они слушают и рассказывают друг другу детские сказки?

— Психологически это вряд ли оправдано, — заметил брат Фриджерс. Голос его звучал как орган, красиво и сильно. — Может получиться, что мы потворствуем распространению массовой истерии.

Гонифаций вежливо кивнул, но добавил, окинув взглядом всех присутствующих:

— Вы придаете этому случаю слишком большое значение.