Холлоран с трудом слушал своего собеседника: ошеломленный яркостью недавнего видения, он не мог окончательно переключить свое внимание на длинную речь Клина. К тому же начинала сказываться сильная усталость, и временами он чувствовал, что начинает погружаться в неглубокую, чуткую дремоту. Однако энтузиазм Клина не угасал, несмотря на явную рассеянность и невнимание его слушателя.

— Похоже, что их цари, — воодушевленно продолжал Клин, — высшие сановники и первосвященники надежно спрятали или даже уничтожили все сведения о ранней истории своего народа. Ведь за три тысячи лет до нашей эры шумеры уже знали письменность — они писали острыми палочками на небольших глиняных дощечках. Их язык был достаточно развит для того, чтобы стройно выражать мысли и передавать собеседнику самые разнообразные, зачастую весьма сложные рассуждения. Зачем же им понадобилось так тщательно скрывать от посторонних глаз свои записи — предания, исторические сведения? Скорее всего, они хотели уничтожить все следы какой-то страшной, темной тайны, которой обладали на протяжении многих веков. Клин сидел, наклонившись вперед, опираясь руками о колени; его лицо было ярко освещено пламенем камина.

Холлоран с трудом пошевелился, собираясь встать; тепло, разлившееся от очага по комнате, разморило его, а монотонный, убаюкивающий голос Клина, казалось, обладал гипнотическими чарами, лишившими его усталое тело последних сил.

— Я собирался задать вам еще один вопрос, — произнес он; но мысли его путались, смешивались, и он тут же забыл, о чем хотел спросить своего клиента. Холлоран пытался припомнить свой вылетевший из головы вопрос, глядя на каменную статую, стоящую в углу — в черной тени широко раскрытые глаза женщины казались еще более огромными.

— Даже выдающаяся находка археологов, — продолжал тем временем Клин, словно и не расслышав неоконченного вопроса, — не помогла пролить свет на события, происходившие в этой стране на протяжении пяти веков — приблизительно от 3000 до 2500 лет до Рождества Христова. В двадцатых годах нашего столетия Сэр Леонард Вуллей обнаружил огромное древнее захоронение недалеко от стен города Ура. Тысячи могил были осквернены грабителями, но настойчивый археолог продолжал раскопки. То, что он нашел «под» городским кладбищем, потрясло историков всего мира.

Холлоран протер уголки глаз двумя пальцами. О чем это бормочет себе под нос Клин?

— Знаете, что он нашел там? — Клин сжал пальцами подлокотники своего стула, словно желая обуздать свой порыв. — Гробницы! Каменные могильники! Представляете? Группа археологов, возглавляемая знаменитым Вуллеем, спустилась в глубокие шахты могильников по крутому скату, устланному камнем. В этих прямоугольных комнатах они обнаружили хорошо сохранившиеся скелеты шумерских царей и цариц, высшей знати и первосвященников. Останки этих высочайших особ, увешанные тяжелыми золотыми украшениями с полудрагоценными камнями — знаками их привилегированного положения — покоились на особых ложах. Вот почему это кладбище было названо Царским Захоронением. Вокруг каждого ложа помещались золотые сосуды, стелы, украшенные тонкой росписью и затейливым орнаментом, статуи, прекрасные вазы, драгоценная серебряная утварь — словом, множество разных вещей, окружавших человека того времени в быту, — Клин резко, возбужденно захохотал. — И знаете, что еще, Холлоран? Все их приближенные и слуги были похоронены вместе с ними в тех же гробницах. Придворные и солдаты, священники и слуги, и даже волы с повозками. Однако на их останках не было заметно абсолютно никаких следов насилия. Эти люди безропотно покорились судьбе, приняв яд и последовав за своими господами в их каменные усыпальницы, — он мрачно усмехнулся. — Видите, какая преданность!

Холлоран почувствовал облегчение, когда Клин отвернулся от него и стал глядеть в огонь, как будто напряженное внимание, с которым медиум долго смотрел ему в лицо, боролось с его собственной волей, подавляя ее. Туман в голове оперативника немного рассеялся, и он вспомнил свой вопрос, который собирался задать Клину.

Внезапно Клин опять заговорил:

— На протяжении двенадцати лет Сэр Леонард трудился над раскопками этого захоронения, осторожно снимая пласт за пластом, расчищая свои драгоценные находки от пыли, но, увы, ничто не помогло ему узнать о прошлом шумеров. В гробницах не было найдено ни одного свидетельства о более ранней эпохе. Некоторые историки выдвинули гипотезу о том, что столь древние документы и памятники могли погибнуть во время Всемирного Потопа — разумеется, если такое событие вообще когда-либо происходило. У шумеров существовала легенда, аналогичная библейскому преданию о Ное; однако она могла быть просто позаимствована из других религий. Но даже если догадка о Потопе верна, все равно хоть что-нибудь должно было сохраниться; хоть какие-то бессвязные обрывки древних легенд могли дойти до более поздних веков, если только их сознательно не уничтожили. Но что могло быть столь скверным, поистине «дьявольски» ужасным, чтобы вызвать такой трепет? Чтобы даже косвенные упоминания об этом постарались стереть из памяти, дабы само зло исчезло навсегда? Ответьте мне, Холлоран.

Клин медленно повернул голову от очага и посмотрел на Холлорана, хитро улыбаясь. Языки пламени вдруг опали, и в комнате стало значительно темнее. Тени, показавшиеся Холлорану сквозь полудрему легкими занавесками, подступили к самому камину, и Холлоран вдруг почувствовал что-то вроде детского страха перед темнотой. Встретив взгляд Клина, он почувствовал, как прежняя усталость охватывает его с большей силой; веки налились тяжестью и закрывались сами собой.

Вопрос... Нет, не тот, что задал Клин, а его собственный... О чем он хотел спросить? Когда Клин рассказывал о подземных захоронениях, в его мозгу промелькнула странная ассоциация. Он вспомнил о тяжелой дубовой двери, ведущей в погреб.

— Вы хотите знать, что находится в подвале? — спросил Клин, хотя Холлоран не успел еще произнести ни слова вслух. — Там, внизу, под домом? Голова Холлорана склонилась; он был где-то на полпути ко сну... или обмороку?

— Вы, кажется, задремали, — послышался голос Клина, — ах да, конечно, сегодня был такой напряженный день. Ну же, закрывайте глаза.

Глаза Холлорана закрылись сами собой, едва тихий голос Клина произнес эту фразу. Его руки и ноги словно налились свинцом. Он проваливался все глубже в тяжелый сон, не в силах стряхнуть с себя оцепенение.

— Это не просто подвал, — донесся голос Клина откуда-то издалека. — Там, внизу, находится моя гробница. Вы слышите меня, Холлоран?

Голос Клина был едва слышен, как будто он раздавался из глубокого подземелья...

— ..."Моя гробница, Холлоран"...

Этот беззвучный шепот раздался в ушах Холлорана, затем все стихло.

— "Лайам". Проснись.

Он почувствовал, как чья-то рука трясет его за плечо, и сон быстро улетел прочь. Мускулы его тела напряглись за секунду до того, как открылись глаза, пальцы машинально легли на рукоять револьвера. Кора наклонилась над ним, лицо ее было тревожным.

— Лайам, нам нужно немедленно выехать обратно в Лондон.

Он оглядел комнату — вот прямо перед ним стоит пустой стул, чуть отодвинутый от камина небрежным движением встающего человека, вот серый пепел лежит в потухшем очаге. Дневной свет едва пробивался сквозь тяжелые шторы на окнах, и в комнате царил полумрак, так что нельзя было сразу определить, который час. Каменная статуя все так же смотрела из темного угла своими слепыми, широко раскрытыми глазами.

— Лайам, — еще раз позвала Кора.

— Да-да, — откликнулся он.

Он встал, стряхнув с себя последние остатки дремоты, снова ощущая привычную бодрость во всем теле. Глянув на часы, он мысленно выругался — часы показывали 8.40. Как он мог заснуть в этой комнате и почему никто из телохранителей Клина не разбудил его в положенное время?

— Что случилось, Кора?

— Феликсу позвонил Сэр Виктор. Нам нужно вернуться в «Магму» прямо сейчас.