Через темную Тишину?
В снежных сумерках, в ночь ледостава.
Не утонешь?"
"Не утону!
В городе том я знаю дом,
Стоит в окно постучать —
Выйдут меня встречать.
Знакомая одна. Некрасивая она.
Я ее никогда не любил".
"Не лги!
Ты ее любил!"
— "Нет! Мы не друзья и не враги.
Я ее позабыл.
Ну так вот. Я скажу: хоть и кажется мне,
Что нарушена переправа,
Но хочу еще раз я проплыть по реке Тишине
В снежных сумерках, в ночь ледостава".
"Ночь действительно ветреная, сырая.
В эту ночь, трепеща, дотлевают поленья в печах.
Но кого же согреют поленья, в печах догорая?
Я советую вспомнить о более теплых ночах".
— "Едем?"
— "Едем!"
Из дровяного сарая
Братья ее вынесут лодку на плечах
И опустят на Тишину.
И река Тишина у метели в плену,
И я на спутницу не взгляну,
Я только скажу ей: "Садитесь в корму!"
Она только скажет: "Я плащ возьму.
Сейчас приду…"
Плывем во тьму,
Мимо предместья Волчий хвост,
Под Деревянный мост,
Под Оловянный мост,
Под Безымянный мост…
Я гребу во тьме,
Женщина сидит в корме,
Кормовое весло у нее в руках.
Но, конечно, не правит — я правлю сам
Тает снег у нее на щеках,
Липнет к ее волосам.
"А как широка река Тишина?
Тебе известна ее ширина?
Правый берег виден едва-едва,—
Неясная цепь огней…
А мы поедем на острова.
Ты знаешь — их два на ней.
А как длинна река Тишина?
Тебе известна ее длина?
От полночных низин
До полдневных высот
Семь тысяч и восемьсот
Километров — повсюда одна
Глубочайшая Тишина!"
В снежных сумерках этих
Всё глуше уключин скрип.
И замирают в сетях
Безмолвные корчи рыб.
Сходят с барж водоливы,
Едут домой лоцмана.
Незримы и молчаливы
Твои берега, Тишина,
Всё медленней серые чайки
Метель отшибают крылом…
"Но погоди! Что ты скажешь хозяйке?"
— "Чайки метель отшибают крылом…"
— "Нет, погоди! Что ты скажешь хозяйке?"
— "Не понимаю — какой хозяйке?"
— "Которая в корме склонилась над веслом".
— "О! Я скажу: "Ты молчи, не плачь.
Ты не имеешь на это права
В ночь, когда ветер восточный — трубач —
Трубит долгий сигнал ледостава".
Слушай!
Вот мой ответ —
Реки Тишины нет.
Нарушена тишина".
Это твоя вина.
Нет!
Это счастье твое.
Сам ты нарушил ее.
Ту глубочайшую Тишину,
У которой ты был в плену.
1929
Май{32}
Я родился в начале мая,
И прекрасно я понимаю,
Что такое разлив весенний:
Это — ветер и гребни в пене,
Это — вывернутые коряги
И затопленные овраги
В ночь, когда над стерней колючей
Подымаются сизые тучи,
Возвращеньем зимы угрожая.
Но и снег в середине мая —
Даже он, говорят, к урожаю!
1930
Ермак{33}
Еще торчит татарская стрела
В стволе сосны на берегу тобольском,
Смердят непогребенные тела
Там, на яру — еще от крови скользком.
"Мы голову Кучуму отсечем! —-
Сказал Ермак.— Сибирь на меч подъемлю!"
Он вынул меч. И боевым мечом
Ударил в землю и разрыхлил землю.
Подходит пленник. Он хитер и стар,
Мурза татарский с жидкими усами.
"Ермак могилу роет для татар?"