– Вы уже давно не заходили к нам, сэр!

– Да, я был за границей, – улыбнулся в ответ Марлоу.

От волнения в животе у него стало как-то пусто, слова продолжавшего что-то говорить клерка звучали для Марлоу ничего не значащим бормотанием. Дверь сейфа открылась, и Марлоу забрал оттуда потертую старомодную гладстоновскую сумку. Клерк все еще говорил, пока они поднимались наверх, но Марлоу по-прежнему не понимал ни слова.

Когда он вышел на улицу, ему показалось, что тротуар под ним задвигался, а яркое утреннее солнце просто ослепило его. Грузовик был припаркован на боковой улице, и Марлоу почти бегом направился к нему. Он вскочил в кабину, захлопнул дверцу, поставил гладстоновскую сумку на сиденье рядом с собой и дрожащими руками закурил сигарету.

Он долгим взглядом смотрел на сумку, чувствуя, как у него под мышками струится пот и пересыхает в горле. Выругавшись сквозь зубы, Марлоу потянулся к сумке и открыл ее.

Деньги были на месте, все в аккуратных небольших пачках, в основном хрустящие чистенькие купюры, будто только что из банка. Некоторое время он пристально смотрел на них. «Двадцать тысяч фунтов стерлингов, – думал он, – и все это мое. Сколько я потел за них, и я заработал их. Каждый пенни из этой суммы».

Он закрыл сумку и положил ее под сиденье. Уже через мгновение грузовик влился в общий поток машин, движущийся к северу, а Марлоу сидел за рулем, улыбаясь счастливо, как ребенок.

Грузовик проехал по булыжникам двора и остановился в амбаре. Марлоу выключил мотор и засек время. Было почти два часа дня. Он вытащил из-под сиденья гладстоновскую сумку и спрыгнул на землю. Некоторое время он стоял неподвижно, держа сумку в руках, и осматривал амбар в поисках подходящего места, чтобы спрятать ее. В дальнем конце амбара виднелась ветхая лестница, ведущая на чердак, и он направился туда, внимательно её разглядывая.

Лестница скрипела и качалась, когда Марлоу начал подниматься по ней. Он задержался наверху и осмотрел чердак. Помещение было загромождено всяким барахлом, копившимся здесь годами. Легкая улыбка появилась у него на губах, он поставил гладстоновскую сумку рядом с несколькими старыми чемоданами и полуприкрыл ее краем старой рваной крикетной сетки. Гладстоновская сумка выглядела так, будто стояла тут с незапамятных времен, и Марлоу, удовлетворенный, спустился вниз.

Он задержался у выхода из амбара, чтобы закурить сигарету. Ферма тихо отдыхала в послеполуденном влажном тепле, и пока он приближался к дому, никого не было видно.

В кухне горел огонь и стол был накрыт на одного человека. На тарелке он нашел наспех нацарапанную записку от Марии, где говорилось, что обед для него на плите и что они с Маком поехали собирать следующую партию товара.

Марлоу усмехнулся, скатал записочку в шарик и бросил ее в огонь. Он вышел из кухни и по задней лестнице поднялся наверх. Он приоткрыл дверь комнаты папы Магеллана и осторожно заглянул внутрь. Старик читал книгу, опершись спиной на подушки. Он быстро обернулся к Марлоу с приветливой улыбкой:

– Заходи, сынок. Заходи и расскажи мне, как дела.

Тот прикрыл дверь и сел в ногах кровати. Он вытащил чек, полученный от оптового торговца в Ковент-Гардене, и перекинул его старику.

– Вот такие дела, – сказал он.

Старик недоверчиво рассматривал чек, а потом вытянул губы и тихонько присвистнул:

– Сто шестьдесят фунтов. Это же прекрасно.

– Но это еще не все. Они хотят получить другую партию товара уже завтра утром.

Магеллан рассмеялся, но тут же его прихватил приступ кашля. Наконец справившись с ним, он вытер с глаз слезы и тихо сказал:

– Я чувствую себя уже на сто процентов лучше. Я бы хотел, чтобы сейчас передо мной оказался О'Коннор, и я помахал бы этим чеком перед его жирной рожей.

Послышался звук въехавшей на двор машины. Марлоу подошел к окну и увидел большой черный автомобиль. Через секунду-другую дверца открылась, из машины выбрался О'Коннор.

– Кто это там? – спросил папа Магеллан.

Марлоу нахмурил брови.

– Похоже, ваше желание исполняется.

Старик, казалось, пришел в замешательство:

– О'Коннор? Но какого черта ему здесь надо?

Марлоу недоуменно пожал плечами.

– А может, он хочет достичь с вами соглашения? Лучше я выйду и посмотрю.

Когда он открыл дверь на крыльцо, О'Коннор стоял спиной к нему и смотрел через двор на теплицы и поля за ними. Он медленно повернулся и вынул сигару изо рта.

– Лакомый кусочек, – сказал он. – Очень хороший, в самом деле.

– Мы тоже так думаем, – ответил ему Марлоу.

Некоторое время они с вызовом смотрели друг на друга, а потом лицо толстяка расцвело улыбкой, и он спросил:

– А вы не собираетесь пригласить меня войти?

Марлоу, пожав плечами, посторонился:

– Почему бы и нет? Мы всегда сможем потом провести дезинфекцию.

Улыбка О'Коннора полиняла, но усилием воли он вернул ее на свою физиономию.

– А где сам старик? Он единственный, кого я хотел бы видеть. Его, а не каких-то наемных помощников.

Марлоу сделал всего один широкий шаг вперед, и толстяк поспешно попятился.

– Я не хочу никаких неприятностей, – испуганно протараторил он. – Я только собираюсь высказать старику одно деловое предложение.

Марлоу холодно посмотрел на него.

– Вы мне не нравитесь, О'Коннор, – сказал он. – Мне будет совсем нетрудно сломать вашу жирную шею. Запомните это.

Он резко повернулся и пошел наверх. Открыв дверь в комнату Магеллана, Марлоу увидел, что тот подоткнул себе под спину еще одну подушку и сидит в постели совершенно прямо, словно железный прут.

О'Коннор вошел в комнату тяжело дыша и плюхнулся на стул у окна. Тот жалобно заскрипел, а О'Коннор вытащил носовой платок и вытер им лицо. Казалось, ему трудно восстановить дыхание, и он обмахивался шляпой.

– Сердце у меня уже не то, что было, – сказал он через некоторое время, сглотнул слюну и снова вытер платком лицо. – Лестницы в вашем доме чертовски круты.

– Вы не встретите у меня сочувствия, – сказал железным голосом папа Магеллан. – Выкладывайте, что хотели, и убирайтесь.

Улыбка сползла с лица О'Коннора.

– Ну, хорошо, – ответил он. – Перейду прямо к делу. Вы стоите на моем пути, Магеллан. Я хочу убрать вас с дороги. Даю вам три тысячи фунтов за все, включая грузовики, и улаживаю дела с вашими закладными. Вы не получите и половины этой цены на открытом рынке, и сами прекрасно это знаете.

Папа Магеллан поправил очки и взял в руки газету.

– Ваше предложение меня не интересует, – заявил он.

Последовал еще один момент тишины, потом О'Коннор взорвался:

– Ты, проклятый старый дурак, соглашайся. Иначе тебе конец, я тебя разорю.

Старик посмотрел на Марлоу, на его лице читалось отвращение.

– Выкинь его отсюда, Хью, – попросил он. – Здесь что-то стало дурно пахнуть.

О'Коннор вскочил на ноги и двинулся вперед.

– Я предупреждаю вас, – сказал он угрожающе. – Это ваш последний шанс. После этого я смету вас со всех дорог и не стану особенно разбираться в том, как я это сделаю.

Марлоу крепко схватил его за руку и поволок к двери. Папа Магеллан снял очки и отложил газету.

– Одну минутку, сынок.

Марлоу остановился в дверях, все еще держа О'Коннора за руку.

– Я давно знаю вас, О'Коннор, – сказал старик, – мы выставили друг другу больше выпивки, чем я могу припомнить. Я никогда не одобрял некоторых ваших способов добывания денег, но это вовсе не означает, что я в ту пору испытывал к вам неприязнь.

О'Коннор попробовал было вырваться из комнаты, но Марлоу крепко, до боли сжал его руку.

– Спокойно! – угрожающе сказал он.

– Я не знаю, что такое с вами случилось потом, – продолжал папа Магеллан. – Так или иначе, за последний год вы превратились в настоящего зверя. Вы уничтожаете каждого, кто встает на вашем пути. – Он закончил весьма внушительно: – Ну ладно, я говорил с вами по-честному. Теперь хватит. Если вы попробуете нанести вред кому-нибудь или чему-нибудь мне принадлежащему, я вас разыщу и убью. Как бешеную собаку, какой вы и являетесь.