Внутри было темно и не сказать, чтобы весело. Мы с Ангелом прошли к концу бара, встали под кроваво-красной лампой, и он порылся в карманах, отыскивая деньги. Сказал:

Хватит на одну выпивку для обоих.

Я ничего не хочу.

Ты можешь взять тоник или что-нибудь в этом роде.

Ангел сделал заказ. Бармен смотрел на нас с подозрением. Здесь было место для постоянных посетителей и ни для кого другого – уж точно не для таких, как мы. Ангел ощущал это еще сильнее, чем я, но стоял тихо, притворялся, что сосет свою выпивку, а на меня не смотрел. Он совсем ушел в себя, а я топтался вокруг него. Понимал, что он перепуган и пытается сообразить, что делать дальше. Мы же вместе, и если ему взаправду надо уехать далеко, у него будут трудности, и у меня будут. Он должен и меня с собой потащить, а это не слишком-то просто.

Может, теперь он раскаивался, что позволил отвести себя домой. Но тогда он был такой слабый, и теперь, после всего, что я для него сделал, ему будет очень больно меня бросить.

Я пытался сообразить, что можно сделать для него сейчас, и тут подходит бармен и смотрит на нас так, будто приказывает уйти, будто ему больше всего понравится, если мы уйдем. Как и всем остальным. Несколько человек, стоявших у стойки, не глядели на нас, но мы для них были все равно что больной зуб. Нетрудно было представить, что они о нас думают – может, из-за меня, может, из-за прекрасного лица ангела.

Надо уходить, сказал я ангелу, но он вбил себе в голову, что мы здесь хорошо укрыты. Еще на две выпивки денег не было, так что он с улыбкой потянулся через стойку и положил ладонь на руку бармена. Добиться своего здесь было трудно – барменов и официантов нелегко убеждать, потому как они не приучены давать что-то задаром.

Бармен посмотрел на ангела, прищурившись. Похоже, обдумывал это дело. Но ангел только что выложился – ведь он проходил сквозь загородку вместо того, чтобы перелезть; да еще страх не давал ему сосредоточиться. Я понимал, что ничего не выйдет. И может, такое мое понимание тоже навредило.

Свободная рука бармена нырнула под стойку и вернулась с короткой дубинкой. Он прорычал: «Педик!» и въехал ангелу по голове над ухом. Ангел отлетел на меня, мы рухнули на пол. До фига эмоциональной кинетической энергии! – смутно подумал я, когда парни, стоявшие у стойки, кинулись на нас. Потом я ни о чем не думал, только свернулся в клубок под их кулаками и ногами.

Нам повезло, они вроде были не в настроении нас убивать. Первым за дверь вылетел ангел, а меня бросили сверху на него. Я упал и сразу понял: у нас беда, в нем что-то сломано. Да и мне лицо раскровянили, спину так и жгло.

Ангел! – позвал я.

Он не ответил. У меня словно разболталось все в голове, словно мозги стали жидкие и потекли из ушей. Я подумал о деляге, у которого мы взяли деньги, и о том, как я боялся его приятелей и как это было глупо. Но тогда меня еще не били.

Со звезд на меня падал дождь серебряных фейерверков. Это не помогало.

Ангел! – снова позвал я.

Перекатился на бок, чтобы его ощупать, а дама тут как тут. Машина стояла у бровки, женщина тащила Ангела к открытой дверце, подхватив под мышки. Нельзя было понять, в сознании он или нет, и это меня испугало. Я сел. Она остановилась, не выпуская Ангела. Мы смотрели друг другу в глаза, и я начал понимать.

– Помоги внести его в машину, – сказала она наконец. Голос у нее был твердый, ровный, неестественный. – Потом тоже можешь сесть. На заднее сиденье.

Я был не в той форме, чтобы послать ее подальше. Поднялся – боль была такая, что я едва не упал снова, – подхватил Ангела под колени. У него были такие хрупкие колени, почти как у женщины. На деле я мало чем помог, только поправил ему ноги, пока женщина усаживала его и пристегивала ремнем через плечо. Сам сел назад, а она обежала вокруг машины – такими живыми, веселыми шагами, словно нашла миллион долларов.

Мы успели выехать на скоростное шоссе, когда Ангел зашевелился. Голова у него перекатывалась туда-сюда на подголовнике. Я протянул руку и легко дотронулся до его волос, надеясь, что женщина не видит.

Куда ты меня везешь, спросил Ангел.

– Прокатиться, – ответила женщина.

Почему она так кричит? – спросил я Ангела. Потому что знает, что мне это неприятно.

– Понимаешь, мне удается лучше собраться с мыслями, когда я говорю громко, – сказала она. – Я не похожа на твоих слабовольных дружков. – Посмотрела на меня в обзорное зеркальце и спросила: – И что ты заполучил с тех пор, как ушел, мой дорогой? Это мальчик или девочка?

Я притворился, что мне нипочем ее слова, и то, что я чересчур безобиден для этой жизни, и все такое, хотя она нарочно это сказала – хотела нас уязвить.

Друзьями могут быть и те, и другие, ответил Ангел. Это не имеет значения. Куда ты нас везешь?

Теперь он говорил о нас. Несмотря на все, я почти что улыбнулся.

– На-ас? Ты говоришь о себе и обо мне? Или подразумеваешь свою собачку, что сидит сзади?

Мой друг и я – мы вместе. Ты и я – врозь.

Ангел говорил так, что я подумал: это значит больше, чем «врозь», словно он раньше был с ней так же, как теперь со мной. И Ангел дал мне знать, что я прав. С его затылка стал падать серебряный дождь, и я понял, что тогда было что-то нехорошее.

– Почему бы тебе не поговорить со мной вслух, мой дорогой? – спросила женщина с фальшивой капризностью. – Скажи хоть несколько словечек, осчастливь меня. У тебя такой милый голос, когда ты говоришь вслух.

Это была правда, только ангел не говорил вслух, если не было особой нужды, ну, например, дать заказ бармену. Наверное, еще и из-за голоса бармен подумал о нас то, что подумал – но сейчас не было толку вспоминать об этом.

– Хорошо, – ответил ангел, и я понял, что он ужасно устал. – Скажу несколько слов. Ты счастлива?

– Я в экстазе. Но все равно тебя не отпущу. Высажу твою собачку у первого госпиталя, и поедем домой. – Она рулила и смотрела на ангела. – Я так по тебе скучала... Не могу жить без тебя, без твоих затей. Без твоих маленьких чудес. Понимаешь, я к ним привязалась, словно наркоманка. А потом ты взял и исчез, и неизвестно, что с тобой случилось. Это было больно. – Голос у нее стал вроде как жалобным, детским. – Я по-настоящему мучилась. И ты должен был беспокоиться. Разве не так? Скажи, разве не так?

Так, сказал ангел. Мне тоже было больно.

Я вспомнил, как он стоял на углу, там, где я околачивался в одиночку, пока он не появился. Он стоял, наполненный болью. Не знаю, почему и отчего, но я сразу повел его домой, и через некоторое время боль исчезла. Думаю, когда он решил, что мы теперь вместе.

Серебряный поток за спинкой сиденья все сгущался. Я подставил под него ладони, и в голове вроде как засветились картины. Я увидел ангела до того, как он стал моим Ангелом, в чудесном доме – и как она возила его повсюду, в рестораны, магазины, на вечеринки, и все думала о нем, непрерывно думала, так что заполонила его всего, и ему приходилось делать то, что она требовала. Иногда воровать, другой раз – чудить, заставлять людей делать глупости, к примеру, вдруг начинать петь или снимать одежду. Обычно это бывало на приемах, а она сама там дурила официантов. С помощью ангела она знакомилась с мужчинами, и те начинали думать, что лечь с ней в постель – самая замечательная вещь на свете. Потом заставляла ангела показывать ей других, кого сюда выслали – как и его, за преступление. Вроде той официантки без лица. Она смотрела на них, иногда пробовала делать с ними всякое, чтобы им стало неуютно или плохо. Но обычно только разглядывала.

В самом начале этого не было, с трудом выговорил Ангел, и я понял, что ему стыдно.

Это понятно, сказал я. Поначалу люди бывают милягами, я уж знаю. И все о тебе вызнают.

Женщина рассмеялась.

– Вы такие милые и жалкие! Трогательные, как пара детишек. Наверное, именно этого ты и искал – ведь так, мой дорогой? Но дети тоже могут быть гадкими, правда?

Она снова посмотрела на меня в обзорное зеркало, немного наклонившись, и я испугался, не видит ли она, что я делаю с серебряной штукой, которая все еще лилась из Ангела. Теперь текло потише. Оставалось мало времени. Я хотел закричать, но Ангел успокоил меня насчет того, что будет дальше. Женщина спросила у меня: