Алекс неохотно уступил. Главные ворота медленно опустились, и процессия вошла во двор замка. Грызы наблюдали за ними с парапетов и из окон – настороженно, но с надеждой.

Со всех сторон, как и в тот день, когда в город пришел незнакомец с дудочкой, толпились горожане-хуманы, жаждущие увидеть последний акт этой драмы. Большинство надеялось, что переговоры состоятся во дворе; это было бы зрелище что надо. Алекс подумал про себя, что парламент в деридальском стиле здесь был бы в самый раз.

Ворота захлопнулись за последним солдатом. Алекс заметил, что солдаты теперь, похоже, несколько расслабились, зная, что в данный момент им не придется ни с кем сражаться. Они были уверены, что грызы – мелкие трусливые существа и не посмеют напасть даже из засады. Алекс знал их лучше, но знал также, судя по настроению идущих рядом Флипа и Глиита, когда они спускались во двор, что грызы сейчас испытывают осторожный оптимизм, готовность сесть и посмотреть, что получится. Их напряжение от скученности крепко сдерживалось надеждой.

Вот почему все были захвачены врасплох, когда, стоило Алексу появиться на балконе этажом выше двора, чтобы приветствовать короля, Бельтар прорычал:

– Не может быть перемирия с паразитами! – и выстрелил в него из деридальского арбалета, который прятал в ногах.

Алекс упал, ударная сила болта сбила его с ног. Во внезапно наступившей тишине громко заверещала Пылинка.

– В атаку, идиоты, в атаку! – кричал король, неистово размахивая руками; солдаты быстро обнажили оружие и повиновались.

Среди горожан Бельтаса прокатилась волна ахов и криков.

Грызы увидели, как упал их друг, услышали крик мукчи. Их охватил гнев. Сотни глаз сузились, сотни зубов оскалились, сотни хвостов взметнулись – и грызы как один бросились вперед. Покрытая шерстью волна захлестнула тело анимиста, как паводковые воды, когда они прыгали с балкона вниз.

Сознание вернулось к Алексу, когда плоские грызские стопы перепрыгивали через него, задевая и дергая болт, который скользнул по грудине и вонзился в левое плечо. К счастью, король плохо стрелял даже вблизи.

Последний грыз перескочил через него и исчез за краем балкона. Алекс заполз в коридор и попытался встать. Пылинка сидела на раненом плече и то пыталась счистить кровь, то грызла причиняющую боль стрелу, в ярости вырывая ярко-синие перья. Алекс затуманенными глазами уставился на двор; его левая рука беспомощно повисла.

Грызы атаковали беспорядочной толпой, во дворе слышались крики хуманов и пронзительные вопли грызов. За стенами замка ревела толпа, и непонятно было, кого горожане приветствуют, а кого проклинают. Солдаты, прижатые к повозкам, рубились бронзовыми мечами, бронзовые доспехи уже обагрила кровь. Грызов было много, но против них была элита армии Бельтара: верные, хорошо обученные, в металлических доспехах, с металлическим оружием. Это была настоящая бойня.

Лишь одно-единственное существо, невидимое для Алекса, сжав зубы, сотрясаемое дрожью, сопротивлялось охватившему его кровожадному порыву. Вокруг него были сородичи, охваченные одной-единственной страстью, лемминговым стремлением к смерти, в котором не было личностей, только толпа. Но Флип боролся с ним, боролся за то, чтобы остаться собой, несмотря ни на что надеясь, что его друг Алекс жив, там, наверху, и нуждается в помощи. Флип представлял себе, как он, хуман, страдает и умирает медленно, как Нук, и никто не поможет ему, никто не побудет с ним. Медленными, запинающимися скачками, подобно ослепленному лихорадкой кролику, он пробивался против физической и мысленной волны грызской ярости к лестнице, напрягая волю ради каждого шага.

Пылинка внезапно предостерегающе пискнула, и Алекс обернулся, когда в Офире что-то вспыхнуло. Запах, пьянящий аромат, напомнивший Алексу, еле стоявшему на ногах от утомления, боли и потери крови, о его тихом, прохладном садике в Деридале. Пахло мятой. Пылинка забралась ему на голову (Большую Шляпу он потерял по дороге в Бельтас) и прижалась к волосам, сосредоточиваясь, как научил ее Алекс, на блокировании враждебного волшебства силой связи анимиста.

Запах мяты, казалось, ослабел. К противоположной стене, словно пародируя, возможно, ненамеренно, позу Алекса, привалился Чернан. Спокойный и невозмутимый, как всегда, он слегка улыбнулся Алексу и помахал рукой.

– Ты, – выдохнул Алекс.

Не оригинально, но лучше он ничего не придумал, учитывая обстоятельства.

– Я подозревал, что ты сможешь увидеть меня, – заметил Чернан, не обращая внимания на яростные вопли внизу.

Он говорил на торге – возможно, из презрения к Алексу, не желая обращаться с ним как с собратом-хуманом.

– Они, конечно, не могут, – добавил он, кивнув на сражающихся. – Сейчас они убили бы и тебя, окажись ты внизу. Они больше не думают. Никто не сражается так, как те, кому нечего терять.

– Ты… ты… – бормотал Алекс, не большее его не хватало.

– Да, я. Больше, чем ты, возможно, знаешь.

– Я знаю… достаточно… – прохрипел Алекс. – Король попросил тебя помочь ему захватить Деридаль и избавиться от грызов. И ты согнал их в кучу и загнал в наш город чтобы свести с ума…

– У меня был помощник из местных, – скромно признался Чернан. – Но ведь и тебе тоже пришлось вмешаться.

– Клак! А когда у него не вышло, ты убил его и использовал, чтобы отравить воду, и проклял грызов, наслав чуму…

– Да-да, – нетерпеливо сказал Чернан. – Так. А разве тебе не любопытно, почему я до сих пор не убил тебя?

– M-м… – выдавил Алекс.

– Алекс. Все это… Это сила. Это волшебство. Понимаешь? Не просто научить крыс танцевать, а заставить грызов, хуманов… любое племя, какое пожелаешь, танцевать под твою дудку. Самое лучшее то, что они даже не знают, что это ты играешь.

Чернан простер руки и улыбнулся.

– Но… зачем? – беспомощно спросил Алекс. – Почему ты беспокоишься из-за меня? Грызы пытаются убить твоего короля и твою… принцессу! – пробормотал Алекс, стараясь не обращать внимания на постепенно охватывающий его холод. Кровь капала на камни, он ощущал симптомы шока.

– Принцесса? – едко усмехнулся Чернан. – Она ничего для меня не значит, как никогда не значил этот идиот-король… дьявольщина, оба эти идиота-короля. Полагаю, она наплела какую-нибудь историю обо мне, чтобы ты суетился вокруг нее и перестал защищать Кэрэвана.

– Она… ты как-то заколдовал ее? Восстановил ее против Кэрэвана? Но я бы увидел…

– Нет. Мне наплевать на нее. Дурак. Ты же видел, что я могу. Если бы я захотел, я бы уже тысячу раз получил бы ее, и ты бы никак не смог помешать мне.

Алекс потряс головой, пытаясь заставить мир перестать вращаться.

– Я не… А как же все это? На чьей ты стороне? – прошептал он.

– Как всегда, на своей, – улыбнулся Чернан. – На своей. А все это? – Он склонил голову набок. – Это забавно. Вот зачем. Все это, вся эта кровь, смерть, смятение, интриги… во все это было удивительно забавно играть. Мне на самом деле наплевать, кто победит или проиграет, будет жить или умрет, – было бы интересно наблюдать.

– Ты… ты сумасшедший, – выговорил Алекс, в ужасе уставившись на окруженного офирным свечением чародея. – Когда мы познакомились, ты казался хуманом, другом Темита, с домашней кошкой. Но теперь я вижу какое-то чудовище, скрывающееся за оболочкой хумана.

Беспечное, веселое настроение Чернана исчезло, взгляд стал суровым.

– Замолчи, анимист… мальчишка. И я скажу тебе, почему позволил тебе жить до сих пор. Я показал тебе силу, показал, что она может. И я могу научить тебя… у тебя есть талант, растрачиваемый на жалостную, сдерживающую связь с этим несносным зверенышем у тебя на голове. Да, мое предложение остается в силе. Но теперь выбор очень прост. Присоединяйся ко мне или умри.

Он протянул Алексу руку.

Это был выбор. В колледже рассказывали об этом. Талант, который делал анимистов опасными для волшебников, мог быть использован волшебниками, если анимист решится отказаться от своего дара. Согласиться для Алекса будет означать свободу от рабства, от зависимости от Пылинки, от слабости, вины, неудачи. Чародей шагнул к нему, и Алекс почувствовал, как словно сама по себе склоняется голова. Просто согласиться, снять защиту и позволить чародею колдовать над мозгом Алекса… согласиться принять нового хозяина.