Дальше дороги не было, но едва заметная тропинка уходила под воду. В свете фонаря он ясно видел свежие царапины перед обрывом с большой глубиной. Но у него не было водолазного снаряжения, только патроны от обыкновенного респиратора. Впрочем, не совсем обыкновенного. Маска с полной регенерацией воздуха — вот что собой представлял этот стандартный респиратор. Если не погружаться слишком глубоко, можно использовать его как легководолазное снаряжение. Вот только вода… Он не знал, насколько опасен ее прямой контакт с кожей. Впрочем, до моря еще далеко. Грунтовые воды вряд ли насыщены ядом, можно попробовать, хоть это и рискованно. А что не рискованно в его положении?
Его притягивал и одновременно пугал темный провал в неподвижной воде. Он не знал, хватит ли у него мужества и умения нырнуть под скалу. Есть ли под ней проход? Куда ведет этот путь? Придется проверить. Нет у него иного выхода.
В том, что проход под скалой должен быть, он почти не сомневался. Туннели, пройденные автоматами с плазменными горелками, заканчивались характерной нашлепкой оплавленной породы. Здесь же не было ничего похожего. Туннель постепенно и плавно уходил под воду. Конечно, он мог уйти вниз на недоступную для него глубину или вновь выйти за скалой на поверхность.
Ледяная вода обожгла кожу, перехватила дыхание, и через несколько секунд он понял, что у него будет гораздо меньше времени, чем он надеялся. Peзкими взмахами рук, стараясь хоть немного разогнано кровь, он перемахнул озерцо и, крепко стиснув зубами мундштук респиратора, нырнул.
Фонарь остался на берегу, здесь, под водой, царил полный мрак, и ориентироваться он мог только на ощупь. Он шел в глубину, а скале все не было конца… Неужели он ошибся? Давление воды уже стиснуло грудь, в ушах звенело, а он погружался все глубже. Ну еще метр, еще… Все, предел. Теперь придется возвращаться… И вдруг его рука нащупала впереди пустоту! Слабое течение уже подхватило его и понесло в глубь подводного туннеля.
Роман почти задохнулся, когда давление постепенно стало разжимать свои коварные мягкие лапы. На какое-то время сознание все же отключилось, потому что он вдруг понял, что лежит на спине, на поверхности круглого водоема. Высоко над ним горел ослепительно яркий свет. Он рванулся к берегу, уходя в темноту, спасаясь от резких предательских лучей. На его счастье, в подземном ангаре никого не оказалось.
Позже он сообразил, что здесь вообще редко бывают люди. Несколько закрытых боксов у подводных пирсов на противоположной стороне заполняла сплошная автоматика. Они стояли вдоль стен с причальными кольцами, и от воды за пирсом шел характерный резковатый запах океана. Только ощутив этот запах, он понял, что все же нашел то, что искал, — дорогу, ведущую с острова Мортон на материк. Теперь оставалось лишь ждать прибытия одного из тех таинственных подводных кораблей, для которых предназначался причал, и надеяться, что удача и впредь будет сопутствовать в его отчаянном предприятии. Обратного пути все равно не было. Во второй раз без специального снаряжения ему не пройти коварный подводный туннель…
Впереди, за причалом, ворочалась живая дышащая масса ядовитой воды. С каждым приливом она поднималась на метр и через шесть часов вновь опускалась до прежней отметки. Иногда неожиданно, по подземной лагуне проходили странные кольцевые волны, возникало и гасло свечение каких-то микроорганизмов, способных жить в этом растворе фтористого водорода с солидной примесью цианидов, Приходилось признать, что он сам загнал себя в ловушку, из которой не было выхода. Вода во фляге почта кончилась. Продукты тоже подходили и концу. Угнетающе действовало на Романа однообразие обстановки: неменяющееся освещение и почти полная тишина, нарушаемая лишь монотонными громкими шлепками крупных капель воды, сочившихся из какой-то трещины в потолке грота. Эти шлепки раздражали Романа больше всего. Иногда они казались ему мятником гигантских часов, отсчитывающих секунды его жизни, иногда ударами молота по наковальне, вместо которой он все чаще и чаще ощущал свою собственную голову. И если, забывшись. Роман на несколько минут отдавался этому ритму, он уводил его.. в сторону весьма странного состояния. Ему начинало казаться, что стены грота становятся непрочными, что они слегка деформируются, постепенно и незаметно уменьшая его жизненное пространство.
Капли все падали. Они падали так, наверно, не одну сотню лет и будут падать еще столько же, выращивая на потолке пещеры каменные сосульки сталактита. Его прах истлеет, кости превратятся в пыль, а вода все так же будет падать с потолка, и не умолкнут эти шлепки или удары. Тяжелые удары молота словно пытались разрушить стену у него за спиной.
В который раз он обернулся. За спиной кто-то, конечно, стоял. Кто-то невидимый и огромный… Впрочем, не совсем невидимый. Тусклой линией обозначился едва заметный контур, обрисовался ярче. Постепенно линия стала наливаться синим огнем, одновременно она становилась тоньше, а все, что попадало в нарисованную ею ослепительную замкнутую кривую, исчезало из поля врения, наполняясь изнутри непроглядной тьмой. Роман сидел слишком близко и не мог видеть всей фигуры. Зато хорошо разбирал детали. Когтистую лапу, абрис крыла, контуры огромной головы, подпиравшей потолок. Фигура оставалась совершенно плоской. Все внутри светового контура поглощала непроницаемая плотная тьма.
Роман воспринимал появление светящейся фигуры как нечто вполне естественное — его состояние в зтой полной изоляции рано или поздно должно было разрешиться какой-нибудь галлюцинацией. Однако существо выглядело слишком уж реально, слишком подробные детали воспринимались сознанием.
— Кто ты? — спросил Роман, и существо, к его удивлению, ответило, хотя звука голоса он так и не услышал:
— Я тот, кого ты хорошо знаешь.
— Я тебя не знаю.
— Не помнить и не знать — не одно и то же.
— Я тебя не знаю, — упрямо, с возрастающим беспокойством повторил Роман.
— Да полно! Так ли это? А впрочем, как хочешь. Для нашей беседы это несущественно. Вспомни хотя бы шар.
— Шар?
— Да, да, шар! Полый металлический шар, так часто снившийся тебе в ночных кошмарах.
— Откуда знаешь о моих кошмарах?
— Может быть, я и сам оттуда. Кусок тьмы, из мира тьмы. Часть твоих кошмаров.
— Тогда уходи, откуда пришел. Я не нуждаюсь в кошмарах, ставших реальностью.
— Даже если я уйду, я все равно останусь. Не как данная сущность, так в чем-то другом. Мы многолики и вездесущи, мы умеем просачиваться, проникать и затем становиться из малого великим. Даже если не мы сами — наши мысли, желания, планы остаются вместо нас. Вселяются в ваши мысли. Искажают ваши планы. Вчера еще у вас был друг — сегодня он позавидует вам и уйдет. Ему покажется, что это вы позавидовали ему или, того хуже, обидели, не проявили должного почтения… Причин множество, результат один: все это работает на нас. Помогает увеличиваться нашей сущности и уменьшаться вашей.
— Но ведь есть же способ остановить вас, если каждый, где бы он ни находился, сделает хотя бы самую малость, ведь нас так много! Если каждый вставит хотя бы крохотное звено, получится преграда, которую вы не сможете преодолеть.
— Никогда вы этого не сделаете. Вы не способны даже осмотреться. Никто из вас, людей, не знает, где проходит граница между реальностью и сном. Вы всю жизнь живете в полудреме, некоторые из вас не просыпаются никогда. Вы ленивы, глупы и к тому же настырны. Вы не знаете пределов своим честолюбивым устремлениям, вы не знаете даже, где проходит граница, у которой следует остановиться. Тем хуже для вас.
— Ты пришел специально, чтобы сказать мне все это?
— Я пришел для того, чтобы напомнить тебе о шаре.
Чем дольше длилась эта необычная беседа, тем больше удавалось Роману взять себя в руки, сосредоточиться, загнать в дальние уголки сознания тот первобытный ужас, который охватил его в первые минуты появления этого кошмарного существа, словно раскаленным углем нарисованного на темной стене.