Двери операционной распахнулись, и в них появился врач, в забрызганном кровью халате. Он снял с лица повязку и сказал:

– Кто из вас, джентльмены, представляет семью Рэйгенов?

– Полагаю, что я, – ответил я. – Я работаю на него. Я звонил его жене – она должна быть здесь с минуты на минуту, если уже не ждет внизу.

Врач тяжело вздохнул. Видно было, что ему пришлось потрудиться.

Он сказал:

– Нам пока похвастаться нечем. Мы лишь остановили кровотечение и сделали переливание крови. Вся работа еще впереди. Он может лишиться руки. У него раздроблена ключица. Он останется инвалидом. Могу вам сказать об этом прямо.

– Но он будет жить, доктор? – спросил Друри.

– Раны его достаточно серьезны, джентльмены. Но они не смертельны.

После этих слов врач попрощался, быстрым шагом пошел по коридору и скрылся за углом.

Друри с улыбкой взглянул на меня.

– Твое беспокойство о здоровье Рэйгена тронуло меня до глубины души, – сказал я.

Друри тихо засмеялся и сказал:

– Настоящие дела только начинаются.

Рэйген находился в операционной около двух часов. Друри ушел по своим делам, обещав прислать нескольких наиболее надежных полицейских. Я отправил Уолта домой и остался один. Примерно в полдевятого вечера появились копы, присланные Друри. Их было трое; он сказал им, что места дежурства должен буду определять им я. Теперь мне предстояло решить, куда их поставить. Я оставил двух из них с собой, у дверей операционной, а третьему дал указание нести вахту снаружи, обращая особое внимание на прилегающие переулки.

Через некоторое время ко мне подошел главный врач, доктор Герман Сискин. Это был мужчина средних лет, плотного телосложения, с черными с проседью волосами и такого же цвета усами. На нем был хорошо сшитый темно-серый костюм и голубой полосатый шелковый галстук.

– Мистер Геллер, – сказал он, протягивая руку, – насколько я понимаю, вы отвечаете за безопасность мистера Рэйгена.

– Именно так.

– Факты таковы. Раны мистера Рэйгена обширны и глубоки. Ему уже сделали пять переливаний крови, ввели пенициллин. Мы пока не знаем, удастся спасти его правую руку или нет. Все-таки возраст, да и крови он потерял много. Потом еще последствия шока... В общем, скажу так: здесь, в Майкл Риз, он пробудет достаточно долго.

– Я догадываюсь.

– Мы уже приготовили для мистера Рэйгена отдельную палату, – сказал он, показывая на одну из дверей в коридоре, – и мы готовы удовлетворить все его и ваши требования.

– Спасибо. Но давайте для начала переместим его в палату несколькими этажами выше.

– Для чего?

– В окно второго этажа можно легко бросить бомбу.

Глаза главного врача расширились.

– Может быть, будет лучше, если мы его разместим вообще за пределами главного здания? – Затем, словно пытаясь убедить нас обоих, что он беспокоился не за свою больницу, а за безопасность пациента, добавил: – В таком месте, которое недоступно для обычных посетителей. Как насчет палаты в отдельном крыле? Там легче было бы поддерживать меры безопасности. Он кивком головы показал вдоль коридора налево. – Я предлагаю Мейер Хаус – его предпочитают пациенты ранга мистера Рэйгена. Это крыло соединяется с главным зданием специальной галереей.

– О'кей, – сказал я. – Давайте взглянем.

Присланные Друри полицейские остались на своем посту, и мы вместе с доктором Сискином, пройдя через вестибюль и миновав сводчатый проход, вышли в галерею, ведущую в Мейер Хаус. Там мы сели в лифт и поднялись на третий этаж. Сискин повел меня по хорошо освещенному, с арочным потолком, коридору; мы остановились у одной из дверей. За ней располагалась просторная и довольно уютная палата. Она была обставлена мебелью, выполненной из клена, – обитое узорчатой тканью кресло, письменный стол, платяной шкаф. Стену украшало электрическое бра. Кроме того, палата была снабжена ванной комнатой – словом, здесь было все, чтобы больной чувствовал себя комфортно. Через окно я увидел огороженный железным забором газон, за которым пролегала Лейк-Парк-авеню и виднелся Центральный ипподром. С точки зрения безопасности лучшего и желать не надо было. Правда, смущал один момент: в конце коридора был запасной выход, предназначенный для чрезвычайных ситуаций.

– Никто в больнице не пользуется этим выходом, – сказал главврач, чуть пожав плечами.

– Мы поставим здесь своего человека, – сказал я. – В этом крыле есть собственная кухня?

– Да. Питание в Мейер Хаусе организовано на самом высшем уровне. Этот отсек как раз был построен для обслуживания состоятельных клиентов. Мистер Рэйген сможет, когда ему станет лучше, отведать наших омаров, если пожелает. А почему вы спрашиваете?

– Его могут попытаться отравить.

Он моргнул.

– Я лично могу заверить вас, что главный диетолог сама будет готовить блюда для мистера Рэйгена.

– То, что вы говорите, это прекрасно, доктор. Но согласитесь ли вы лично пробовать блюда перед тем, как они будут доставлены в палату к больному?

Его усы чуть дрогнули: видимо, мои слова показались ему оскорбительными. Без сомнения, они таковыми и были.

– Я не хотел обижать вас, доктор Сискин, я очень признателен вам за готовность обсуждать со мной меры безопасности. Но я должен предупредить вас о том, что семья Рэйгенов наверняка будет настаивать на принятии самых строгих мер предосторожности. Они, по всей видимости, прибегнут к помощи своего семейного врача. Я сам посоветую им также нанять частных сиделок.

– Почему?

– Потому что у вас здесь большой медперсонал. Если мы не сделаем так, как я говорю, то тогда любой, кто носит белый халат, сможет проникнуть в эту палату.

– И совсем не обязательно тот, у кого белый халат, – подхватил он, – может оказаться врачом. Я кивнул в ответ.

– Мы вместе составим список имен. И только по этому списку охрана будет пропускать к больному.

– Словом, принадлежность к персоналу больницы сама по себе не сможет гарантировать доступ к нему?

– Можно сказать и так. Мы должны иметь возможность контролировать, кто входит и выходит из его палаты, так же тщательно, как ваши люди будут следить за состоянием его здоровья.

– Понятно.

– Только не обижайтесь, доктор, что я намерен не допускать сюда медперсонал. Я хочу также добиться того, чтобы здесь не было ни одного полицейского.

– Да... Я все понимаю.

Я улыбнулся:

– Родились и выросли в Чикаго, доктор?

Под усами появилось некое подобие улыбки.

– Да, и если вам понадобится моя помощь, к примеру для того, чтобы отвязаться от копов, дайте мне знать.

– Все, что я бы сейчас хотел от вас, это говорить всем, кто бы ни пришел, что мистер Рэйген еще не может принимать визитеров. Что его состояние еще достаточно тяжелое.

– Как долго я должен это делать?

– До тех пор, пока я не скажу, что в этом больше нет необходимости. Или пока не скажет сам Рэйген. Он мой босс.

Сискин кивнул. Затем он сказал:

– Я нахожусь под большим впечатлением, мистер Геллер. Вы, как мне кажется, отлично знаете свою работу. Я хочу заверить вас, что мы также хорошо знаем свое дело.

– Я в этом не сомневаюсь. А что касается меня, я бы на вашем месте не очень восторгался моей работой. Я тот самый головотяп, который охранял Рэйгена в тот момент, когда эти молодчики подстерегли его на перекрестке.

Он остался отдать еще несколько распоряжений, а я отправился назад, в главное здание, где встретил Элен Рэйген и двух ее сыновей, ожидающих у дверей операционной, охраняемой копами, присланными Друри.

Миссис Рэйген была маленькой пухленькой женщиной с длинными, окрашенными в черный цвет завитыми волосами. Я не знал, кем она была до того, как вышла замуж за Джима, – видимо, простой девушкой с городских окраин, посещавшей кружок хорового пения или что-нибудь в этом роде. Можно было с уверенностью сказать, что в молодости она была привлекательна – до того, как годы и набранный лишний вес сделали свое дело. Лицо ее было без всякой меры покрыто косметикой, что придавало ей клоунский вид – вид женщины, которая когда-то была хорошенькой и пытается любыми способами сохранить свою привлекательность, применяя все больше и больше румян и помады. Безнадежное занятие. Она была в черном платье – одеянии, больше подходящем вдове, нежели жене пока еще здравствующего супруга. На голове у нее была маленькая, серого цвета шляпка, приколотая к волосам, а на груди – большая сверкающая брошь.