Итак, мое обучение под руководством Рабийи продвигалось вперед, хотя и не очень быстро. Я физически стал ее слугой: бегал по поручениям, носил за ней вещи, заботился о ней с утра до вечера. К счастью, она любила ловить рыбу, поэтому мы проводили много часов за моим любимым занятием. Я был также и ее духовным слугой: выслушивал ее лекции и впечатления, размышлял над ними, отвечал на множество вопросов, задуманных как проверка моего понимания суфизма и оценка моих достижений. Служить мне предстояло до того дня, когда я или уйду, или тоже достигну высшего мастерства и вспыхну экстатическим пламенем Всевышнего.

С другой стороны, разве имелись у меня другие, более важные дела?

Когда Рабийя услышала эту фразу из моих уст, она упрекнула меня.

— В легкомыслии нет ничего плохого, — сказала она, — но оно часто указывает на ветренность. То есть, на серьезные недостатки характера. Или на боязнь быть высмеянным. Помедитируй об этом. — Помолчав, она добавила: Полагаю, ты веришь, что сможешь взглянуть на Всевышнего моими глазами. Но я всего лишь твой учитель. Лишь ты сам способен отыскать Путь.

Вскоре после этого она решила забраться на монолит и, если его вершина окажется необитаемой, остаться там надолго. Она сказала, что возьмет с собой трех учеников, если найдутся желающие.

— И как долго, о сосуд внутреннего света, мы там пробудем? — спросил я.

— Пока наши волосы не отрастут до пояса, — ответила она. — Потом мы отрежем их. И когда, сделав это много раз, мы получим достаточно волос, чтобы свить веревку и спуститься по ней к подножию монолита, мы его и покинем.

Срок выглядел долгим, но четверо учеников сказали, что присоединятся к ней. Я стал одним из них. Правда, Хаворник, богемец из шестнадцатого столетия, заколебался. Он признался, как и те, кто отказался следовать за ней, что боится высоты, но все же пообещал, что попробует преодолеть свою слабость. По пути наверх он пожалел о своем решении, потому что кроме пальцев рук и ног нам ничто не помогало цепляться за выступы и ямки в скале, а многие из них были очень малы. Но Хаворник достиг вершины, где лег и пролежал час, весь дрожа, пока не набрался сил, чтобы встать.

Хаворник оказался единственным, кто испугался, но победил свой страх. Выходит, он стал храбрейшим из нас.

Мне захотелось проявить такую же храбрость, выбираясь из своего «я», какую выказал Хаворник, карабкаясь на скалу.

Но хотелось ли мне этого?

Через три дня после того, как мы забрались на вершину, я нашел Артефакт. Я шел к озеру на рыбалку и заметил какой-то предмет, торчащий из земли под большим кустом. Сам не пойму, как он привлек мое внимание, потому он был весь измазан грязью, а снаружи торчал только кончик. Но мне стало любопытно, и я подошел ближе. Наклонившись, я увидел нечто в форме груши. Я прикоснулся; предмет оказался тверд, как металл. Раскопав мягкую землю вокруг, я увидел непонятное творение человеческих рук — цилиндр около фута длиной и трех дюймов в диаметре. На каждом конце имелась грушевидная выпуклость размером с луковицу.

Взволнованный, я отмыл предмет в ручье. Он был сделан из черного металла и лишен всяческих кнопок, ручек и прочих органов управления. Я, разумеется, не имел ни малейшего представления, кто его сделал, каковы его функции и как он оказался на вершине почти неприступной скалы. В тот день я напрочь позабыл о рыбалке.

Целый час я ощупывал его, поворачивал так и сяк, сжимал, надеясь включить или обнаружить скрытую панель управления, а потом отнес к Рабийе и остальным. Выслушав мой рассказ, она сказала:

— Должно быть, его случайно оставили здесь создатели этого мира. Если это так, то они не боги, как полагают многие. Они люди, как и мы, хотя их тела могут отличаться от наших. Не исключено, что этот предмет был оставлено здесь специально ради каких-то целей. Не имеет значения, кто его сделал и каковы его функции. Он не имеет отношения ни к тебе, ни ко мне. И он может стать препятствием, о которое спотыкаются, следуя по Пути.

Меня потрясло это ошеломляющее отсутствие научного любопытства — и вообще всякого любопытства. Но, поразмыслив, я признал, что со своей точки зрения она была права. К сожалению, меня всегда очень интересовали математика, физика и техника. Не хочу хвалиться (хотя почему бы и нет?), но я многое знаю в этих областях науки. Более того, я когда-то изобрел машину для путешествий во времени, которая почти убедила многих людей в том, что она действует. Почти, повторяю я. Никто, включая меня, так и не построил ее, чтобы проверить это на практике, потому что наука моей эпохи считала путешествия во времени невозможными. Иногда я задумываюсь: не стоило ли мне все же построить машину времени? Быть может, путешествия во времени возможны далеко не всегда, но могут возникать моменты, когда она весьма вероятны. Ведь я патафизик, а патафизика, кроме всего прочего, есть наука об исключениях.

Рабийя не стала приказывать мне избавиться от Артефакта и позабыть о нем. Будучи ее учеником, я был обязан ей подчиниться, пусть даже мне этого совсем не хотелось. Но она знала меня достаточно хорошо и понимала, что я начну экспериментировать с непонятным предметом, пока сам не откажусь от поставленной задачи — определить его функцию. Наверное, она хотела преподать мне наглядный урок из-за моего стремления на время отклониться от Пути.

На третий день после находки я сидел на ветви большого дуба и разглядывал таинственное устройство. И тут услышал женский голос, говорящий на незнакомом языке, который я никогда прежде не слышал. Раздавался этот голос из утолщения на конце цилиндра. Голос так меня испугал, что я на несколько секунд замер, но потом поднес утолщение к уху. Непонятная речь смолкла через полминуты, а из утолщения на противоположном конце послышался мужской голос.

Когда он тоже замолчал, из утолщения вырвался зеленый луч — такой яркий, что был ясно виден даже днем, и на его конце, в четырех футах от цилиндра, появилось изображение. Не простое, а движущееся. Я видел объемные фигурки людей, четко слышал их голоса. Люди были поразительно красивы — мужчина-азиат и две женщины, европейского и негритянского типов. Все они были в хитонах из тонкой ткани, похожих на древнегреческие, и сидели за столом, изогнутые резные ножки которого изображали зверей, неизвестных земной зоологии. Они оживленно беседовали между собой, а время от времени произносили несколько слов в точно такие же устройства, какое я держал в руке.

Потом изображение растаяло. Я попытался вернуть его, еще раз нажав на цилиндр в тех же местах, где нажимал перед тем, как оно появилось. Но безуспешно. Снова активировать устройство мне удалось лишь вечером три дня спустя. Изображение на сей раз не стало ярче — очевидно, устройство автоматически подстраивалось под уровень внешней освещенности. Я увидел какое-то место в долине Реки, днем. Мужчины и женщины разговаривали на эсперанто, ловили рыбу, занимались другими делами. На противоположной стороне Реки виднелись круглые бамбуковые хижины с тростниковыми крышами, вокруг них много людей. Словом, ничего особенного. Кроме одной детали — я увидел крупным планом лицо мужчины, очень похожего на сидевшего в первой сцене за столом.

Из увиденного я заключил, что создатели этого мира — а у меня не было сомнений, что создали его именно они, — живут, замаскировавшись, среди людей. Машина, записавшая эту сцену, находилась в валуне или в стволе практически неразрушимого «железного» дерева, растущего в этом мире повсюду.

Когда устройство заработало во второй раз, рядом находились Рабийя и Хаворник. Она заинтересовалась, но сказала:

— К нам это не имеет никакого отношения.

Однако Хаворника увиденное возбудило, и он был сильно разочарован, когда изображение погасло. Я дал ему устройство и предложил попробовать активировать его. Ему это тоже не удалось.

— Каким-то образом этим прибором можно управлять, — заявил я. — И я выясню, как это делается, пусть даже мне придется протереть в нем дырку, нажимая в разных местах.