— А вы знаете, кто он?

— Я обязалась хранить его секрет. — Она коснулась губ пальцами с ногтями, окрашенными в тот же красный цвет, что и губы.

— Кто же он? — спросил я. — Потерявшийся наследник престола Франции?

Без серьезных усилий я сумел насторожить ее. Она глядела на меня с открытым ртом. Затем вспомнила, что с закрытым выглядит лучше, и закрыла его.

— Я не могу сказать вам, кто он такой, — сказал она. — Могут возникнуть большие международные осложнения, если его здесь обнаружат. — Снова чувствовалось, что она повторяет чужие слова. — Я уверена, что вы не видите ничего плохого в том, что делаете, мистер Арчер. Но я не уверена в отношении Питера. Я хочу просить вас остановиться и воздержаться от дальнейшего расследования, мистер Арчер.

Сейчас она не шутила. У нее был озабоченный вид.

— Вы хотите сказать мне, что Мартель завяз в политике?

— Он был. И снова займется этим, когда создадутся условия. Сейчас он изгнанник из своей страны, — она произнесла это с драматизмом в голосе.

— Франция?

— Да, он француз и не делает из этого секрета.

— Но его имя не Фрэнсис Мартель?

— Он имеет право им пользоваться, но да, это не настоящее его имя.

— А какое настоящее?

— Я не знаю. Но одно из величайших имен Франции.

— У вас есть тому какие-либо доказательства?

— Доказательства? — Она улыбалась мне, будто располагала высшими сведениями, почерпнутыми непосредственно от Всевышнего. — Вы же не спрашиваете никаких свидетельств от ваших друзей.

— Нет, я-то спрашиваю.

— Тогда у вас, вероятно, немного друзей. Я вижу, вы принадлежите к натурам подозрительным. Вы и Питер Джемисон составляете чудесную пару.

— Вы давно его знаете?

Я имел в виду Мартеля, но она не поняла вопроса, и думаю, что намеренно.

— Питер всегда вертелся под ногами в нашем доме в течение двадцати лет.

Она махнула рукой в сторону одноэтажного строения позади ее собственного.

— Могу поклясться, что в течение этого срока я вытирала ему нос. Когда умерла мать Питера, я решила взять его на время. Он был маленьким мальчиком. Но маленькие вырастают, и, когда это случилось, он влюбился в Джинни, чего не имел права делать. Она не отвечала на чувства Питера взаимностью ни в прошлом, ни сейчас. Он просто сломил ее сопротивление, потому что рядом не было никого другого.

Было видно, что она любила Питера несмотря ни на что.

— Конечно, вы полюбите человека, если видите его каждый день в течение двадцати лет. В то же время я перестала переносить его, особенно теперь. У моей дочери блестящие шансы. Она красива.

Она задрала подбородок, будто красота Джинни принадлежала им обеим как фамильная ценность.

— И она должна воспользоваться этим шансом. Я не хочу, чтобы Питер или вы все испортили.

— У меня нет намерений что-либо портить.

Она вздохнула.

— Могу ли я просить вас оставить все это?

— Нет, без дальнейшей проверки.

— Тогда можете ли вы мне обещать одну вещь? Можете ли вы делать свое дело так, чтобы не напортить Джинни? Ее отношения с Мартелем имеют блестящее и светлое будущее, их отношения такие искренние. Не пачкайте всего этого.

— Я этого не сделаю, если так обстоят дела.

— Да, это так, верьте мне. Фрэнсис Мартель обожает землю, по которой она ходит. А Вирджиния без ума от него.

Я подумал, что здесь скрываются ее собственные планы в отношении Мартеля, и подставил ей ловушку.

— Именно поэтому она отправилась с ним на уик-энд?

Ее голубые глаза, до этого непроницаемые, отвернулись от меня.

— У вас нет права задавать такие вопросы. Вы не джентльмен, не так ли?

— Но Мартель им является?

— С меня уже хватит и вас, и вашей надоедливости, мистер Арчер.

Она встала. Это означало конец аудиенции.

Я направился в находившийся рядом дом Джемисонов. Это была просторная испанского типа постройка, со временем ставшая грязно-белого цвета и носящая печать запустения.

Женщина, отворившая дверь после повторного звонка, была в полосатом сером платье, которое могло бы сойти за форму, но таковой не являлось. Она была хорошенькой и черноволосой, с тем слегка высокомерным видом, который имеют женщины — единственные обитательницы в большом доме.

— Могли бы и не звонить так долго. Я слышал и первый звонок.

— Почему же вы не ответили на него?

— У меня есть поважнее дела, чем открывать дверь, — игриво ответила она. — Я ставила гуся в духовку.

Она показала свои замасленные руки и вытерла их о фартук.

— Чего вы хотите?

— Я хочу видеть Питера Джемисона.

— Младшего или старшего?

— Младшего.

— Он, вероятно, все еще в Теннисном клубе. Я спрошу у его отца.

— Может, я могу поговорить с мистером Джемисоном? Меня зовут мистер Арчер.

— Может быть. Я спрошу.

Я ждал в затемненном зале, сидя в старинном испанском кресле с высокой спинкой. Служанка скоро вернулась и не скрывая удивления сообщила, что мистер Джемисон примет меня. Она провела меня через дубовые двери в отделанную дубом же библиотеку, откуда сквозь похожие на амбразуры окна виднелись горы.

Около окна, глубоко погрузившись в кресло, сидел человек и читал книгу. У него были седые, бесцветные волосы, и его лицо было столько же бесцветно. Когда он снял очки и посмотрел на меня, я увидел, что у него почти невидящий, отрешенный взгляд.

Стакан с виски стоял на столе рядом с ним, и прямо под рукой на столике большего размера находилась бутылка «Бурбона» и кувшин с водой. Я заметил, что служанка с ненавистью бросила взгляд на бутылку и стакан. У нее были блестящие черные глаза и взгляд — откровенно ненавидящий всех и все.

— Мистер Арчер, — произнесла она.

— Спасибо, Вера. Хэлло, мистер Арчер. Присаживайтесь.

Он сделал жест в сторону находившегося напротив него кресла. В лучах солнечного света его рука показалась прозрачной.

— Не хотите ли выпить, прежде чем Вера уйдет?

— Сейчас слишком рано, спасибо.

— Я сам так рано пью нечасто.

Я заметил, что книгу в своей руке он держал вверх ногами. Явно не хотел, чтобы его видели просто за выпивкой. Он закрыл книгу и положил ее на стол.

— "Книга мертвых", — произнес он. — Из египетского собрания. Ты можешь идти, Вера. Я сам могу поухаживать за гостем.

— Хорошо, сэр, — с сомнением в голосе сказала она и вышла, хлопнув дверью.

— Вера — сильная женщина, — сказал Джемисон. — Она отравляет мне существование, но это так же и мое благословение. Я не знаю, что бы творилось в этом доме, если бы не она. Она, как мать, заботится о моем бедном мальчике. Знаете, его мать умерла несколько лет назад.

Кожа вокруг его глаз сморщилась, будто горечь от утраты вновь нахлынула на него. Он сделал большой глоток из стакана, видимо, чтобы отбросить воспоминания.

— Вы действительно не хотите выпить?

— Нет, я не пью, когда работаю.

— Я полагаю, вы работаете на моего сына. Он советовался со мной о том, стоит ли вас нанять. Я сказал, что стоит.

— Я рад слышать, что вы знаете об этом. Я не должен ходить вокруг да около. Вы думаете, Фрэнсис Мартель — мошенник?

— Мы все являемся мошенниками в некотором роде, вы же не будете отрицать? Возьмите, к примеру, меня. Как можете видеть, я фактически пьяница-одиночка. Чем больше я пью, тем тщательнее я стараюсь это скрыть. Единственная возможность сохранить себя как личность — это пить открыто и выслушивать нарекания сына и, конечно, Веры.

— Вы облегчили свою душу, но это мне мало что говорит о Мартеле.

— Я знаю. Все, что я узнаю о людях, это только путем анализа поступков самого себя. Это медленный и болезненный процесс, — сказал он, медленно выговаривая каждое слово. — Если Мартель и мошенник, у него серьезный шанс преуспеть.

— Вы с ним знакомы?

— Нет. Но несмотря на то, что я пребываю в некоторой, так сказать, изоляции, я все же получаю кое-какие сведения от других людей. Мартель возбудил изрядный интерес у местной общественности.