Объединяя в себе лексическое и грамматическое значения, С. принадлежит к определённой части речи, выражает в своём составе все предопределяемые системой данного языка грамматические значения (например, прилагательные рус. языка выражают значения рода, числа, падежа) и в языках со словоизменением представляет собой совокупность всех его грамматических форм («хожу», «ходишь», «ходил» и т. д. образуют один глагол «ходить», см. также Словоформа). В С. закрепляются результаты познавательной деятельности людей, без С. невозможны не только выражение и передача понятий и представлений, но и самое их формирование. Значение С. выступает как обобщённое отражение обозначаемого им объекта. В речи С. может обозначать как весь класс данных объектов («Собака — животное»), так и отдельного представителя этого класса («Это чья собака?»). В значении С. отражается диалектическое соотношение общего и единичного, устойчивого и подвижного. Устойчивость его значения обеспечивает взаимопонимание, подвижность (сдвиги в конкретном значении С.) позволяет использовать С. для наименования новых объектов действительности и является одним из факторов художественного словесного творчества (см. Поэзия и проза). С подвижностью связана тенденция к многозначности слова. Отношение говорящего к именуемому объекту образует эмоциональный аспект значения С., выражающий чувства, субъективное мнение говорящего (ср. «городок» и «городишко»). С. образуют в языке определённую систему, которая основывается на грамматических признаках С. (части речи), словообразовательных связях (гнёзда слов, см. также Словообразование) и семантических отношениях (см. Синонимы, Антонимы, Омонимы, а также Поле семантическое).

  Отмеченные выше признаки знаменательного С. свойственны не всем С. во всех языках.

  От простых знаменательных С. отличаются иные типы С.: по фонетическому признаку — безударные (например, служебные: «перед домом») и многоударные (например, сложные: «послевоенный»); по морфологическому — производные («ходок») и сложные («луноход»), которые часто являются мотивированными (их значение предопределяется значением составных частей); по семантико - грамматическому — служебные С., лишённые фонетической самостоятельности и автономной номинативной функции. Различные структурные типы языковых единиц: морфема — служебные С. — простое знаменательное С. — производное или сложное С. — словосочетание — связаны промежуточными случаями, часто переходят одно в другое.

  При определении С. возникают трудноразрешимые проблемы отдельности С. и его тождества, т. к. существуют разные типы С.; формальная и семантическая определённость С. в речи ослабляется: могут утрачиваться ударение и фонетическая выделимость (например, во французском языке); грамматическая форма С. может состоять из отделимых элементов, внешне приближаясь к словосочетанию (аналитические формы типа «буду читать», «читал бы»); некоторые формы знаменательных С. не могут самостоятельно образовать высказывания. Изменения значения С. в речи затрудняют его отождествление (определение того, относятся ли данные словоупотребления к одному С. или являются омонимами). Трудности определения единых критериев выделения для С. всех языков побуждают лингвистов пересматривать взгляды на С. как на структурно-семантическую единицу языка. При этом одни учёные определяют С. в чисто формальном плане как отрезок речевой цепи между паузами или текста между пробелами. Другие вообще отказываются от С. как лингвистические понятия, принимая в качестве единицы анализа минимальную значимую единицу языка (морфему или монему в терминологии А. Мартине) либо автономное синтаксическое образование («синтаксическая молекула» Ш. Балла объединяющая ряд знаменательных и служебных С.). Однако попытки замены С. др. единицей языка оказываются безуспешными: научная ценность понятия С. состоит именно в том, что оно объединяет признаки, выделяемые в разных аспектах языкового анализа: звуковом, смысловом, грамматическом. С. выступает основным элементом языка и для его носителей, представляя собой психологическую реальность: хотя люди говорят фразами, они помнят и знают язык прежде всего через С., ибо С. служит средством закрепления в памяти и передачи в речи знаний и опыта людей.

  Лит.: Пешковский А. М., Понятие отдельного слова, в его кн.: Сборник статей, Л. — М., 1925; Виноградов В. В., Основные типы лексических значений слова, «Вопросы языкознания», 1953, № 5; Смирницкий А. И., Лексикология английского языка, М., 1956; Ахманова О. С., Очерки по общей и русской лексикологии, М., 1957; Кузнецов П. С., Введение к объективному определению границ слова в потоке речи, в кн.: Семантические и фонологические проблемы прикладной лингвистики, М., 1968; Будагов Р. А., История слов в истории общества, М., 1971; Шмелев Д. Н., Проблемы семантического анализа лексики, М., 1973; Уфимцева А. А., Типы словесных знаков, М., 1974; Weiпreich U., Lexicology, «Current trends in linguistics», Hague, 1963, v. 1; Rey A., Lexicologie. Lectures, P., 1970.

  В. Г. Гак.

«Сло'во и де'ло госуда'рево», система политического сыска в России в 17—18 вв. Распространилась с царствования Михаила Федоровича (1613—45). Каждый, кому становилось известно о злых умыслах по отношению к царю, оскорблении царского имени, государственной измене и т. д., обязан был под страхом смертной казни донести об этом властям, объявив «С. и д. г.»; обвиняемые и свидетели заключались в тюрьму и в ходе допросов подвергались пыткам. Для окончательного решения их пересылали в Москву. В 17 в. рассмотрение дел происходило главным образом в Разрядном, Разбойном, Стрелецком и других приказах. Итоги следствия докладывались царю или в Тайный приказ (1654—76). С 1695 для окончательного решения по «С. и д. г.» всех подследственных стали направлять в Преображенский приказ. С 1702 разбор политических дел сосредоточился исключительно в этом приказе. В 1721—26 политические преступления рассматривались также в Тайной канцелярии, в 1731—62 — в Канцелярии тайных и розыскных дел. Как система сыска «С. и д. г.» отменено указом от 21 февраля 1762.

  Лит.: Новомбергский Н., Слово и дело государевы, т. 1—2, М. — Томск, 1909—11; Голикова Н. Б., Политические процессы при Петре I, М., 1957.

  В. И. Сергеев.