Эх, как мы рванули со старта. Сразу распороли эту шишкинскую картину: отражение хмурых елок на полированной сонной воде. Восемь бегунов, восемь треугольных волн на темно-зеленом ельнике. Волны тихонько зашлепали под судейским настилом. Впрочем, я этого шепота не слышал, я сам рванул, сам резал воду, гнал треугольную волну.

Конечно, можно было и не рвать вначале. Мы шли на десять километров. Это не короткая дистанция, где все решают десятые доли секунды: чуть засиделся на старте, и пропал забег. Но все равно, столько мы готовились, столько ждали, столько надежд возлагали. Ждали и ждали, а судьи все копались, шелестели своими протоколами, рассаживались. У нас нервы были натянуты, как струны на колке, как тетива хорошего лука. И вот флажок взмахнул, спущена тетива, летят восемь стрел.

Как обычно, сразу все сбились влево: к внутренней кромке маршрута, самой короткой. Секундная толкотня, разобрались, вытянулись в цепочку. Повела зеленая майка – парень из Челябинска. Бесперспективный малый, коротконогий и с коротким дыханием. Но я замечал не раз: со старта чаще всего ведут бесперспективные. Знают же, что лидеру труднее, он на других работает: и воду трамбует, и воздух режет. Знают, но… вырываются. Должно быть, подсознательное желание: хочется, хоть вначале, возглавить, пройтись во главе, быть калифом на минуту.

Ну а где мой сюиссянский мастер? Не встроился в цепочку, идет в сторонке, сам по себе. Никто ему не трамбует воду, но никто и не диктует свой темп. Возьму-ка и я за ним. Так легче наблюдать. Сказал же мне тренер в последнюю минуту: «Не упускай его из виду, присматривайся, может, что и позаимствуешь». И я сам для себя решил: «Буду сидеть у него на спине. Даже если стряхнет, все равно не отпущу веревочку. А не стряхнет, рвану на последней, а там чем черт не шутит. Посмотрим еще, кого пригласят на вальс».

Написал этот абзац и задумался. Надо ли считать читателя безнадежно бестолковым, переводить каждый термин нашего гидрожаргона? Надо ли объяснять, что спортсмены друг у друга не сидят на закорках? «Сидеть на спине» значит не отставать, держаться вплотную. «Стряхнуть» – оторваться от соперника, уйти далеко вперед. «Вальс» – это круг почета победителя. А буксирная веревочка у нас невидимая, моральная. Если бежишь со слабым партнером, невольно сам расслабляешься, победа легкая, а время посредственное. Сильный же тебя мобилизует, стыдно отставать, тут уж все силы выкладываешь, выворачиваешься наизнанку.

«Наизнанку» тоже в кавычках.

Сегодня мне повезло. Меня тянет за веревочку сильнейший из сильнейших, сюиссянский мастер, выступающий вне конкурса. Вообще, гидробег – это сюиссянский спорт. Точнее, для нас это спорт, а для них жизнь, поскольку на Сюиссе вообще нет суши. И мы на Земле ничего не знали о гидробеге, пока наши космонавты не спустились на Сюисс. Я читал их отчеты, помню потрясение первой встречи. Вот они сели на воду, вот улеглись волны, корабль покачивается в бурой тине, качает плавучие камыши. И вдруг из камышей выкатывается рогатая зверюга – полулось-полукорова. Целая туша, а катит как жук-плавунец. А затем является целая процессия, этакое ревю на льду: яркие мундиры, ружья наперевес. Скользят на правой, скользят на левой, по три в ряд, по шесть в ряд, перестройка, ряды сдвой. И все это в танцевальной манере, плавно и точно.

– Должно быть, вода здесь такая, людей держит, – сказал штурман корабля и отважно шагнул на тину. За шланг его вытаскивали, разом ушел с головкой.

Потом-то ученые разобрали, в чем секрет. На Сюиссе суши нет совсем, ходить негде, либо плавай, либо летай, либо скользи по воде. И жизнь приспособилась. Сюиссянские звери адаптировались. У них на подошвах специальные железки, вырабатывающие особое вещество, усиливающее поверхностное натяжение воды. Корочка такая получается на воде, как бы тонкий лед. Химики изучили это вещество, вывели формулу. Я проходил ее в школе, но сейчас не помню точно. Тринитродиэтилдибензолтетрапорфиро… и что-то еще. И комплексный атом ртути в самой середке. И все вместе по структуре похоже на витраж в старинной церкви, узорная такая, разлапистая структура. Сейчас все это делают на заводах, в спасательных шлюпках целые канистры синтетической мази. Но все равно синтетическая хуже природной. Так что нам перед ответственными соревнованиями выдают баночки с сюиссянской подошвенной мазью, иногда целые подошвы сюиссянского лося. И тут уж каждый колдует по-своему. У каждого гидробегуна свой рецепт: для пресной воды, для соленой, для теплой, для холодной. Иные останавливаются на дистанции, перемазывают. Я этого не делаю никогда. Суета и самообман. Еще не угадаешь, сделаешь хуже. Даже если не хуже, все равно кажется, что испортил. Нет уж, если стартовал, не мудри. Работай ногами.

Все хитрости гидробега я знаю с младенчества, раньше, чем этот спорт вошел в моду. Мой отец был старшим бакенщиком Морского канала, проверял фотоэлементы, чинил автоматику на всех плавучих маяках от Васькиной деревни до Кронштадта. Бригаде отца выдали чуть ли не самые первые подошвы, привезенные с Сюисса. Для них, бакенщиков, это был просто подарок. К маякам-то они подлетали на вертолете и вот, покачиваясь на лестнице или же перегнувшись через борт шлюпки, что-то разбирали в своих емкостях и сопротивлениях. А теперь, пожалуйста, вылезай на воду, расстилай коврик, раскладывай детали, работай преспокойно, как в мастерской.

Ну вот, отец урезал уголки своего гидроковрика и сделал туфельки для меня. Помню, как в первый раз, замирая от страха и страшась показать боязнь, я перелез через борт. Встал, стою, пошел по воде, аки посуху, словно маленький Иисусик. Помню, как в первый раз мы с отцом встречали туристский лайнер километров за десять от Ленинграда. И все пассажиры, сколько их ни было, высыпали на борт, аж лайнер накренился. Все прицелились объективами, чтобы запечатлеть это чудо из чудес: папу с мальчонкой, разгуливающих по зыбкой глади Финского залива. Тут уж я не от страха, от гордости замирал.

Помню, как щеголял я, разгуливая между прогулочными лодками в Зеленогорском заливе. С охотой выполнял поручения пляжных мам: «Мальчик, пойди к той голубой лодке, скажи моему Вите, что пора обедать», «Мальчик, подойди сюда», «Мальчик, а почему ты не тонешь?», «Ну-ка покажи ботиночки», «А родители не боятся отпускать тебя одного?»

Позже, когда сенсация отошла и гидроподошвы стали продаваться в Гостином дворе, я уже бескорыстно наслаждался гидропрогулками. Выдался часок – и в море. Сами знаете, на Земле у нас теснотища, в особенности в городе. Все застроено, щели между зданиями заполнены автомашинами. Сэкономишь минуту, потеряешь жизнь. А в море простор… и тишина… и вкусный воздух, чуть присоленный (если ветер с запада). Чем дальше уйдешь, тем тише и кислороднее. Правда, и тут надо осторожничать. Гидротуфли безупречны только на гладкой воде. Даже самые скромные волны – существенное препятствие. Сами понимаете разницу: лед или сугробы, асфальт или вспаханное поле. Тем более что морские борозды качаются, движутся, меняют форму. Попрыгать на волнах занятно, но практически при двух баллах море непроходимо.

А на Сюиссе тамошние девушки танцуют и при пятибалльном шторме. Говорят, незабываемое зрелище. Сами-то они некрасивы с нашей точки зрения: длинные, худущие, руки-ноги как жердочки. И складываются порывисто, словно на шарнирах, словно их за ниточки дергают. Но когда бушует ночной шторм, рычащие валы выкатываются из черноты, а жердочки эти, унизанные цветными фонариками, пляшут на черном фоне, выписывая все новые узоры, дух захватывает от красоты и изящества.

Может, и мне доведется поглядеть их танец своими глазами. Для этого нужно очень много и совсем немного: выиграть сегодняшнее соревнование, оказаться первым среди двадцати четырех… даже двадцати трех, потому что сюиссянин вне конкурса. Его время не в зачет, для них, сюиссян, гидробег не спорт, а жизнь. Но среди наших я должен быть первым, самым-самым первым. Первый полетит на Сюисс.