– Значит, я хорошо вёл машину?

– Да почти так же, как я.

За год до окончания школы курсант Таран стал уже инструктором. Он учил других летать на «У-2», а сам учился на «П-5» и проводил ночные полёты.

– Летайте, как Таран, – говорили инструкторы курсантам.

Во время войны каждый мальчик, не видя самолёта, узнавал по гулу моторов, чей летит: свой или немецкий. Если слышался ровный, однотонный звук «у-у-у-у.„», дети и взрослые продолжали своё дело и спокойно поднимали головы, провожая глазами советский самолёт. Но если доносилось противное, завывающее «гау-гау-гау…», тревога охватывала мирных жителей: все понимали, что летит фашистский самолёт. Зенитные орудия открывали стрельбу; истребители поднимались в воздух, чтобы преградить путь врагу.

Ночью, когда самолёт невидим с земли, только по гулу мотора можно было догадаться, чей летит самолёт. И враги узнавали самолёты по звуку моторов. Свои «гау-гау» немецкие зенитчики пропускали свободно, и на аэродромах этим самолётам светили прожекторы, а самолёты с ровным гулом фашисты встречали ливнем огня.

…Зимней ночью 1942 года над смоленской землёй, занятой оккупантами, смело летел большой самолёт. Его «гау-гау» отчётливо прорезало воздух, и ни один вражеский зенитчик даже не насторожился.

Когда самолёт подлетел к немецкому аэродрому, в воздухе замигали огни вращающихся прожекторов. Но самолёт не сделал посадку. «Гау-гау» удалилось от аэродрома и замерло где-то вдали.

На этот раз гитлеровцы были одурачены: пролетел не фашистский, а советский самолёт и за штурвалом сидел известный лётчик Григорий Алексеевич Таран.

Когда на аэродроме замигали прожекторы, Таран, посмотрев вниз, с улыбкой сказал:

– Мигай не мигай – не заманишь! Мы торопимся и заехать к вам в гости не можем.

Второй пилот Шутов добавил:

– До свиданья, пока. Посветите на обратном пути!

Через час самолёт летел обратно, и на аэродроме снова услужливо замигали прожекторы. Самолёт опять промчался мимо. С тем же лающим «гау-гау» он пересек линию фронта. А потом уже с обычным своим ровным гулом пошёл на аэродром.

Таран ликовал.

Машина Тарана «ЛИ-2» была окрашена в белый цвет, и пилот любовно называл ее «Снегурочкой». На фоне земли, покрытой снегом, она удачно маскировалась. Но «Снегурочка» гудела ровным гулом, как и все советские самолёты. И когда ночью Таран летел в тыл врага, гитлеровцы открывали из зениток огонь.

Как обмануть их, как скрытно пройти над ними?

Таран задумался: нельзя ли заставить «Снегурочку» «петь» по-немецки? А если дать разные обороты своим моторам? Сидя за рулем, Таран начал опыты. Он дал одному мотору меньше оборотов, чем другому. Га-а-у… га-а-у… – загудела машина.

– Нет, не так поёшь! – сказал Таран.

– Сбавь левый, – посоветовал Шутов.

Гул изменился, стал ближе к немецкому «га-у… га-у…».

Как гитарист настраивает гитару, подтягивая то одну, то другую струну, Таран прибавлял и убавлял обороты моторов, пока самолёт не завыл точь-в-точь как фашистский бомбардировщик «Ю-88».

– Летайте, как Таран, – говорили командиры отрядов своим лётчикам.

Около землянки, на краю аэродрома, прямо на траве сидели лётчики. В центре круга примостился на пне Григорий Таран. Был короткий час отдыха, и, как всегда в такое время, лётчики собирались вместе. Таран оживлённо рассказывал:

– Уже давно лечу – значит, в тылу врага – и чувствую: потерял ориентировку. Темно, земли не вижу. Надо, думаю, проверить. По расчёту времени, где-то здесь недалеко мост должен быть – я его на карте перед вылетом пометил. Я, конечно, знал, что мост охраняют немецкие зенитчики. Стал крутиться и набрёл на этот мост. Фрицы меня слышат, но не видят и забухали в темноту зенитками. Всю окрестность осветили, а мне только того и надо. «Будь здоров!» – думаю. И пошёл спокойно. От моста я уже сориентировался.

Подлетаю к цели… Что такое? Масса ярких костров пылает. Э, нет, думаю, воробья на мякине не проведёшь! Наши в тылу не станут такие факелы разводить. Ловушка! По дыму костров вижу – ветер с востока на запад. Ага! А мне было известно, что фашисты сосредоточены с восточной стороны от наших частей. Взял на запад и тут только увидел наши костры…

Лётчики любили слушать Тарана. Он летал больше других – сделал уже свыше двухсот ночных полётов в тыл врага! Он летал первым туда, где опасно, и лучше других знал, как скрытно перелетать через линию фронта, как прятаться за облака или прижиматься к земле, ускользая от зенитного обстрела. Рассказывал Таран весело, живо, помогая словам жестами и мимикой своего красивого, подвижного лица.

– Вот что: я тоже полечу. Пойду первым, а ты пристраивайся ко мне.

Лётчики ждали продолжения рассказа, но Таран, заметив подходившего к группе пилота Алексеева, встал и пошёл ему навстречу.

Лётчик Алексеев только вчера прибыл в эскадрилью. Таран знал его ещё до войны, когда они работали в одном аэропорте. Алексеев был опытный пилот, но в боевую обстановку попал впервые.

Вечером ему предстоял полёт в тыл врага, и Таран беспокоился за него.

– Ну, как дола? – спросил он Алексеева.

– Неважно! – озабоченно ответил тот. – Не знаю я этой трассы, а подготовиться как следует, изучить маршрут не успел. Сам видишь, времени мало. Скоро вылетать.

– Э, друг, так не годится – влипнешь в неприятность! Пойдём-ка посидим вместе полчасика над картой.

Но, рассказав Алексееву о трассе полёта, предупредив его о всех возможных неприятностях, Таран неожиданно заявил:

– Вот что: я тоже полечу. Пойду первым, а ты пристраивайся ко мне.

– Но ведь ты же только прилетел!

– Что ж делать…

– Ну, спасибо тебе.

Ночью с грузом боеприпасов Таран и Алексеев полетели. На линии фронта оба самолёта подверглись сильному зенитному обстрелу. Таран отводил свой самолёт то вправо, то влево, то терял высоту, то набирал её, стараясь увернуться от разрывов снарядов.

Вот Таран уже вышел из обстрела. Но Алексеев отстал, и Таран по разрывам снарядов увидел, что кольцо огня всё сильнее сжимает самолёт его товарища.

«Надо выручать», – подумал Таран и… включил бортовые огни на своём самолёте.

Этого было достаточно. По самолёту Алексеева немецкие зенитчики били вслепую, по звуку моторов. Теперь, увидев самолёт Тарана, они перенесли весь огонь на него.

Но Таран этого ждал. Опытный и бесстрашный, он сознательно принял на себя удар, так как был уверен, что ему удастся ускользнуть от вражеских ударов. Алексеев, забытый гитлеровцами, свободно вышел из зоны обстрела.

Таран погасил бортовые огни и, мастерски проделав ряд манёвров, также ушёл невредимым.

Так коммунист Таран, рискуя собой, выручил товарища.

– Летайте так, как Герой Советского Союза Таран, – говорили командиры эскадрилий, когда Григорию Алексеевичу Тарану было присвоено звание Героя Советского Союза.

Уже начало светать, когда Таран подлетел к цели. На лесной поляне горели опознавательные костры. Сбрасывая груз, лётчик прошёл над поляной совсем низко и хорошо разглядел землю.

Зима была уже на исходе, и снег лежал лишь в ложбинах да по краям поляны, у самых деревьев. У опушки стояли бойцы. Запрокинув вверх головы, они наблюдали, как из самолёта вылетают ящики и тюки.

Поляна осталась позади, и Таран, развернув самолёт, пошёл на второй круг, чтобы дать возможность экипажу самолёта сбросить оставшийся груз. Пролетая снова, он увидел, что бойцы уже направились к сброшенным ящикам. Пилоту что-то показалось неладным. Обычно люди бежали и очень быстро уносили сброшенные вещи – теперь же всё выглядело как в замедленной киносъёмке: слишком вяло, еле передвигая ноги, шли бойцы.

«Неужели голодают?» – подумал Таран.

Он снизился и ещё раз пролетел над поляной, внимательно разглядывая людей. Да, всё та же картина.