— Я мог бы принудить вас, официально вызвать как свидетеля, отец мой.

— Вы можете привести лошадь на водопой, но вы не можете заставить ее пить, инспектор.

— Черт возьми, я попытаюсь это сделать! — пророкотал Миллер, направляясь к двери. — Не вынуждайте меня арестовывать вас, господин кюре. Мне бы этого очень не хотелось, но я сделаю это, если будет необходимо.

— Господин инспектор, — спокойно возразил Да Коста, — люди с характером потяжелее вашего уже старались заставить меня говорить, когда я не желал. Им это не удалось, и вам не удастся, можете быть уверены. Никакая сила на земле не может принудить меня говорить о вещах, о которых я говорить не желаю.

— А вот мы посмотрим. Я дам вам время поразмыслить об этом и скоро вернусь.

Миллер уже почти закрыл за собой дверь, как вдруг другая безумная идея родилась в его мозгу. Он медленно повернул голову.

— Вы видели его снова, господин кюре? Он угрожал вам? Ваша жизнь в опасности?

— До свидания, господин инспектор, — сказал отец Да Коста.

Дверь хлопнула. Священник допил свое виски, и тут в комнату бесшумно вошла Анна. Она коснулась его руки.

— Он обратится к Магистру О'Хэллорану.

— Поскольку Епископ сейчас находится в Риме, это мне кажется вполне естественным.

— А вы не хотите поговорить с ним предварительно?

— Может быть, я так и сделаю. — Он опустошил свой стакан и поставил его на камин. — А ты?

— Пойду поиграю на органе. Мне ничего не грозит.

Она подтолкнула его в прихожую, подала ему пальто.

— Что бы я без тебя делал?

Она весело улыбнулась.

— Одному Богу известно! Поскорее возвращайтесь.

Он вышел, и она заперла дверь; улыбка сошла с ее лица. Она вернулась в комнату и села у огня, уронив голову в ладони.

Ник Миллер служил в полиции вот уже почти четверть века. Двадцать пять лет изнурительного труда. На ножах с соседями, один уик-энд из семи в кругу семьи, отчужденное отношение сына и дочери...

Он не получил в свое время специального образования, хотя был человеком интеллигентным, сообразительным, хитрым, умеющим сразу вникнуть в суть вещей, а если прибавить к этому исключительное знание человеческой натуры, приобретенное за долгое время службы в ночном патруле, то ошибки быть не могло — это был прекрасный полицейский.

У него не было сознательного желания оказывать помощь обществу. В общем его работа сводилась к тому, чтобы ловить воров, а общество состояло из граждан, часто оказывающихся втянутыми в извечную войну между полицией и преступностью. В глубине души он отдавал предпочтение последним. По меньшей мере с ними все было ясно.

Но денди Джек Миган — другое дело. Коррупция, во всем коррупция — прочел он где-то однажды — и если у нее и было лицо, то оно принадлежало Мигану.

Миллер ненавидел его такой лютой ненавистью, которая стала граничить с саморазрушением. Если быть точным, он посвятил этому человеку десять лет жизни, и без малейшего успеха. Миган наверняка был повинен в убийстве Краско, это было очевидным фактом. Соперничество этих двоих не давало покоя полиции вот уже два года.

В первый раз Бог знает за какое время Миллеру повезло, и вот теперь этот священник...

Когда он сел на заднее сиденье своей машины, он дрожал от ярости и, уступая внезапному импульсу, приказал шоферу ехать к похоронной конторе Мигана. Затем он забился в угол и попытался дрожащими пальцами разжечь свою трубку.

Сен Полс-сквер был «легкими города», куском земли площадью в полгектара, засаженным травой, кустарниками и ивами. В центре был устроен фонтан. Вокруг расположились здания начала девятнадцатого века, занятые под адвокатские конторы и приемные престижных врачей.

Здесь царила атмосфера спокойного достоинства, которая полностью соответствовала духу похоронных церемоний. Три из четырех домов с северной стороны были предназначены для оказания самых разнообразных услуг в этой области — начиная с цветочного магазина и заканчивая часовней для отпевания. Это было царство Мигана. С другой стороны находились гараж и место для стоянки машин, переоборудованные из старинных конюшен. Все было огорожено высокими стенами и предназначалось для того, чтобы процедуры были максимально конфиденциальными. И для некоторых других целей.

Большой катафалк фирмы «Бентли» въехал на стоянку спустя час после описываемых событий; Миган вместе с Билли сидел в кабине, рядом с шофером. На нем было узкое пальто, черная шляпа с закругленными полями и черный галстук — ибо он всегда так одевался, когда присутствовал на официальных встречах или похоронах, как в это утро.

Шофер обошел вокруг автомобиля, чтобы открыть дверцу перед хозяином, и Миган вышел в сопровождении брата.

— Спасибо, Доннер, — сказал он.

Маленький уиппет лакал из своей миски возле задней двери.

— Ко мне, Томми! — позвал Билли.

Собака повернула голову, понеслась через двор и вспрыгнула ему на руки. Билли стал чесать псу за ушами, а Томми облизал ему лицо.

— Ну, ну, маленький негодяй, — сказал он, и в голосе его звучали ласковые нотки.

— Меня достало тебе повторять одно и то же, — проворчал Миган. — Он испортит тебе пальто. Его шерсть везде налипает, Бог ты мой.

Когда он подошел к двери, из гаража показался Уорли; он ждал, сняв кепку. Его правая щека нервно подергивалась, а лоб блестел от пота. Казалось, он вот-вот потеряет сознание. Миган остановился, держа руки в карманах, и спокойно взглянул на него.

— Чарли, ты выглядишь, как покойник, которого выкопали из могилы. Ты что, плохо себя вел?

— Да не я, мистер Миган! — горячо возразил Уорли. — Это все идиот Фэллон. Он...

— Не здесь, Чарли. Я предпочитаю выслушивать плохие новости в более спокойной обстановке.

Миган сделал знак Доннеру, тот открыл служебную дверь и скрылся там. Миган вошел в помещение, называемое приемной. Там было пусто, никто не ожидал, и только в центре находился постамент для гроба.

Он сунул в зубы сигарету и наклонился, чтобы прочитать надпись на медной табличке гроба.

— Когда назначено?

Доннер поднес ему зажженную зажигалку.

— На полчетвертого, мистер Миган.

Он говорил с австралийским акцентом, рот его был обезображен шрамом после пластической операции. Когда-то у него была «заячья губа». Это придавало ему еще более отталкивающий вид, который несколько смягчался темной униформой, сшитой превосходно.

— Это будет кремация?

— Нет, погребение, мистер Миган.

— Прекрасно. Займитесь этим вместе с Бонати. Думаю, что в ближайшее время я буду занят.

Он отвернулся, все еще держа руку на гробе. Билли, привалившись к стене, гладил собаку. Уорли робко стоял в уголке с видом приговоренного, перед которым вот-вот разверзнется бездна.

— Ну ладно, Чарли, — сказал Миган. — Расскажи-ка мне все подробно.

Уорли рассказал. Слова беспорядочно срывались с его губ, он очень торопился. Когда он закончил, воцарилась тишина. Миган не выразил никакого удивления.

— Так значит, он будет здесь к двум?

— Он сказал, что — да.

— А грузовик? Ты отогнал его на свалку старых машин, как я приказал?

— Я сам видел, как он пошел под пресс.

Уорли ждал приговора, лицо его блестело от пота. Неожиданно Миган улыбнулся и потрепал его по щеке.

— Я доволен тобой, Чарли. Если дело приняло дурной оборот, то не по твоей вине. Я сам разберусь с этим.

На лице Уорли, словно капли пота минуту назад, явственно проступило выражение огромного облегчения. Он умирающим голосом проговорил:

— Спасибо вам, мистер Миган. Я клянусь, я очень старался. Вы меня знаете.

— Иди, перекуси. А потом возвращайся и вымой машину. Если ты мне понадобишься, я пришлю за тобой.

Уорли ушел. Дверь за ним закрылась. Билли хмыкнул, продолжая чесать за ушами своего пса.

— Я знал, что мы с ним нахлебаемся дерьма. Сами бы справились, я ведь говорил тебе, а ты не послушал.