Если бы мы взобрались на высокий берег да внимательно осмотрелись, все равно не увидели бы такой четкости биогеографического рубежа, какую мне нередко приходилось наблюдать на стрелках некоторых водораздельных хребтов: посмотришь с высоты в одну сторону — суровая сибирская природа, обернешься в противоположную — богатые кедрово-широколиственные леса. В этой низине, а особенно по реке, рубежу ширина 100, а то и 200–300 километров.
Через час после Кумары мы достигли Корсаковского кривуна. Моторка вроде прямо к селу Корсакову подлетела, но неожиданно уперлась в скалу и на 120 градусов завернула вправо. Верно в книгах написано: чуть больше километра по прямой посуху к 30 — речным кривуном. Но и это не все: к пройденной петле вплотную примкнула соседняя, такая же, с еще более узким перешейком у старого села Буссе — всего 600 метров.
А далее Амур стремительно и прямолинейно помчался почти на юг, к Благовещенску, словно намереваясь обогнуть Зейско-Буреинскую равнину. Девятая сотня километров реке, а она все еще горная, все еще быстрая и узкая, и все еще глухо шуршит галькой русло да шумят перекаты, хотя заметно меньше их стало.
Лишь ниже устья Зеи Амур преображается: становится вдвое шире, гораздо многоводнее и спокойнее. При слиянии этих рек — длинная песчаная коса с множеством куликов, цапель, ворон и других птиц. Даже при беглом взгляде видно превосходство Зеи над Амуром в мощи. Завернув в нее и проплыв 15 километров против течения, удивляемся: приток, а в 2–3 раза шире реки, в которую впадает, и к тому же полноводнее: 16,5 процента годового стока Амуру дает эта река, в два с лишним раза больше, чем Шилка с Аргунью.
Справочники свидетельствуют: длина Зеи 1242 километра, площадь водосбора — 233 тысячи квадратных километров. По этим показателям Амур выше слияния превосходит Зею в два раза. Но Зея гораздо богаче водами, ибо собирает их с дождевых районов.
Мы не имеем возможности плыть по Зее, преодолевая напор ее воды, и для краткого знакомства с нею придется ограничиться тем, что мне известно по прежним путешествиям. На 284 километрах от устья до встречи с 647-километровой Селемджой эта река многоводна, умеренно быстра, имеет прекрасно разработанную широкую пойму. Обликом, гидрологическими характеристиками и ихтиофауной она схожа с Амуром между Благовещенском и устьем Бурей. А на протяжении 400 километров выше места слияния и Зея и Селемджа сродни Амуру, виденному нами накануне. Зейское водохранилище — глубокое озеро с площадью 2420 квадратных километров, а питающая его Зея в своих верховьях — типичная горная река в 3,3 сотни километров длиною. Ледяная, стремительная, каменистая. Пристанище закоренелых рыб-холодолюбов — хариуса, ленка, тайменя, сига… На верхних 250 километрах Селемджа и Зея во всем — как сестры-двойняшки.
В низовьях своенравная Зея то упирается в белые горы правобережья, то уходит в степные просторы равнины с левого берега. Белые скалы, белые косы и дно из белого песка. Даже острова в белых берегах. Множество проток, заливов, озер, стариц, притоков. Зея здесь гораздо спокойнее, чем Амур выше слияния. В ней много сазана, толстолоба, сома, щуки, обычны косатки, белый лещ, оба вида красноперов.
В третий день стремительного знакомства с Амуром мы проплываем на своей моторке от Благовещенска, удобно приютившегося на слиянии Зеи с Амуром, до предгорного села Пашкова ровно 400 километров. Путь наш пролегает вдоль Зейско-Буреинской равнины. Пойма широченная, долина необозримая, в сети проток не всегда найдешь главное русло. Его ширина в иных местах до 1,5 и даже 2 километров. Огромные луговые острова в окантовке густых тальников, песчано-галечных кос и отмелей, множество больших и малых озер, в которых нашего «прославившегося» в послевоенные годы ротана-головешки уже не может не быть: они тихие, щедро прогреваемые, заросшие, тинистые. Вероятно, здесь уже появились тропические змееголовы, упорно именуемые местными рыбаками угрями.
Ну а с русловой рыбой на этом участке мы познакомились на рыбачьей тоне в тихий полуденный зной. Большой невод рыбаки заводили с просторной косы на глубокий плес. Ячея-тридцатка позволила всей рыбьей мелочи преспокойно улизнуть, отцедив в мотню лишь крупную рыбу. И заполнил улов центнеровую бочку: караси, сазаны, щуки, сомы, кони-губари, косатки-скрипуны, плети, амурский жерех… Больше всего первых четырех, а большинство косаток сквозь ячею-тридцатку, конечно, проскользнуло.
Попытаемся же оценить этот улов: явное преобладание рыб равнинных рек, но в сравнении с «прихабаровским» комплексом улов заметно беден и числом видов, и количеством особей. Мне подумалось, что таким неводом в 200 километрах выше Хабаровска можно было бы вытянуть раза в 2–3 больше.
Бурея обликом — что Зея, только меньше: ее длина с Правой Буреей 739 километров, водосбор — 71 тысяча квадратных километров. До места строительства ГЭС она во всем сродни Зее в низовьях, а выше — мало чем отличается от верховьев той же Зеи и Селемджи. Слившись с Буреей, Амур стал многоводнее, шире и тише — скорость течения всего 4–5 километров в час. Очень просторная, густо иссеченная всевозможными водоемами, во многих местах заболоченная пойма, которой, кажется, теперь не будет конца и которая лишь немного изменится к Хабаровску.
А на закате весь этот простор уперся в невысокие, но крутые отроги Малого Хингана. Амур тут быстро сузился, собрался в тугое, глубокое единое русло, как бы насторожился и глухо загудел. Сразу за селом Пашковом он, ударился в скалы и, не осилив их, круто и шумно завернул на 150 градусов к югу.
Всю ночь мы, примостившись на узенькой террасе, слышали, как он плещет, гудит и ярится, и в памяти живо всплывали такие большие норовистые горные реки, как Зея, Бурея, Хор, Большая Уссурка, Анюй… Задавались вопросом: что теперь изменилось в рыбьем населении рек? Можно было предположить, что не милы эти места тиховодным карасям и им подобным — тем, кому жизненно необходима широкая, регулярно затапливаемая пойма, — сазану, белому амуру, лещам, щуке…
В первый утренний час четвертого дня мы обгоняли Амур на его прямой стремнине в окружении пологоувалистых гор, заросших кедрово-широколиственным лесом. Виделось много густых дубняков, и разнопородные широколиственные леса были, а на лесосеках и гарях угнездились мелколиственные — березняки да осинники. И это радовало: мы вплывали в зону уссурийской тайги. Были основания думать, что в мире рыб тоже произойдут соответствующие изменения: ведь в природе, как известно, все взаимосвязано.
Прижимаясь правым берегом к сопкам, имел здесь все же Амур левобережную пойму с долиной и, стало быть, кое-какой простор. Но они исчезли к исходу первого утреннего часа плавания. От села Радде началась Хинганская «труба». Сжатая высокими скалистыми берегами до 400 метров, еще совсем недавно широкая, напрочь лишенная долины, река загудела звонко и яростно. Наткнувшись на неодолимые каменные тверди, она заметалась, заизвивалась кривунами, и за каждым из них открывались дивные пейзажи. И так плыли полторы сотни километров. А у Екатерино-Никольского река вырвалась из горных теснин и снова успокоилась, и опять широко и расслабленно растеклась, легко раздвинув низкие берега начавшейся обширной Средне-Амурской низменности.
Здесь самая южная излучина Амура, прогибом которой он достигает широты Южной Украины и Молдавии. Разлившийся и после Хинганской «трубы» заметно уменьшившийся в глубинах Амур в этом районе летом хорошо прогревается, и именно на этом участке реки в царстве рыб начинает формироваться сложный ихтиологический состав.
Посмотрите, как много здесь становится рыб, родиной которых являются равнинные реки Китая: черный амур и лещ, монгольский краснопер, пестрый толстолб и пестрый конь, желтощек, «южные» пескари — Солдатова и длинноусый, экзотические вьюны лефуа и лептобоция. И даже настоящие тропические рыбы — змееголов и косатка-крошка здесь оказываются завсегдатаями тихих водоемов… Особенно много этих «южан» в районе ниже устья Сунгари — самого большого притока Амура. Могучий поток с юга приносит теплые воды — на 2–3 градуса теплее амурских — из жаркой Маньчжурии.