«Андрей Сизов из тех людей, кто слабо чувствителен к боли. Такому можно иголки под ногти загонять, он все выдержит. А Каверин слишком нервный, горячий. Я еще тогда сомневался, оставлять его в группе или отчислить. Лучше было бы, если бы тогда отчислили. Андрей сам на такое не пошел бы, скорее всего напились, завязалась потасовка, а он оказался рядом, тут и сработало чувство локтя, „наших бьют!“. И наверное, вступился, хотя, черт его знает, они же прошли Чечню. Там крыша у кого хочешь поедет».

– Послушай, Андрей, – тронул за плечо Мещерякова Забродов, затем наклонился и прокричал ему в самое ухо. – Когда они вернулись?

– Три недели назад, – и полковник Мещеряков для верности показал три пальца, хотя Илларион Забродов понял по губам, что речь идет не о трех днях.

– Чем они занимались? Какое было задание? – кричал на ухо Забродов.

Мещеряков развел руками:

– Знаю одно – проводили захват.

– Понял, – кивнул Забродов.

Вертолет медленно пошел на снижение. Возле шоссе стояло несколько автомобилей, расхаживали люди в бронежилетах и в касках. Вертолет высветил прожектором место для посадки, медленно опустился. Лопасти еще продолжали вращаться, еще подрагивал корпус, а Забродов и Мещеряков уже выскочили на засыпанную гравием площадку и, пригибаясь, побежали к машинам. Полковнику Мещерякову махнул рукой милицейский чин, указывая на «форд» с мигалкой:

– Вот, товарищ полковник, машина вас доставит на место.

Мещеряков с Забродовым вскочили в салон, майор сел впереди рядом с водителем. Взвыв сиреной, «форд» выскочил на шоссе и помчался к кольцевой. Теперь уже можно было поговорить по телефону.

– …

– Мещеряков говорит, – кричал полковник, – какие изменения?

– …

– Все по-прежнему?

– …

– Едем, скоро будем. Мы уже возле кольцевой, мы уже на кольцевой.

– Ты еще о каждом нашем шаге докладывай, – толкнул локтем в бок Мещерякова Забродов.

Тот спрятал телефон в карман и мрачно произнес:

– Там уже журналисты появились, телевидение с камерами. Как только узнают?

– Значит, шума много наделали, – и Забродов замолчал, глядя в стекло.

– Ты уже придумал что-нибудь? – поинтересовался Мещеряков.

– Что бы я сейчас не придумал, все равно случится по-другому. Приедем на место, сразу куча неожиданностей обнаружится. Не мешай, – Илларион отстранился и потер виски, затем улыбнулся. – У меня, Андрей, день сегодня тяжелый выдался. Я пробежал, прополз, прошагал тридцать километров. Ты, полковник, представляешь себе, что такое тридцать километров с полной выкладкой?

– Представляю.

– Наверное, ты в последний раз лет десять тому назад преодолевал такое расстояние.

– Да нет, я в этом году кросс бегал, чуть не сдох после.

– Тебе легче, – Забродов открыл карман камуфляжной куртки, вынул пачку сигарет, щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. – Первая за этот день, только сейчас потянуло закурить.

– Значит, немного отошел.

– Нет, это от нервов.

Илларион провел ладонью по одному плечу, по другому, словно смахивал пыль с погон, на которых не было звезд. Куртка старая, потертая, местами порванная. Но на Забродове она сидела так, как сидит на дипломате хорошо скроенный смокинг.

Гараж Каверина располагался почти на самом выезде из Москвы. «Форд» остановился перед первой полосой оцепления. Два автоматчика заглянули в машину, майор милиции перекинулся с ними парой фраз, и машину пропустили дальше. Она остановилась под стеной двухэтажного, силикатного кирпича дома, в котором располагался шиномонтаж и магазин по торговле импортными автозапчастями.

– Гараж за домом, – сообщил майор, когда Мещеряков и Забродов вышли из машины.

Тут же появился генерал Глебов. Он поздоровался с Забродовым за руку и строго посмотрел на Мещерякова, словно бы хотел сказать – почему так долго? Военные стали возле машины, генерал Глебов разложил на багажнике нарисованный от руки маркером план участка.

– Вокруг на крышах снайперы, – сообщил генерал Глебов.

– Я их уже видел, – ответил Илларион Забродов.

– Вот это гараж, – он указал пальцем на маленький квадратик на плане, отмеченный красным кружком и крестиком. – К гаражу не подходит никаких коммуникаций, кроме электричества и водопровода, – говорил генерал.

– Извините, – перебил его Забродов, – дети живы, с ними все в порядке?

– Пока да. В гараже смотровая яма, погреб. Гараж большой, капитальный, ворота железные, широкие, такие сразу не выбьешь. Окон нет, лишь проемы, заложенные стеклоблоками. Мы вели с ними переговоры, сейчас они наотрез отказались от общения, выставили ультиматум: если через час, а уже прошло двадцать минут, им не пообещают, что самолет ждет их на взлетной полосе, они взорвут гараж, себя и детей.

– Чем взорвут? – – В гараже есть взрывчатка, во всяком случае, они так говорят. Тут беседовали с соседями по гаражам, они утверждают, там две бочки с бензином. Машину Каверин продал, гараж был пустой.

– Хреново, – сказал Забродов, абсолютно потеряв интерес к плану.

Он вышел за машину, выглянул за угол. Виднелись омоновцы, занявшие позиции, кто за машиной, кто за зданием. Все они были в касках, в бронежилетах, от этого казались неповоротливыми и неуклюжими. Гараж ярко заливал свет, строение располагалось отдельно, участок был выделен не так давно, часть гаражей была еще не достроена.

Забродов присел на корточки, закурил, задумчиво глядя на недавно покрашенные железные ворота. А затем словно попросил о небольшом одолжении:

– Надо прожектора выключить. Зачем их слепить, только злим.

Через тридцать секунд прожектора погасли, лишь горел фонарь на столбе, тускло освещая недостроенные гаражи и коричневую железную дверь с номером пятнадцать. Забродов уже успел рассмотреть то, что ему надо было. Вентиляционная решетка в гараже была выбита изнутри, валялась на неестественно желтом с черными пятнами солярки песке.

Из вентиляционного отверстия при необходимости можно было вести прицельный огонь, не хуже чем из амбразуры. Подобраться к гаражу незамеченным было невозможно, вокруг открытое пространство, да и подбираться не имело смысла – как вовнутрь проникнешь? Нет окна, чтобы выбить, а начни высаживать ворота, так на это уйдет несколько минут, успеют взорвать.

– Им пообещали что-нибудь?

– Да, пообещали предоставить самолет, если выпустят детей.

– А они, конечно, сказали, что полетят вместе с детьми?

– Верно, – кивнул генерал Глебов.

И тут появился полковник ОМОН в бронежилете, в каске с поднятым стеклянным забралом. Полковник был зол, на груди висел автомат, в руке он держал рацию, стоял в каске с поднятым забралом.

– Выучили, сволочей! – зло сказал он с легким южным акцентом. – Двух моих ребят положили. Наши в ярости, если дорвутся до них, растерзают на месте.

Мне так и сказали – мы до этих мерзавцев доберемся.

Если бы не дети, мы бы давно их в порошок стерли.

– Если бы не дети… – задумчиво произнес Забродов. – Злость – плохой помощник.

К генералу Глебову полковник ОМОН испытывал какое-то уважение, а вот Забродов, спокойно сидевший на корточках с зажженной сигаретой в зубах, вызвал у него приступ ярости.

– Ты кто такой?

– Илларион Забродов, – не поворачиваясь к полковнику, представился инструктор ГРУ и выпустил легкое облачко дыма.

– Какой такой Забродов? – крикнул полковник, отчего акцент стал более явным, и топнул ногой.

– Тише, полковник, не горячись, это инструктор, – шепотом сказал генерал Глебов.

– Это он выучил убийц?

Мещеряков мягко взял милицейского полковника за локоть и, глядя ему в глаза, сказал:

– Лучше бы он выучил твоих бойцов, тогда бы мы все не сидели здесь.

На другом конце оцепления вдруг ярко вспыхнул свет.

– Кто зажег? – спросил Забродов.

Мещеряков посмотрел на полковника, тот тут же воспользовался рацией.