Любому исследователю японской литературы и культуры, независимо от того, какой период составляет главный интерес его деятельности, своеобразным ориентиром всегда служит эпоха, получившая название эпохи Хэйан (IX—XII вв.). Это было время грандиозного литературного строительства, и наследие Хэйана стало своего рода пиком, с которого различимы главные вехи прежнего пути японской словесности и откуда прозреваются многие тенденции грядущей литературы Японии вплоть до нынешних дней. Именно Хэйан на многие века определил главные литературные эталоны, телеологию основных поэтических приемов, строй литературных вкусов, специфику мировоззрения.

С исторической точки зрения эта эпоха, последовавшая за эпохой Нара (VIII в.), была для страны четырьмя веками мира (хэйан — «мир», «покой»). У власти стояли сменявшие друг друга регенты из знатного дома Фудзивара — семьи крупных землевладельцев, занимавших важнейшие государственные посты. Императорам и принцам крови предписывалось брать жен только из этого рода. Регентство Фудзивара означало политическую и экономическую гегемонию аристократии.

Большинство исследователей подчеркивают контраст и несоразмерность культурного и социального развития, сохранившиеся на протяжении столетий Хэйана.

Эта эпоха с политическим устройством на китайский манер, с блестящей столицей и далекой, почти не существующей для придворного аристократа провинцией и в области культуры представляла собой сложное, противоречивое явление. Япония того времени являет удивительный пример гетеродоксии: уже на ранних стадиях складывания единой культуры совокупность древнейших японских верований — синтоизм — становится субстратом буддийской метафизики и психологии, магической практики инь-ян, в разное время испытывает влияние ритуалов и техники даосизма, философии и религии Конфуция.

Н. И. Конрад писал: «Нет ничего более парадоксального в Японии, чем картина культуры этой эпохи (эпохи Хэйан. — Л. Е.): с одной стороны, блестящее развитие цивилизации, высокий уровень просвещения и образованности, роскошь и утонченность быта и обихода; необычайное развитие общественных взаимоотношений, сложный и многообразный политический аппарат, процветание искусства и ни с чем не сравнимый блеск литературы, а с другой — упадок технический и экономический, огрубление нравов, иногда граничащее с одичанием, невежество и воистину бедственное положение народных масс. В эпоху „Хэйан“ рядом стоят: варварство и утонченность, роскошь и убожество, высокая образованность и невежество… изящный экипаж и непроходимые дороги, блистательный дворец и утлая хижина… Век самых разительных контрастов, самых несовместимых противоположностей, равных которым не знала японская история»[1].

В это время японская словесность, развиваясь в условиях «закрытой» для внешних сношений страны, обретала целостность и оформленность на основе традиций народной поэзии, достижений различных религиозно-философских учений, причудливо сочетавшихся в мировоззрении образованной аристократии. Позади были летописно-мифологические своды (Кодзики, 712 г.; Нихонги, 720 г.), «Описания нравов и земель» разных провинций страны (Фудоки, 713—728) и монументальный труд — поэтическая антология Манъёсю (60—70-е годы VIII в.), вобравшая и зафиксировавшая опыт народной и авторской поэзии. Во время празднеств при храмах звучали тексты древних молитвословий норито, запечатлевшие не только отдаленный этап культурного сознания, но и архаическое состояние языка, торжественные и медлительные старинные ритмы, более не повторившиеся в истории традиционной поэзии Японии.

Эпоха Хэйан дала интереснейшую и многообразную литературу, ориентированную на специфический эстетизм и проникнутую принципом моно-но аварэ — «очарование вещей». Это было время смелого новаторства и оформления нового в канон, время владычества пятистиший — танка — и становления лирической прозы, давшей в XI в. знаменитый роман Мурасаки-сикибу Гэндзи-моногатари. Эпоха породила множество лирических дневников, повествований, семейных поэтических сборников, центром которых долгое время оставалось пятистишие — танка.

В то время в среде придворной аристократии Хэйана литературная практика была настолько связана с повседневной жизнью, что нередко границы между законами творчества, этикета и быта оказывались размытыми. Литературные удачи становились залогом продвижения по службе и успеха в любви. Можно считать, что почти все носители придворной культуры Хэйана в той или иной степени были активными творцами поэзии, знатоками поэтических традиций и мастерами экспромта, автор превращался в читателя, читатель — в автора. Иногда тема стихотворения задавалась, иногда ее диктовали обстоятельства. Нередко сложить экспромт требовалось по ходу разговора, чтобы познакомиться с дамой или поделиться своими переживаниями с другом и т. д. Эстетизированность жизни, расцвет поэтических турниров, записи танка на ширмах — все это со временем должно было привести к развитию рационального начала в поэтической технике, но эта тенденция стала реализовываться несколько позже. Преуспевшие в искусстве слагать тонкие и изящные стихотворные экспромты приобретали репутацию остроумцев, вокруг них складывались анекдоты и легенды. Такие истории имели устное бытование, иногда записывались, и потом материалы для рассказов подобного рода черпались из уже существующих письменных источников — различных поэтических антологий, сборников какого-либо дома, черновых записей танка и т. д. Видимо, Ямато-моногатари складывалось из таких же историй, называемых ута-моногатари, т. е. повествований (моногатари) о том, как, кем и при каких обстоятельствах была сложена та или иная танка (ута). Эти эпизоды лишены заголовков в отличие от легенд (сэцува), отдельные истории в памятнике не нумерованы. Видимо, в оригинале не было дано распределения по эпизодам, текст был написан подряд и разделение вырабатывалось постепенно, с вынесением стиха в отдельную строку и с последующей обработкой текста более поздними переписчиками. Еще позже ввиду научных нужд, вероятно в интересах исследования памятника, было проведено деление на эпизоды (дан), более или менее четко установлена их последовательность.

Фудзивара Киёскэ (1104—1177), поэт и филолог, в Фукурососи, произведении конца периода Хэйан, писал о Ямато-моногатари: «Есть много книг, и они не одинаковы». В японских литературоведческих трудах эти списки, хранящиеся ныне в храмах и библиотеках Японии, принято делить на три основные группы. Большая часть списков принадлежит к I группе — группе дома Нидзё (названия групп даны по наиболее репрезентативным спискам, в данном случае по рукописи, относящейся к дому Нидзё, ведущему начало от Фудзивара Тамэудзи). В эту группу входят: 1) книга Тамэудзи — два тома малого формата, первоначально, должно быть, представлявшие собой один том. На странице умещено по 11 строк, текст написан на золотой парче зеленого цвета с узором в виде цветов хризантемы. Танка расположены в две строки. Приписок после текста не имеется, недостающие и испорченные места явно восполнены и дописаны; 2) книга Тамэиэ (Фудзивара Тамэиэ — сын знаменитого поэта и филолога Фудзивара Тэйка). В ней отсутствует 70% текста, имеющегося в других списках, кроме того, 20% текста не имеет аналогий в иных книгах, и 10% содержат сильно отличающиеся варианты. Список представляет собой среднего размера том на бумаге из золотой парчи, количество строк на странице колеблется от 7 до 11, танка записаны в две строчки. Приписка в конце тома свидетельствует о том, что Тамэиэ в 1-м году Котё (1261 г.) сделал этот список с книги, находившейся во владении семьи; 3) подгруппа книг Каритани, состоящая из нескольких единиц (одна книга после 132-го эпизода пострадала от влаги) и в основном близких к следующей группе; 4) подгруппа рукописей годов Канги (1229—1232), к которой принадлежат шесть основных списков; 5) подгруппа рукописей годов Тэмпуку (1233—1234), состоящая из двух списков, один из которых до 139-го эпизода отсырел и почти неразборчив; 6) подгруппа книг Кацура-но мия, состоящая из большого числа рукописей, самая представительная из которых — рукопись Кацура-но мия; 7) подгруппа перечней танка, состоящая из пяти основных книг; 8) подгруппа различных списков, включающая большое число рукописей.