И тем не менее, если в Европе описанные в романе сцены могли все же показаться игрой воображения, а действующие в них лица – продуктом неудержимой выдумки, то у мыслящих американцев не было ни малейшего сомнения в правдивости изображенных людей и событий. Они не раз бывали в описанном в романе поселке, купались в тех водах, по которым плыл в своем легком каноэ Джон Могиканин, наблюдали лесной пожар, подобный случившемуся в романе. «Пионеры», – отмечал в этой связи рецензент «Портфолио», – преподносят нам эти картины, изображенные с такой сочностью и яркостью, что читатель оказывается как бы в центре происходящего и лично знакомым с каждым действующим лицом».
Глубокое понимание человеческих характеров, умение правдиво изобразить их, мастерство в описании природы, чисто американский патриотизм, проявившиеся в «Шпионе», нашли свое дальнейшее развитие в новом романе Купера. Но самым крупным достижением писателя явилось создание образа старого охотника Натти Бампо – Кожаного Чулка, образа, который сделает имя писателя бессмертным. А ведь в «Пионерах» Натти отведена далеко не центральная роль, и героическая сущность его натуры становится ясной только к концу романа.
Ряд критиков отмечали истинное значение этого типично американского образа. Так, рецензент лондонского журнала «Ретроспектив ревью энд хисторикел энд антик-вариэн мэгезин» писал: «Натти проникает в наше воображение, подобно навязчивой аномалии, а покидает нас, словно мечта, удаляясь за уходящим солнцем, оставляя читателя своим другом навечно».
И тем не менее трагизм этого образа для многих оставался загадкой. Моральный кодекс Натти Бампо настолько не соответствовал укоренившимся обычаям и нравам средних американцев, что они воспринимали его как чистую выдумку автора. Конечно, передовые люди своего времени, такие, как известный философ и писатель Ральф Уальдо Эмерсон или литератор Ричард Г. Дана-младший, понимали и значение романа в целом для становления национального характера, и роль в этом образа Натти Бампо. К сожалению, ни тот, ни другой не высказали свои мысли публично в момент появления «Пионеров». Но вот что писал 2 апреля 1823 года поэт Ричард Г. Дана-старший в частном письме автору романа по поводу образа Натти:
«Величественный и возвышенный, как он изображен, – это ничуть не отступление от правды. Читаем о нем в книге, пронизанной вдохновением, смотрим на эту картину и представляем себя. Но, увы, слишком немногие ощущают это вдохновение – и даже то, что содержится в другой книге, ниспосланной нам самим богом. Не получивший образования разум Натти, представший перед нами в выражениях, присущих низшим классам, в соединении с врожденным красноречием плюс его уединенная жизнь, его почтенный возраст, его простота в сочетании с деликатностью – все это создает благородное и весьма специфическое чувство восхищения, сожаления и беспокойства. Его образ создан на такой высокой ноте, что я опасался, сумеет ли эта нота быть выдержанной до конца. Но он растет в наших глазах до самой заключительной сцены, которая, вероятно, является самой лучшей, и уж, конечно, самой трогательной во всей книге. Один из моих друзей сказал об уходе Натти: «Как бы мне хотелось уйти вместе с ним».
Читатель может только догадываться, как и где провел свою юность и зрелые годы Натти. Он предстает перед нами на склоне лет, но все еще сохранивший детскую доверчивость, открытость, нежелание и неспособность понять всю глубину происходящих в жизни перемен. Душой и мыслями Натти принадлежит уходящему прошлому, но своей реальной жизнью, своими действиями он невольно прокладывает путь буржуазной цивилизации, которую сам он не может воспринять. Он – «один из первых среди тех пионеров, которые открывают в стране новые земли для своего народа». И тем величественнее и значимее становится этот простой человек. На эту особенность образа Натти указывал А.М. Горький: «Он всю жизнь бессознательно служил великому делу географического распространения материальной культуры в стране диких людей и оказался неспособным жить в условиях этой культуры, тропинки для которой он впервые открыл. Такова часто судьба многих пионеров-разведчиков, людей, которые, изучая жизнь, заходят глубже и дальше своих современников. И с этой точки зрения безграмотный Бампо является почти аллегорической фигурой, становясь в ряды тех истинных друзей человечества, чьи страдания и подвиги так богато украшают нашу жизнь».
Столкнувшись с реальностями цивилизации, на этот раз в виде «толстого кармана судьи Мармадьюка Темпла» да «кривых путей закона», потеряв своего последнего друга Чингачгука, Натти выбирает единственный приемлемый для себя путь – уход дальше на Запад. Его не прельщают ни удобства цивилизации – они органически чужды ему, ни предложения молодой четы Оливера и Элизабет провести остаток жизни безбедно вместе с ними. Но Натти, по его словам, рожден, чтобы «жить в лесной глуши».
Оливер и Элизабет от души сочувствуют обнищавшим и обездоленным могиканину и Кожаному Чулку, но не могут, не способны понять ту высшую человечность, которая движет всеми поступками Натти. И он уходит на Запад, навстречу трудностям и невзгодам, которые, по его словам, и являются «самой большой радостью, какая еще осталась у меня в жизни».
В одной из своих статей Купер отмечал, что действующий писатель, чтобы «поддерживать свою репутацию», должен или «возделывать новое поле, или же собирать более богатый урожай со старого». Сам он все время переходил на новое поле и возделывал его так, что получаемый им урожай был намного богаче того, что собирали другие с уже освоенных полей. Это относилось к «Шпиону» и в полной мере относится и к «Пионерам», и к другим романам писателя, о которых мы будем говорить дальше.
Впоследствии, когда были созданы четыре других романа пенталогии о Кожаном Чулке, критики не раз задавались вопросом: почему Купер начал свою серию с конца. Одно из объяснений заключалось в том, что в этот период жители восточноамериканских штатов, избавившиеся от угрозы индейских племен и покончившие с переселенцами-скваттерами, испытывали ностальгию по уходящим временам и нуждались в произведениях, которые бы запечатлели это уходящее навсегда прошлое. Натти Бампо и Чингачгук и явились зримым воплощением этой тоски по тем не таким уж далеким дням, когда в цене были простые человеческие достоинства – смелость, самоотверженность, доброта, стремление прийти на помощь ближнему.
Купер сумел рассмотреть возможности, скрытые в этих двух простых представителях не такого уж отдаленного американского прошлого, и сделал их героями еще четырех своих романов. При этом с каждым новым романом, за исключением «Прерии», герои становились все моложе и уходили все дальше в глубь лет и лесов. Такой порядок написания романов дал повод небезызвестному литератору Д.Г. Лоуренсу – англичанину, долгие годы прожившему в Америке, – заявить, что серия романов о Кожаном Чулке в порядке их создания является «декрещендо реальности и крещендо красоты». Оставим это красивое музыкальное утверждение на совести маститого, но далеко не бесспорного критика. Отметим лишь, что в последующих по времени написания романах серии о Натти Бампо – Кожаном Чулке реальность ничуть не уменьшается. Каждый из них создан на почве реальных фактов, отражает реальные черты описываемого периода, а все вместе они воссоздают реальную картину целой эпохи американской истории.
Чарльз Уайли, нью-йоркский издатель книг Купера, в 1823 году испытывал финансовые трудности. Чтобы помочь ему, Купер написал два небольших рассказа, которые и были изданы под названием «Истории для пятнадцатилетних» под псевдонимом Джейн Морган. Истории эти – «Воображение» и «Сердце» – типичные высокоморальные сентиментальные рассказы в духе душещипательных историй модных английских писательниц. Оба рассказа выдержаны в традициях сентиментальной прозы и не делают чести перу такого неординарного писателя, каким к этому времени уже стал Купер.
Интересы Купера в этот период не ограничивались только литературным трудом. Он вместе с издателем Чарльзом Уйали и Чарльзом Гарднером участвовал в выпуске журнала «Литерари и сайентифик репозитери», пытаясь превратить его во влиятельное ежеквартальное издание. Много времени уделял он и ежедневной газете «Пэтриот», владельцем и редактором которой был Ч. Гарднер. Он часто встречается в книжном магазине Уайли с редакторами нью-йоркских газет, финансистами, адвокатами. Несколько раз ездит в Бостон навестить своего друга морского офицера Уильяма Брэнфорда Шубрика, с которым он подружился во время службы на корабле «Оса-18». С годами их дружба крепла. Купер всегда с интересом выслушивал рассказы Шубрика о последних событиях на флоте. Он ценил ум, чувство юмора и щедрость своего друга.