Купер, безусловно, хорошо понимал расовые проблемы, стоящие перед молодым американским государством. В своей публицистической работе «Американский демократ» (1838 г.) он, в частности, писал: «Неизбежно придет день, когда рабство в Америке исчезнет. И когда этот день наступит, две расы будут обитать в одном и том же районе. Их чувства будут преисполнены неискоренимой ненависти… Борьба между этими расами превратится в войну на уничтожение. Этот судный день можно отсрочить, но избежать его невозможно».

Таким образом, не исключено, что судьба Ункаса и Коры в романе была определена общим взглядом писателя на развитие расовых отношений в стране. Сам чуждый расовых предрассудков, он в то же время не видел будущего для междурасовых браков, и его понимание действительности не позволило ему привести историю отношений Ункаса и Коры к счастливому концу. В то же время в силу тех же причин любовь метиски Коры к майору Хейворду также не могла быть счастливой. Поэтому в романе, в точном соответствии с исторической правдой, гибнет не только Ункас, но и Кора, а майор Хейворд находит свое счастье с англичанкой Алисой.

Совсем другое дело бескорыстная мужская дружба между Натти – Соколиным Глазом и Чингачгуком – Мудрым Змеем. Правда, читатели «Пионеров» уже знали, что и она трагически оборвется: Чингачгук погибнет в огне пожара, а Натти, одинокий, не понятый своими соотечественниками и сам не способный понять их, отправится заканчивать свой век дальше, на Запад, туда, где пока еще сохранились девственные леса.

Вышедший в феврале 1826 года, роман «Последний из могикан» был сразу же с энтузиазмом встречен читателями, восторженно отзывавшимися о новой книге писателя. И дело здесь было не только в таланте Купера-рассказчика, в его умении все время держать читателей в напряжении. Этими качествами, как известно, отличался и предыдущий роман писателя – «Лайонель Линкольн», однако книга не имела читательского успеха. Необычайный успех «Последнего из могикан» объяснялся прежде всего типично американскими образами его главных героев.

В новом романе Купера разнообразие человеческих характеров проявлялось и усиливалось типично американскими условиями и событиями, хотя в основе действий всех без исключения героев романа лежат чувства древние как мир – любовь и ненависть, благородство и мстительность, честность и коварство, долг и предательство. Показанные в обычных американских условиях и на чисто американской почве, чувства эти и их проявления подчеркивали не только естественность их носителей, но и их исключительную американскую самобытность. Герои книги и их действия были типично американскими, немыслимыми ни в какой другой стране. Именно в этом неоценимая заслуга автора романа, сумевшего еще раз на почве американской действительности создать подлинно художественное произведение, которое, будучи американским, в то же время явилось и общечеловеческим достоянием.

Однако некоторые рецензенты подвергли сомнению как правдивость описанных в романе событий, так и достоверность его действующих лиц. Прежде всего это относилось к образам индейцев. Губернатор Мичигана Люисс Касс утверждал на страницах «Северо-американскоского обозрения», что герой романа – «это индеец, вышедший из школы миссионера Джона Г.Э. Геквелдера, а не из школы жизни…». В другой статье в том же журнале он продолжил свою мысль, заявляя, что «Его Ункасы… не имеют реальных прототипов в наших лесах».

Подобной точки зрения придерживался и известный критик Уильям Говард Гардинер, чья обширная статья о последних романах Купера была опубликована в июльском номере «Северо-американского обозрения» за 1826 год. Индейцы Купера, утверждал Гардинер, «…Никак не списаны с жизни, это создания поэтического мозга, смутное видение возбужденного воображения… Автор целиком положился на описания энтузиаста и мечтателя Дж. Геквелдера, чей труд – всего лишь панегирик достоинствам его любимого индейского племени и содержит наряду со множеством интересных фактов чистый вымысел… Мы были бы рады узнать, к примеру, в каком племени и в какой период индейской истории процветал такой цивилизованный воитель, как Ункас?..»

Интересно отметить, что тот же Гардинер в своей предыдущей статье о творчестве Купера («Северо-аме-риканское обозрение», июль 1822 г.), явно обращаясь к писателю, выражал надежду, что «мы действительно надеемся увидеть тот день, когда более сложное творение – современный исторический роман – будет воздвигнут во всей своей самобытной элегантности и мощи на американской почве и из чисто американских материалов».

И вот теперь, когда такой современный американский исторический роман наконец-то появился, тот же критик не сумел разглядеть в нем именно то творение чисто американского происхождения, за создание которого он сам еще не так давно ратовал. Гардинер забыл и о том, что именно ему принадлежал совет Куперу при описаниях индейцев опираться на труды не кого-нибудь иного, как Джона Г.Э. Геквелдера.

Конечно, Купер в известной мере идеализировал своих индейцев. Как отмечали американские литературоведы, он превратил конец XVIII века в свое «романтическое прибежище», в котором он с радостью поспешил укрыться. Прошлое он видел смягченным дымкой времени. «Сумерки – могучий волшебник, – подчеркивал известный историк американской общественной мысли В.Л. Паррингтон, – и Купер поддался волшебству сумеречного освещения, окружавшего мягким ореолом хорошо знакомое ему прошлое».

Некоторые рецензенты романа сокрушались, что Ун-кас и Кора не смогли соединить свои судьбы, и считали их гибель искусственной и ненужной. Купер и сам хорошо знал, что читатели предпочитают благополучный конец: одна-две свадьбы в конце романа только прибавляют книге притягательности. Однако писатель предпочел не подлаживаться под читательские вкусы, а следовать исторической правде жизни, как он ее понимал и видел.

Это следование исторической правде характерно для всего романа. Замысел писателя заключался не в том, чтобы достоверно показать конкретные перипетии Семилетней войны между англичанами и французами за владение колониями, а в том, чтобы отразить историческую трагедию индейских племен, «исчезающих под напором или вторжением цивилизации, как опадает листва их родных лесов под наступлением мороза». Купер писал, что в центре романа он хотел поставить индейцев – этот «замечательный народ», – «на войне отважный, кичливый, коварный, беспощадный, готовый к самопожертвованию; в мирное время – справедливый, великодушный, гостеприимный, мстительный, суеверный, скромный и обычно целомудренный».

Читатель видит, как под напором буржуазной цивилизации исчезает многовековой жизненный уклад целого народа, как рушатся, казалось бы, незыблемые устои, на которых века зиждилось благополучие индейцев. И в этом смысле смерть красавицы Коры и храбреца Ункаса, этого «последнего из могикан», олицетворяет неизбежность трагического конца этого гордого народа, не сумевшего найти свое место в новых исторических условиях, обреченного на полное уничтожение в когда-то принадлежавшей ему стране.

«Последний из могикан» – вершина творческого гения Купера, выдвинувшая его в число тех немногих властителей человеческих дум, чье влияние и значение никак не уменьшаются с течением времени. Все новые и новые поколения читателей в самых разных странах и самого различного социального положения с душевным трепетом следят за приключениями смелого Ункаса, восторгаются храбростью Соколиного Глаза и житейской мудростью Чингачгука. Название же романа стало устойчивым нарицательным словосочетанием, получившим новую самостоятельную жизнь на многих языках.

В то время, как «Последний из могикан» печатался в типографии, Купер задумал написать еще один роман и также об индейцах. В ходе работы над «Последним из могикан» и после он, как мы уже отмечали, неоднократно встречался с группами индейцев, направлявшихся в столицу страны, чтобы «выкурить трубку мира» в вашингтонских залах власти. Ехали они из-за реки Миссисипи и рассказывали о своем житье-бытье охотно, если замечали в слушателе подлинный интерес. Купер был благодарным слушателем, он не только с интересом вникал в рассказы о незнакомой ему жизни в прериях, но и подмечал манеру поведения, обращал внимание на одежду, обувь, отмечал неожиданные вспышки злости или радости. Он выслушивал длинные рассказы об охоте на буйволов и о схватках между враждующими племенами, о лесных пожарах и бесчисленных погонях за противниками.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: