На днях исполнилось 20 лет со дня первых альтернативных выборов народных депутатов СССР. Это знаковое событие в новейшей российской истории явилось одной из первых попыток демократизации системы. Потом были и другие, но все они, в конечном счете, принесли только разочарование. Таким образом, необходимость демократизации нашей страны по-прежнему стоит на повестке дня. На чем должна основываться будущая демократия и какова роль в этом действующей конституции? На эти значимые для оппозиции вопросы дал ответ член бюро Национальной Ассамблеи Валерий Смирнов.

— Валерий Марксович, а как бы вы охарактеризовали существующую в настоящее время в нашей стране политическую систему?

— На мой взгляд, существующий в России режим — это конституционное самодержавие, в котором конституция играет роль не ограничителя прав, а описания практически неограниченных возможностей самодержца. Президент, который не относится ни к одной ветви власти — ни законодательной, ни исполнительной, ни судебной — стоит над ними всеми. При этом три ветви власти, описанные в конституции, фактически лишь обслуживают его беспредельную государственную власть, поскольку каждая из них может функционировать лишь постольку, поскольку президент позволяет ей это делать (назначит или отправит в отставку правительство, судей, Федеральное собрание, подпишет закон и т. д.). При нынешней пропорциональной избирательной системе депутаты избираются от партий, допущенных к политической деятельности Минюстом, то есть фактически получивших на нее лицензию у самого президента. Так что на самом деле никакой альтернативы действующей властной группировке избрать невозможно. Выборы стали спектаклем, где дирижирует Центризбирком, который реально является подразделением администрации президента. Прописанный в конституции импичмент президенту вряд ли осуществим даже теоретически, поскольку все прописанные в его процедуре органы власти состоят исключительно из президентских ставленников. В результате мы имеем тоталитарный режим: президентское самодержавие, припорошенное флером о разделении властей. Даже если питерская ОПГ будет отстранена от власти и вместо нее в действующий государственный механизм придут другие, пусть самые лучшие люди страны, они окажутся в той же системе президентского самодержавия.

— В чем, по-вашему, причина?

— Принципиальный дефект заложен в самой конституции. Замечу, что все существовавшие ранее политические системы России были основаны на единстве государственной власти. До революции вся полнота власти принадлежала царю-самодержцу, после — Советам, высшим органом которых в начале 90-х стал Съезд народных депутатов. Он мог принять любое решение, относящееся к компетенции любой ветви государственной власти. После переворота 1993 года была введена Конституция РФ, взявшая за основу концепцию разделения властей по аналогии с Конституцией США. Однако, провозгласив органы судебной, исполнительной и законодательной власти самостоятельными, наша конституция не предусмотрела никакого реального механизма реализации этого принципа. В США все три ветви власти не зависят друг от друга, потому что они все избираются народом. Американцы избирают глав исполнительной власти — президента, губернаторов, мэров. Кстати, президент в переводе — это председатель, то есть американцы избирают по-нашему — председателя правительства. А также депутатов всех уровней и судей, причем лично, а не по составленным кем-то спискам. Таким образом, каждый из них обязан своей должностью прежде всего избирателям, а не продвинувшей его президентской администрации, как у нас.

— В чем преимущества такого разделения?

— В свое время, когда американцы принимали Конституцию, уже было понятно, что после раздачи самых радужных обещаний, когда власть избрана, у нее в руках оказывается армия, полиция, суд, то есть весь репрессивный аппарат, который далее она может использовать, исходя из собственных интересов, наплевав на то, что она обещала. То есть ты один раз власть избрал, а дальше свободен. Дальше она начинает прессовать кого хочет и как хочет. Именно это сейчас происходит в России. Никто не оспаривает тот факт, что когда Ельцин избирался депутатом Верховного совета РСФСР, а потом президентом России, то он реально пользовался поддержкой большинства населения. Люди возлагали на него свои надежды, которые он полностью разрушил. Но отобрать власть конституционным путем у того, кто злоупотребил народным доверием, оказалось невозможным; а после государственного переворота ее стали передавать, как эстафетную палочку, наследникам, каждый из которых обладал все меньшим моральным правом на нее. А уж про доверие народа в условиях тотальной манипуляции выборами, рейтингами и телевизионным допингом и говорить нечего. Это претензия даже не к российской традиции или плохим людям, а к системе власти, проистекающей из конституции. Американцы, озаботившись тем, чтобы власть не подмяла под себя народ, решили ее разделить, считая, что три независимых ветви власти будут взаимно сдерживать возможности злоупотреблений. То есть злоупотреблениям лиц, опирающихся на одну ветвь государственной власти, смогут противостоять другие, обладающие другой частью государственной власти и не зависящие от первых.

— Почему в таком случае в нашей Конституции нет главного, механизма разделения властей?

— Очевидный ответ состоит в том, что народовластие не нужно властям предержащим, оно нужно самому народу. Я не знаю ни одну власть, ни на Востоке, ни на Западе, которая бы хотела контроля над собой. В США, например, за 200 лет практического применения Конституции произошла определенная адаптация властей к условиям, прописанным в ней. Им удалось создать некую практику ее применения, которая бы ограничивала всевластие народа. Две партии ловко поделили власть между собой, перебрасывая ее от одной партии к другой на протяжении 150 лет. Этот партийный «пинг-понг» нигде не прописан, но он существует, несмотря на то что в США имеются и другие партии, фактически отстраненные от реального влияния на политику страны. Это многих мыслящих американцев очень сильно угнетает. Сама же идея разделения властей весьма дельная. Другое дело, что если внедрять ее по-настоящему в российскую практику, то мы должны учитывать не только чей-то положительный опыт, но и то, что государственная власть пытается ему противопоставить, чтобы обуздать народовластие. Мы должны сконструировать на его основе какую-то более действенную систему. Для меня более тревожным признаком сейчас является то, что все эти очевидные вопросы, связанные с российской конституцией, до сих пор никем по существу не обсуждаются. Эта тема у нас — вроде табу.

— Возможно, проблема развития демократии обсуждается в западных СМИ?

— Я что-то ни разу еще не слышал, чтобы те же американцы, анализируя чью-либо конституцию, сказали: а почему у вас нет реального разделения властей? Я думаю, что мы этого никогда не услышим. Американская концепция демократизации в мире не должна противоречить интересам США. Для них важнее поддержка американской финансовой системы, а не степень демократичности режима. Например, сейчас обсуждается вопрос о мировой резервной валюте. Очевидно, что отхода от доллара американское правительство постарается не допустить никогда. Реальность такова, что самая прибыльная отрасль экономики США — это печатание денег, дающая на три вложенных цента 100 долларов. Это еще при условии, что их реально напечатали. А в безналичном варианте (а большинство обращающихся долларов именно такие) деньги делаются буквально из воздуха! За такой прибыльностью не угнаться никаким наркотикам. И такая халява, когда за закорючку можно купить все в мире, является полностью легальным бизнесом. Мы отдаем свои ресурсы, а взамен получаем расписку о том, что нам должны. И все! Например, в 2008 году, при стоимости барреля нефти в 150 долларов, только с 35 брались налоги в госбюджет России, а остальная часть просто уходила через всякие стабилизационные, резервные и т. п. фонды в государственные долговые обязательства США. Разумеется, такой «бизнес» вряд ли может поддержать народ России, а, следовательно, реально избранная им власть. Так что же выгоднее с точки зрения политических интересов США, иметь некое не слишком демократическое правительство, которое будет обеспечивать такую систему продажи ресурсов за воздух, или какую-то другую власть, которая будет соответствовать демократическим принципам и подчиняться интересам своего народа? Вопрос риторический, ибо ответ на него очевиден. Любопытно, что президент Обама больше не говорит о борьбе за демократию во всем мире. Это характерный штрих. И до сих пор американская борьба за демократию была довольно условной, а сейчас, похоже, вообще «выведена за скобки».